— В каком-то смысле да.
— Похоже, вы ее недолюбливали.
— «Недолюбливать» — слишком вялое и невыразительное слово, если речь идет об отношении к Милене. Окружающие либо приветствовали каждый ее поступок и тянулись к ней, либо… сторонились. — Он внимательно посмотрел на меня. — С трудом верится, что вы имели какое-то отношение к Милене: вы полная противоположность ей, насколько это вообще возможно.
А еще, мысленно добавила я, у нее был роман с моим мужем. Возможно, это и требовалось Грегу — найти женщину, с которой у меня нет и не может быть ничего общего.
— Посудите сами, — продолжал Дэвид, — вы заставили меня сменить тему и заговорить о Милене, а я хотел поговорить о вас. Милена всегда стремилась быть в центре внимания. Но вернемся к вам: Джонни сказал, что он самого высокого мнения о вас, но никак не может вас раскусить. «Скрытная и таинственная» — вот как он вас охарактеризовал.
Я принужденно засмеялась.
— Во мне нет ничего таинственного, — запротестовала я. — Я просто хочу помочь Фрэнсис, только и всего.
— Почему? — подхватил Дэвид. — Почему вы хотите ей помочь? Из любви к человечеству?
— Все гораздо проще, — объяснила я. — Мне с детства нравилось наводить порядок в своей комнате, собирать вещи, сортировать и аккуратно раскладывать. Когда я увидела, какой хаос творится здесь в офисе, я решила и в нем навести порядок. Закончу и вернусь к прежней жизни.
Дэвид пристально посмотрел на меня.
— Посмотрим, — сказал он. — Насколько я понимаю, вы уже убедились, что выйти из этой игры труднее, чем кажется.
Он говорил так невозмутимо, что я не поняла, хвалит он меня или угрожает. Продолжая просматривать вместе со мной счета и накладные, он время от времени делал замечания и вносил предложения. Его помощь пришлась кстати, но вместе с тем мне казалось, что я сдаю некий экзамен и даже не представляю, выдержу его или провалю, потому что не понимаю смысл вопросов.
Через несколько минут мне на плечо легла ладонь, на соседний стул сел Джонни. Я невнятно поздоровалась с ним, не поднимая глаз. Большего от меня не потребовалось: мужчины завели непринужденный разговор, словно меня и не было рядом. Затем они отошли в глубину комнаты и продолжали беседовать, время от времени созваниваясь с кем-то, пока часы не показали пять. Я поднялась, и Дэвид спросил:
— Не желаете выпить вместе с нами?
— Не могу, — ответила я, решив обойтись без предлогов и оправданий, против которых было бы легко возразить.
— Я еду как раз в вашу сторону. Могу подвезти, — предложил Джонни.
Пожав плечами, я вышла из офиса вместе с ним. Мы сели в его машину.
— Я решил, что тебя пора спасать, — сказал он.
— О себе я как-нибудь сама позабочусь.
— Возможно, — последовала пауза. — Но предложение подвезти остается в силе. Куда едем? Ко мне или к тебе? Я не прочь увидеть, где ты живешь. И узнать о тебе хоть что-нибудь.
Я ужаснулась, представив, как Джонни будет расхаживать по моему дому, стараясь что-нибудь узнать обо мне.
— Давай к тебе, — сказала я.
Он смотрел, как я раздеваюсь, настолько пристально, словно моя нагота могла помочь ему понять, кто я такая. Но даже без одежды, даже сплетясь в объятиях в чужой постели, я продолжала убеждать себя, что это происходит не со мной.
Потом я повернулась к нему спиной и почувствовала, как он запускает пальцы в мои волосы и гладит меня по спине.
— Для тебя это ничего не значит, да? — спросил он.
Я обернулась, вдруг почувствовав себя черствой и жестокой.
— Для тебя это ничего не значит, да? — спросил он.
Я обернулась, вдруг почувствовав себя черствой и жестокой.
— Прости, — произнесла я, — но я сейчас не в том состоянии. Работа у Фрэнсис была задумана как промежуточный эпизод. А теперь мне пора обратно в свою жизнь.
Джонни провел пальцем по моей щеке, очертил подбородок.
— Я не понимаю. А разве сейчас ты не в своей жизни?
— Мне все время кажется, что я заполняю место погибшей женщины, а это неправильно. На Милене держалась вся компания, о ней до сих пор говорят все. Да, ее требуется заменить, но это не в моих силах, даже если бы я захотела.
Джонни рассмеялся:
— Хочешь сказать, что не любишь строить из себя примадонну. Что тебе недостает хронической неорганизованности. Что ты не закоренелая эгоистка. И не умеешь манипулировать людьми. Знаешь, она считала, что похожа на киноактрису Жюли Дельпи. Конечно, никакого сходства между ними не было. Просто ей хотелось быть француженкой и вести богемный образ жизни. А еще в тебе нет ненадежности. И непорядочности.
Я придвинулась ближе и поцеловала его, но только в лоб.
— Мне пора. — Я начала торопливо одеваться.
— Но кое-что в ней было, — сказал Джонни. — Она не убегала среди ночи.
Я резко обернулась. Осознание пронзило меня.
— Ты не?.. — начала я, хотя уже поняла, каким будет ответ — и как я раньше не сообразила?
— А что?
— Почему же ты молчал?
— Хочешь сказать, я должен был заранее предупредить, что спал с женщиной, которой уже нет на свете?
Я натянула свитер через голову.
— Ты обязан был сказать мне.
— А при чем тут она? В то время мы еще не были знакомы, — повторил он, поспешно надел джинсы и свитер, спустился следом за мной по лестнице и вышел на улицу. Мы молча дождались, когда подъедет такси. Джонни открыл передо мной дверцу.
На следующее утро, придя в офис, я включила компьютер Милены и открыла почту. Когда появилось окно с просьбой ввести пароль, я набрала «жюлидельпи». Меня впустили.
«Это был сон? Ошибка? У нас будут другие попытки? Дж., хх».
Я нажала полукруглую стрелку рядом с письмом Джонни, чтобы посмотреть, что ответила Милена: «Сегодня, в 23.30 у тебя».
На следующий день: «Ты забыла чулки. Может, останешься в следующий раз?»
Ответ Милены: «Может, ты забыл, но я замужняя женщина».
Через два дня: «Боюсь, я не смогу уйти из ресторана в десять. Может, позднее? Думаю о тебе каждую минуту. Дж., хххх».
Получив в ответ краткое «нет», Джонни написал: «Ладно, как скажешь. Выбираю тебя, а не крем-брюле. В десять».
Писем было множество, я прочитала их все. Этот роман продолжался долгие недели. Обычно они встречались поздно вечером, но иногда выкраивали час-другой днем. Местом встреч служили квартира Джонни, дом Милены, когда Хьюго уезжал, несколько раз — отель. Я заметила, что если письма Джонни были эмоциональными — безумными, восторженными, сердитыми или обиженными, — то письма Милены почти всегда выглядели одинаково: краткие, практичные, часто в форме приказа или бесстрастного ультиматума. Она назначала дату, время, место — и все. Я сочувствовала Джонни и стыдилась за него: Милена не сомневалась в своей власти, в письмах к ней язвительный и уверенный в себе человек, которого я знала, становился нерешительным, зависимым, болезненно-покорным. В последних письмах его раздражение прорывалось все чаще, он бурно обвинял ее в изменах, называл лживой, расчетливой и бессердечной. Милена не удосуживалась отвечать.
В своей работе Милена была невнимательной и неорганизованной.