Лена увидела на его плече татуировку — знаменитую летучую мышь.
И тут богомол вернулся.
Ботвиник, конечно, ничего не заметил. Лена уже понимала, что может беседовать с богомолом у него на глазах, и Ботвиник об этом даже не узнает. Больше того, ее общение с богомолом шло на таких скоростях, что за время, которое потребовалось Ботвинику, чтобы подойти к ней и взять за руку, они успели обсудить довольно многое.
Сперва богомол приблизил к ней свою голову, и три его центральных глаза повторили мультфильм о том, что ей следует сделать.
Теперь это уже не казалось Лене таким страшным.
— А почему именно голову? — спросила она.
— Это общий закон мироздания, — ответил богомол. — Поедание самца всегда начинается с отрывания головы любым доступным методом. А то ты не знаешь, хе-хе, у вас же этому все женские журналы учат. И потом, с физиологической точки зрения это улучшает секс. Когда удаляются тормозные механизмы, амплитуда рефлекторно-спазматических движений становится максимальной. Например, если блокировать у лягушки высшие нервные центры, она самопроизвольно начнет совершать копулятивные фрикции. Негры до политкорректности тоже считались хорошими любовниками, потому что не так загружены тормозными программами, то есть они в хорошем смысле слова безголовые. Отрывание головы — это метафора, которая в мире богомолов воплощается через буквальную реализацию…
— Где ты только так говорить научился, — пробормотала Лена. — Откуда ты, например, знаешь слово «метафора»?
— Я ведь уже объяснял один раз, — ответил богомол. — Все эти слова знаешь ты, а я ими просто пользуюсь.
— Я половины того, что ты говоришь, даже не понимаю, — сказала Лена. — Это точно не из моей головы.
— У тебя есть компьютер? — спросил богомол.
— Есть, — сказала Лена.
— Как ты думаешь, ты узнаешь все картинки, которые на нем можно найти?
— Нет конечно.
— Вот и здесь тот же случай. Не отвлекайся. Решай быстрее.
Лена почувствовала, что действительно пора определяться: Ботвиник уже вел ее к дивану.
— Мне бы с девочками посоветоваться, — сказала она богомолу и поняла, что требует невозможного.
Но, как ни странно, невозможное оказалось возможным: все три подруги одновременно возникли в нижней части ее поля зрения — словно телевизионные сурдопереводчицы, переводящие сразу на три глухонемых языка. Вера пела про колеса любви, Кима изображала музыку, а Ася смотрела прямо на нее, перебирая губами только для вида.
— Ася, — позвала Лена, — можешь говорить?
Ася кивнула.
— Знаешь, что он от меня хочет? — спросила Лена. — Я имею в виду, не Ботвиник, а богомол?
Ася опять кивнула.
— Меня он тоже разводил, — сказала она. — С первой встречи.
— А почему ты ничего не говорила?
Ася виновато потупилась.
— Я думала, у меня одной такое безумие в голове. Стыдно было, потому что звучит уж очень дико. Но потом я домой пришла, открыла энциклопедию и прочла, что это правда. Самка богомола действительно съедает самца немедленно после… этого самого. Отрывает голову и съедает.
Лена повернулась к Вере.
— Я тоже сначала не знала, — сказала Вера. — А потом подняла информацию в интернете. Съедает, правда. Энтомологи еще шутят по этому поводу — ясно, почему богомол молится. Грехи замаливает.
Странным было то, что во время разговора с Леной Вера каким-то образом продолжала петь «Колеса любви». Возможно, вся беседа с подругами была просто галлюцинацией — но, как только Лена подумала об этом, девушки исчезли из ее поля зрения, и вопрос потерял актуальность.
Возможно, вся беседа с подругами была просто галлюцинацией — но, как только Лена подумала об этом, девушки исчезли из ее поля зрения, и вопрос потерял актуальность.
Тем более что до дивана осталось всего три шага.
Богомол опять возник перед Леной:
— Ну?
— Я не знаю, — сказала Лена и заплакала.
Плакала она, правда, только в том измерении, где общалась с богомолом. Там, где она шла к дивану с Ботвиником, за это время прошла, может быть, доля секунды.
— Что тебя смущает? — спросил богомол. — Почему ты плачешь?
— Я ведь обещала сделать ему самое хорошее, что только бывает.
— Кому? — спросил богомол.
— Ботвинику на фотографии. Поэтому он ко мне и пришел. А тут — такая жестокость…
— Ты думаешь, это жестокость?
— А что же еще?
Богомол погрустнел. Лена почувствовала, что сейчас он уйдет навсегда, и в мире останутся только приближающийся диван и старая песня «Наутилуса».
— Подожди-ка, — сказала она. — Наверно, я действительно чего-то не понимаю. Может, ты объяснишь?
— Смотри мне в глаза, — сказал богомол.
Лена опять увидела короткий мультфильм.
Перед ней было нечто похожее на залитую солнцем лужайку — ослепительное, дрожащее и переливающееся пространство, искривленное (или, может быть, выпрямленное) фасетчатыми глазами насекомого. На этой лужайке сидели два богомола, но Лена понимала, что все это чистая условность: на самом деле впереди была уже знакомая ей бесконечная река жизни, которая текла через богомолов, через солнце в небе и через нее саму.
Эта река не опиралась ни на что. Она была совершенно свободна и ничем не скована. Она существовала сама по себе. И все же она каким-то образом зависела от богомолов и от Лены.
Лена вдруг ясно поняла, что все живое — цветы, насекомые, птицы, звери и даже люди — существует не для себя, не просто так, а с одной-единственной целью — чтобы у этой великой реки было русло. Все живое и было этим руслом. Но в то же время оно было и рекой, которая загадочным и невыразимым образом текла сама в себе, как не текут земные реки.
Лена увидела, как строится русло. Все произошло у нее на глазах: два богомола соединились друг с другом, чтобы дать начало новой жизни. А потом, когда таинство завершилось, один из них сделал другому самое лучшее, что мог — отпустил его на свободу, и та часть великой реки, которая раньше текла сквозь него, высвободилась и стала течь сама через себя, что и было высшим возможным счастьем, никаких сомнений на этот счет у Лены не осталось.
— Понимаю, — прошептала она. — Понимаю теперь. Выходит, это совсем не жестокость, а наоборот?
— Жестокость, — ответил богомол, — это удерживать здесь слишком долго. Быть живым означает рыть русло. А уйти — означает стать рекой, которая по нему течет.
— Но почему никто из людей про это не знает? — спросила Лена. — Надо вернуться и всем рассказать!
— Во-первых, — рассудительно ответил богомол, — тот, кто хочет знать, узнает и без тебя. А во-вторых, вовсе не надо рассказывать об этом всем подряд. Это плохой поступок. Глупый и смешной.
— Почему?
— Ну как ты не понимаешь. Потому что великая река и без тебя знает, что она такое. Но иногда она хочет немножко побыть проституткой, или кошкой, или геранью в вазе. Или даже заглянуть одним глазком в место вроде вашего города. И зачем ты будешь объяснять ей, что она такое на самом деле? Так ты испортишь ей все удовольствие от прогулки.
— Понимаю, — прошептала Лена. — Значит, богомолы просто помогают друг другу вернуться домой.