Меня начали одолевать мысли о том, как высоко мы сейчас находимся, о скалах и утесах, о гряде холмов, отделяющей нас от города, когда он вдруг спросил:
– Здесь вся местность такая плоская, да? Я внимательно посмотрела на него.
– Скучаете по дому, Сувиндер?
– Пожалуй, да, немного скучаю. – Он встретился со мной взглядом и тут же отвернулся. – А вы, Кейт, в Тулане были только один раз, верно?
– Да, только в тот раз, и то недолго.
– Тогда был сезон дождей. Вы не видели мою страну, когда там красивее всего. Вам обязательно нужно еще раз туда съездить. В это время года у нас очень красиво.
– Не сомневаюсь. Как-нибудь приеду.
– Это будет для меня огромной радостью. – На его лице мелькнула улыбка.
– Вы очень добры, Сувиндер. Он прикусил губу.
– Итак, Кейт, дорогая, может быть, вы мне скажете, почему у вас был такой подавленный вид?
Не знаю, то ли я скрытная от природы, то ли за время работы у меня сложилась привычка быть всегда настороже и никому не открывать душу, но, как правило, я не распространяюсь о том, что у меня за кадром (как выразились бы в Голливуде). Так или иначе, я ответила:
– Фейерверки всегда навевают на меня легкую грусть. Это, конечно, всегда праздник, Ко немного грустный.
– Что же в нем грустного? – недоуменно развел руками Сувиндер
– Наверное, воспоминания детства. У нас вечно не хватало денег на фейерверки, да и вообще мама никакой пиротехники терпеть не могла; она даже от грома под кухонным столом пряталась. Единственный раз в жизни мне дали пару петард. И одной из них меня угораздило обжечься. На всю жизнь шрам остался, видите? – Я показала ему левое запястье.
– Надо же... Где-где, простите?
– Вот здесь. Конечно, совсем маленький, скорее на родинку похож, но все равно.
– Грустно, когда детство проходит без фейерверков.
Я покачала головой.
– Да нет, дело не в этом. Мы с ребятами выходили из положения так: каждый год шестого ноября обегали наш городок и собирали использованную пиротехнику. Выкапывали из земли римские свечи, прочесывали окрестные леса и сады в поисках ракет. Каждый пустырь обшаривали – искали эти яркие картонные трубочки. Они всегда были насквозь мокрые, уже расклеивались, пахли сыростью и пеплом. А потом каждый бежал к себе во двор, чтобы сложить находки в огромную кучу, словно они были новехонькими. Победителем считался тот, кто больше всех набрал этих размокших оболочек – чем толще и длиннее, тем лучше. Я тогда заметила, что выгоднее ходить за ними подальше – туда, где развлекались состоятельные горожане.
– Вот оно что. Значит, вы не просто убирали мусор?
– Выходит, попутно мы и это делали,, но главное было – опередить других.
– А что же тут грустного?
Я вгляделась в его широкоскулое, смуглое, печальное лицо.
– Да то, что сгоревшая, размокшая пиротехника – это воплощение безнадежности и никчемности; когда я о них вспоминаю, на меня накатывает грусть: ведь этот хлам считался у нас богатством. – Я пожала плечами. – Вот и все.
Принц помолчал. Еще несколько ракет осветили небо над Хэрроугейтом.
– А мне фейерверки внушали страх, – признался он. – В детстве.
– Из-за грохота?
– Да. У нас принято устраивать фейерверк по случаю многих церковных праздников и в день рождения монарха. Отец всегда настаивал, чтобы самую огромную и трескучую ракету запускал я. Меня это не на шутку пугало. Накануне я даже не мог спать. Нянька залепляла мне уши воском, но все равно, стоило мне взяться за эту толстую ракетницу, как я приходил в ужас и начинал плакать.
Отец этого не выносил.
Сначала я ничего не ответила. Мы смотрели, как далекие бесшумные искорки взмывают вверх, рассыпаются и падают.
– Ну, Сувиндер, теперь-то вы главный, – заметила я. – Если пожелаете, можете вообще запретить фейерверки.
– Нет, ни за что. – Похоже, сама мысль об этом его возмутила. – Никогда этого не сделаю. Нет-нет, ни в коем случае, это же традиция, и потом, с годами я стал воспринимать их спокойнее. – Он нерешительно улыбнулся. – Можно даже сказать, полюбил.
Я тронула его за руку.
– Это замечательно, принц.
Он опустил глаза на мою руку и, по всей видимости, собирался что-то сказать. В этот момент в дверях, покашливая, появился его секретарь, Б. К. Бусанде.
Сувиндер Дзунг оглянулся, кивнул, потом огорченно улыбнулся.
– Мне нужно идти. Доброй ночи, Кейт.
– Доброй ночи, Сувиндер.
Он удалился быстрой, бесшумной походкой, а я, проводив его взглядом, повернулась к окну и стала ждать, когда над городом снова взметнутся огоньки, но их больше не было.
Глава 5
– Ну ты и стерва.
– Сама напросилась.
– Я помочь хотела.
– Я тоже.
– В каком смысле?
– Ну, ты так нахваливала этого доктора Пеггинга, что я решила подкинуть ему работы. А ты оплатишь. Больно подумать, как нуждается этот бедняга. И потом, сдается мне, ты все равно по нему сохнешь. Да, боюсь, тебе нужно будет еще целый год дополнительно лечиться, раз ты звонишь неизвестно кому и говоришь, что это – твоя лучшая подруга.
– Бывшая лучшая подруга.
– Да как ни скажи.
– Кейт, не будь такой гадюкой!
– Извини, Люс. Проехали?
– Ну что с тебя взять.
Подчиненные Жебета Э. Дессу дали знать, что середина недели – слишком поздно; они хотели, чтобы я все бросила и примчалась к ним.
Итак: сперва на «ланчии-аврелии» дяди Ф. – в аэропорт Лидса-Брэдфорда, где из-за какой-то идиотской отмены рейса Британских Региональных Авиалиний (судя по ругани моих несостоявшихся попутчиков, такое было обычным делом) мне пришлось взять напрокат вертолет. Я позвонила нашим адвокатам, чтобы они выставили счет БРА на соответствующую сумму, снятую с моей кредитной карточки. Полностью разделяю нелюбовь принца к вертолетам, да и вообще к легким летательным аппаратам – правда, исключительно из-за статистики.
С грехом пополам – до Хитроу на «беллджет-рейнджере»; деловитый пилот, к счастью, не отвлекался на болтовню; потом – в шикарном гигантском тюбике из-под сигары, в котором просверлили крошечные иллюминаторы, а на боку написали «Конкорд». Свободных мест не было, и меня подсадили к самодовольному менеджеру из рекламного агентства, такому же вызывающе шикарному, как наш самолет, причем вознамерившемуся извлечь максимум удовольствия из бесплатного шампанского, а также из двух часов нашей вынужденной близости. Я вставила в уши «затычки» от плеера и включила звук на максимум. Шерил Кроу перекричала моего соседа.
Дослушав альбом, я задремала и проснулась от болтанки, когда мы уже пошли на снижение сквозь облака. Я была в том полусонном, бестолковом состоянии, когда разумная часть сознания еще не успевает отозвать обратно ту часть, которая отвечает за сны и безумные идеи, и все выглядит как в бреду. Помнится, я видела далеко-далеко внизу американское побережье и думала: вот я здесь, а Стивен в Вашингтоне; случись теперь какая-нибудь тотально-глобальная катастрофа, мы хотя бы окажемся на одном континенте. А я, если выживу в мировых катаклизмах, пойду его искать. А миссис Б., может статься, трагически погибнет, и мы с ним начнем новую жизнь...
Стряхнув с себя это наваждение, я достала американские документы, чтобы после приземления без задержек пройти паспортный контроль.