— Тем самым Люсиль сочла тему исчерпанной.
Позже, когда они уже свернули на ее улицу, Люсиль сказала:
— Повезло, есть куда припарковаться.
Спустя еще какое-то время Урс Бланк знал, о чем мог бы напомнить ему в будущем запах сандаловых палочек: о приглушенном шелковыми платками свете, падающем на молодое тело женщины с блекло-голубыми глазами, о позвякивании ее браслетов. И о маленьком сером котенке, который за ними наблюдал.
Эвелин Фогт проснулась. При тусклом освещении, какое давал ночник в спальне Урса, она увидела очертания фигуры. То был Урс. Он стоял неподвижно и смотрел на нее. Эвелин притворилась, что спит.
Когда она снова открыла глаза, его уже не было.
— Урс?
Никто не откликнулся. Она зажгла свет, встала. В гостиной было темно. Электронные часы на музыкальном центре показывали половину четвертого.
На кухне она нашла пустую бутылочку от «Перье», еще запотевшую. Эвелин открыла дверь в сервировочную. Через щелку двери, ведущей в их нежилую квартиру, пробивался свет. Эвелин распахнула дверь. Комната для гостей была открыта. Одежда Урса лежала на стуле. Из ванной доносился шум включенного душа.
В воздухе витал чужой запах. Похоже, он шел от одежды Урса. Что это, амбра? Сандаловое дерево? Пачули?
Душ перестал шуметь. Эвелин тихонько вышла из комнаты.
Когда в тот злополучный день Пабло вернулся домой под утро, благоухая чужими духами, Эвелин повела себя в корне неправильно. Она его допросила и принудила безнадежно запутаться в лживых оправданиях. Когда же он понял бесперспективность дальнейшего вранья и притворился, что заснул, она стала лить ему на голову холодную воду из стаканчика для споласкивания зубов. Тогда он встал, оделся и ушел.
После этого случая несколько недель они ночи напролет выясняли отношения, угрожали друг другу самоубийством, на время примирялись, потом снова и снова расходились и сходились. Ее охватывало отчаяние оттого, что этот кошмар, похоже, готов был продолжаться вечно. В конце концов они разобрались между собой, но в их чувствах друг к другу не осталось ничего от прежней симпатии.
Между тем Эвелин стукнуло тридцать восемь, и она поумнела. На этот раз она не будет вести себя как дура.
Церковные колокола отбили четыре, пять, шесть и семь часов. Она встала, пошла в ванную и долго лежала в воде. Потом, как будто ничего не произошло, пришла на кухню, где они обычно вместе завтракали. На столе ничего не было, кроме свежевыжатого апельсинового сока и записки: «Вынужден уйти пораньше. Дела. Приятного дня. У.».
Новость о слиянии фирм «Шарад» и «Элеганца» преобладала в заголовках газет. Большинство комментаторов сходились во мнении, что коммюнике, опубликованные в прессе, скорее напоминали забегающее вперед опровержение и что по-настоящему речь идет не о слиянии, а о передаче «Элеганцы» новому владельцу. Несколько газет предпочли больше внимания уделить личности д-ра Курта Флури. Буржуазная пресса на передний план выдвигала его заслуги в качестве одного из лидеров экономики и офицера милиционной армии, левые периодические издания поднимали вопрос о его ответственности за прекращение существования «Элеганцы» как независимого предприятия. Но все статьи имели общую черту: они походили на некрологи.
Альфреда Венгера экономическая тематика не интересовала. Он не обращал внимания даже на крупные заголовки. Венгер углубился в раздел культуры газеты, которую ему принес господин Фоппа.
Урс Бланк пришел с опозданием на полчаса. Сказав вместо приветствия «извини», он выложил на стол перед Венгером упаковку ароматических палочек.
— Что это?
— Причина моего опоздания.
— Ароматические палочки?
Выслушивать людей было профессией Альфреда Венгера.
Он ел молча, лишь изредка перебивая Урса уточняющими вопросами. Не столько из любопытства, сколько ради того, чтобы его приятель прервал монолог о Люсиль и положил в рот несколько кусочков давно остывшего мяса.
За кофе он задал Урсу вопрос, интересовавший его больше всего:
— А Эвелин?
Бланк поднял руки вверх и опустил их на стол.
— Она ни словом не обмолвилась. Ни одного вопроса или реплики. Она ведет себя так, словно ничего не произошло. При этом трудно поверить, что она ни о чем не догадалась. Да я, собственно, и не стремился от нее что-либо скрывать. Наоборот, по мне, так лучше, если бы она решила объясниться.
— Потому-то она и сделала вид, что не заметила, — кивнул Венгер. — Она закрыла на происходящее глаза и ждет, когда все закончится. Мне знакомы женщины, которые ведут себя именно так. Да и мужчины.
— Как будто ей все безразлично?
— Если бы ей было безразлично, она устроила бы тебе сцену. Она на это не идет, поскольку чувствует, что ее позиции слабы.
— Бесконечно играть в молчанку невозможно. Иначе ей придется закрывать глаза и не на такое. Единственное, что в этой ситуации может закончиться, так это наши с Эвелин отношения.
С Люсиль в жизнь Урса Бланка вошли перемены столь глубокие, что он неожиданно вновь ощутил в себе силы принять поручение Хювайлера. Его охватила жажда деятельности, а перспективу делить жизнь между «блошиным рынком» и мультинациональными концернами он воспринимал как вызов. Он намеревался начать новую жизнь и сгорал от любопытства, пройдет ли новый Урс Бланк испытание, оказавшись среди
Бланк пригласил своих компаньонов на внеочередное совещание и рассказал о поручении Хювайлера. У него сложилось впечатление, что они обрадовались не столько самому известию, сколько его готовности поделиться с ними планами на будущее.
Когда они чокались бокалами с шампанским, которое Бланк предусмотрительно приказал охладить, д-р фон Берг шепнул Урсу на ухо:
— За Аннету Вебер!
С самого начала их отношений Люсиль настояла на том, что всякий раз на его приглашение она будет отвечать своим. Для нее в данном случае речь шла о принципе. В ее характере было оберегать свою независимость. Они договорились водить друг друга в места, которые отвечали бы вкусам и средствам каждого.
В результате Бланк побывал в таких ресторанах, о существовании которых и не догадывался: в ресторане Женского евангелического общества с дневным меню за шесть франков; в университетской студенческой столовой с салат-буфетом, где тарелку взвешивали у кассы; в ресторанах самообслуживания в универмагах, где незадолго до закрытия и без того низкие цены опускались еще ниже; на частных кухнях крупных общин совместного проживания, где каждый приходивший должен был опустить свою скромную лепту в раскрашенную детьми коробку; в мрачных квартальных пивных, переоборудованных под запросы альтернативной публики; в макробиотических ресторанах, не имевших лицензии.
Когда выдавалась хорошая погода — несколько таких дней пришлось на этот апрель, — Люсиль приглашала его в парк, где на одной из дорожек у озера по весне катались на роликах. Бывало, что она стряпала сама, и тогда их общество разделяли Пат и серый котенок Тролль.
Урс Бланк поначалу водил Люсиль только в те заведения, которые хотя и были рассчитаны на посетителей его круга, однако широко себя не рекламировали. В лице д-ра фон Берга он нашел большого знатока ресторанов, где можно было не опасаться повстречать знакомых, а если даже кто и встретится, то сам пожелает остаться незамеченным.
Однако чем упорнее Эвелин не замечала его эскапады — как она называла это в беседах с Рут Цопп, — тем смелее он становился в выборе каждого следующего места для свидания. Все чаще д-ра Бланка видели в обществе девушки-хиппи в «Тай стар», «Фудзияме», «Сахаре» или каком-либо другом из самых известных в городе ресторанов с экзотической кухней.