– Мистер Сент‑Брайд, – снова обратился к нему судья, – вы признаетесь в совершении данного преступления?
– Да, Ваша честь, – каким‑то чужим голосом ответил Джек, – признаюсь.
– Дайте догадаюсь! – перебила его Селена. – У вас нет специалистов, умеющих обслуживать «ягуары».
– Нет, я и сам могу починить. Но чтобы достать запчасти, нужна где‑то неделя. – На станции техобслуживания зазвонил телефон, механик извинился и ушел, сказав: – Вы пока решайте. Все равно эта машина никуда не уедет.
Селена повернулась к Джордану.
– Мне все это только снится. Я сейчас вернусь на несколько суток назад и, когда позвонит твой сын, просто не стану снимать трубку. – Она покачала головой. – Ты знаешь, что это единственный в городе механик?
– Да. В сентябре сюда уже приезжали с проверкой из антимонопольного комитета.
– Джордан, заткнись, будь добр!
– «Ягуар» можно притянуть на буксире, – предложил он. – Можно арендовать машину.
Селена пожала плечами, обдумывая услышанное.
– Или ты можешь остаться у нас на недельку, – продолжал он, удивляясь, как подобные слова вообще могли слететь с его губ. Меньше всего Джордану хотелось, чтобы Селена Дамаскус мозолила ему глаза, постоянно напоминая о том, что у них могло выйти в другое время, в другом месте.
– Да ты даже вида моего не выносишь! Господи, Джордан, сегодня утром ты забрал тарелку к себе в спальню, чтобы только не завтракать вместе с нами.
Он отвел взгляд.
– Не говоря уже о… наших прошлых отношениях.
Джордан понял: она спрашивает, а не утверждает. На мгновение он задумался, вспоминая, как всю ночь не спал, ожидая, когда щелкнет замок – знак того, что они с Томасом вернулись, как сидел сегодня утром на диване, после того как убрал за ней постель и понял, что она пропиталась ее запахом.
– Если я останусь, мы сами накликаем неприятности себе на голову, – добавила Селена.
– Это был бы неразумный шаг, – согласился Джордан.
– Неразумный? – фыркнула она. – Это была бы одна из десяти самых ужасных ошибок в истории человечества.
Он засмеялся вместе с ней. Оба прекрасно отдавали себе отчет в том, что уже направляются к его машине, чтобы ехать домой.
Эдди удивилась тому, что ей нравится заниматься сексом, но то, что она пристрастилась к последующим «ритуалам», просто повергло ее в изумление.
Она лежала на боку, вжавшись в тело Джека, как жемчужина в раковину. Она чувствовала его каждой клеточкой кожи, чувствовала вкус своего тела на его пальцах, чувствовала тот момент, когда его дыхание становилось ровным – он засыпал.
Но острее всего, пока они лежали прижавшись друг к другу, она чувствовала, что они на равных. Оба равны, никто никому не пытается угодить, ни у кого нет превосходства. Есть просто Эдди, которая слушает Джека, который слушает Эдди.
«Куда бы ты полетел, если бы у тебя был самолет?»
«Какое твое самое раннее воспоминание детства?»
«Ты хотел бы жить вечно?»
Эти вещи они обсуждали, когда наступала ночь и когда зажигалась утренняя заря. Его нежелание говорить о прошлом прорвало, словно плотину: теперь он рассказывал ей о своем учительстве, об аресте, о том, как сидел в тюрьме. Иногда Джек клал руку ей на грудь. Иногда его пальцы ласкали ее между ног – тогда слушать становилось непросто. Но так он поступал настолько часто, что она перестала вздрагивать каждый раз, когда это случалось.
– Можешь спрашивать меня о чем угодно, – сказал он, – я отвечу.
Эдди знала, что он не лжет. Поэтому временами с уст так и рвался вопрос, ответ на который она хотела услышать больше всего: «Надолго ты здесь?»
Джек стоял у окна комнаты для гостей в доме Роя Пибоди и глупо улыбался, видя, как Стюарт Холлингз снова ведет по улице свою корову. Невероятно, но ему захотелось засвистеть. Это заслуга Эдди. Он открыл дверь и вышел в гостиную, напевая себе под нос.
– Рой, сегодня такое прекрасное утро, что даже вы не сможете испортить мне аппетит!
Он остановился как вкопанный, заметив, как Эдди шепотом горячо спорит с отцом.
– Джек, – вспыхнула она, – привет!
– Доброе утро, – ответил он, засовывая руки в карманы.
Рой перевел взгляд с одного на другую и воздел руки.
– Ради всего святого, неужели вы думаете, что я ничего не знаю? Боже, Джек, ты даже спать домой не приходишь, придется снизить арендную плату. Отбрось ложную скромность и садись рядом с Эдди. Только не начинай ее лапать, пока я не допью кофе, договорились? Без доброй порции кофеина человеку моего возраста такого не вынести.
Эдди слабо улыбнулась Джеку.
– И о чем же вы говорили? – спросил он, под пристальным взором Роя чувствуя себя семиклассником.
– Да так… – начала Эдди.
Но Рой тут же отрезал:
– Ни о чем.
Потом Джек заметил ведро с мыльной водой у кресла Роя. Сверху плавала мочалка.
– Хотели помыть машину?
Рой бросил на него сердитый взгляд.
– Нравится бить лежачего, да?
– У него нет машины, – ответила Эдди вполголоса. – Отобрали из‑за вождения в нетрезвом виде.
– Тогда что? Генеральная уборка?
Рой с Эдди переглянулись.
– Да, – ответил он, хватаясь за подсказку Джека. – Нужно окна помыть. Они такие грязные, что я уже не могу отличить Стюарта от его коровы.
– Я помою, – предложил, вставая, Джек.
– Нет! – хором ответили отец и дочь.
– Мне нетрудно. Обещаю, на работу я явлюсь вовремя. Кстати, кажется, в кладовке я видел лестницу.
Он обошел ведро и открыл дверь.
Краска – злая и красная – еще не высохла. «Уезжай домой».
Джек дрожащей рукой коснулся двери.
– Это уже не в первый раз, верно?
– Вчера тоже написали, – признался Рой. – Я вытер до того, как ты встал.
– Почему вы мне не сказали? – Джек повернулся к Эдди. – А ты?
– Джек, если не обращать внимания, они скоро отстанут.
– Нет, – ответил Джек. – Если не обращать внимания, тебя подомнут.
Он распахнул дверь, оставив на ней пятно краски, словно каплю крови.