Вокруг лес, тишина, птички поют. Абсолютная умиротворенность.
– Хорошо живем, – протянул ты, когда мы покатили на мерседесе Кассандры к парадному входу.
– То, что мы здесь делаем, очень важно, – с чувством собственного достоинства произнесла Кассандра.
Ты иронично парировал:
– Ничуть в этом не сомневаюсь! Кассандра в ответ только улыбнулась.
– Добрый день! – нас приветствовал дворецкий в костюме-тройке. – Пройдете в конференц-зал?
– Все уже собрались? – спросила она.
– Да, все в зале, – дворецкий учтиво кивнул головой.
– Тогда хорошо, – ответила Кассандра и знаком предложила нам следовать за ней.
Ты замер на месте, как вкопанный:
– Что значит «все»? Анхель, нам, кажется, обещали показать одного человека.
– Да, – подтвердил я.
– Пожалуйста, не противьтесь, – попросила Кассандра.
– Или вы сейчас же показываете нам этого своего «товарища», или мы с Анхелем уходим.
У тебя был такой вид, что Кассандра, видимо, решила больше не испытывать твое терпение:
– Хорошо, хорошо... – она демонстративно сдалась, и, обратившись к дворецкому, добавила. – Мы пройдем в правый флигель.
– Как вам будет угодно, – поклонился тот.
*******
М ы прошли в комнату, расположенную в самом конце длинного коридора. Стены обиты тканью, старинная мебель, бронзовые канделябры. Окна занавешены тяжелыми портьерами. В центре комнаты большая кровать под балдахином.
Двое мужчин в белых халатах поднялись со своих мест возле кровати. Один – долговязый, светловолосый, в очках. Другой – китаец или кореец, маленький и коренастый. Кассандра поблагодарила их кивком головы, и они вышли в коридор.
– Гаптен, ты здесь? – не то позвала, не то спросила Кассандра.
– Да, – послышалось из глубины комнаты.
– Господа, – Кассандра обратилась к нам. – Позвольте представить вам Гаптена.
– Но... – не понял я. – Он же должен быть в коме.
– Гаптен – ученик Серафитуса, а сам Се– рафитус, действительно, в коме, – пояснила Кассандра и приподняла край балдахина, который до сих пор скрывал от нас кровать.
Ужасное зрелище. В окружении самой современной медицинской аппаратуры – каких-то дисплеев, датчиков, шлангов, адаптеров и проводов – лежал чудовищно изуродованный человек. Казалось, на нем не осталось живого места. Он напоминал оплывшую восковую свечу.
От неожиданности и тяжести этой картины мне стало дурно.
– Что вам здесь надо? – молодой человек одернул балдахин и загородил собою путь к кровати. – Кассандра, вы и из смерти Се– рафитуса хотите сделать спектакль?
– Гаптен, пожалуйста, не начинай это. Ладно? – презрительно отрезала Кассандра. – Это Анхель и Данила. Ты знаешь, они здесь по решению Совета.
Гаптен, на вид ему было лет двадцать, от силы – двадцать пять, уставился на тебя своими большими, выразительными глазами.
– Вы – Данила? – спросил он.
– Да, я Данила, – ответил ты.
– Как вас угораздило быть здесь? – в голосе Гаптена звучало истинное удивление.
– Я, собственно, – ты стушевался. – Нам обещали...
– Гаптен, расскажи гостям о своем учителе,– приказала Кассандра и отошла к окну.
– Что с ним? – почти прошептал я.
Гаптен как будто не услышал моего вопроса.
Мне показалось, что он сделал это намерено. Словно хотел сказать нам: «В данных обстоятельствах отвечать на этот вопрос я не буду, или не могу». Но что это за «обстоятельства»?
– Серафитус – мой Учитель, – после того, как Кассандра отошла в сторону, Гаптен говорил доброжелательно и открыто. – Он – последнее воплощение Эммануила Сведенборга.
– Чье воплощение? – переспросил ты.
– Эммануил Сведенборг – пророк, живший в Швеции в XVIII веке, – пояснил Гаптен. – Он последний из смертных, на кого снизошел Святой Дух с Божественным Откровением. Через это Откровение Сведенборг создал тридцать книг, которые последовательно описывают устройство потустороннего мира – мира Ангелов.
– А ваш Учитель, он – воплощение этого Сведен... – ты запнулся.
– Сведенборга, – подсказал Гаптен.
– Понятно, – отрубил ты, что прозвучало в адрес Гаптена как диагноз клинического сумасшествия. – А сам Сведенборг чье воплощение, позвольте узнать?..
– Сведенборг? – уточнил Гаптен.
– Он самый.
– Сведенборг воплощение Святого Иоанна Богослова, любимого ученика Христа.
Да неужели?! – с издевкой воскликнул ты.
Данила, – Гаптен говорил открыто, уважительно и как-то очень по-доброму, – я понимаю, что поскольку вы здесь, вы в непростой ситуации... Но это не дает вам права шутить ни надо мной, ни над моим Учителем. Я отвечаю на ваши вопросы, потому что уважаю вас. И рад, если могу быть вам чем-то полезен.
Но я отвечаю на них, исходя из своих знаний. Вы можете подвергать их сомнению. Вы можете думать, что я заблуждаюсь. Вы можете относиться к моим словам, как угодно. Это ваше право. Но если вы спрашиваете меня, я отвечаю вам в соответствии с моими знаниями. Я отвечаю то, что я думаю, что знаю и чему верю. Я честен с вами.
Данила, он вогнал тебя в краску! Тебе стало неловко. Право, этот парень говорил с таким уважением – к нам и к самому себе...
– Я, видимо, должен извиниться, – сказал ты.
Извиниться? – удивился Гаптен. – Я не обижен и сожалею, если чем-то задел вас. Даже если бы вы меня и обидели, зачем мне ваши извинения? Это ведь ваша жизнь и ваши поступки. Мы делаем свою жизнь своими поступками. И если поступаем неправильно, то затем сталкиваемся с неприятностями. Таков закон. А как поступать – правильно или неправильно? Здесь действует свобода выбора.
Ты слушал Гаптена и все больше доверялся ему. Этот молодой человек говорил так, словно хотел помочь, не желая при этом навязывать свою помощь. Тонко и деликатно, без тона обвинения или осуждения в голосе. Но в то же время – прямо и честно.
– Вы меня совершенно смутили, – сказал ты, – Действительно, простите меня, я не хотел... Короче... Спасибо. Вернемся к...
– Если вы позволите... – Гаптен вдруг перебил тебя, чтобы не забыть что-то очень важное.
– Да, конечно.
– Когда вы так говорили... – начал Гаптен.
– Да, я все понял. Простите меня, – быстро ответил ты, явно намереваясь поскорее закрыть эту неприятную для тебя тему и вернуться к разговору о Серафитусе.
– Нет, я не к тому, – улыбнулся Гаптен, – Когда вы так говорили, вы же не хотели меня обидеть, вы защищались. Подумайте о том, почему вы защищались.
– Я – защищался? – ты как-то даже обомлел от этого вопроса.
Извините, что я говорю об этом, – Гаптен смутился своей настойчивости. – Вам некомфортно, когда вы сталкиваетесь с вещами, которые вам непонятны.