Говорила она довольно долго, жестикулируя деревянной ложкой.
– Что она говорит?
– Пустяки, – отвечал крестьянин.
Женщина что‑то сердито бросила ему. Крестьянин отвел глаза. Тогда Фельзен обратил свой вопрос непосредственно к ней. В ответ она разразилась длинной речью, которую крестьянин прервал, коротко бросив:
– Она жена сеньора Абрантеша.
– Так это их ребенок здесь?
Крестьянин, поманив Фельзена, повел его прочь от старой ведьмы на задний дворик, где тот увидел три поросших травой и никак не помеченных холмика.
– Вот дети сеньора Абрантеша, – сказал крестьянин. – Слабые легкие.
– А ребенок в доме тоже его?
Крестьянин кивнул.
– Эти все девочки?
Он кивнул опять.
– Так где же сеньор Абрантеш?
– В Испании, – отвечал крестьянин, не отводя глаз от могильных холмиков.
Крестьянина звали Алвару Фортеш. Фельзен посадил его рядом с шофером, и они отправились на границу в Вилар‑Формозу. Фельзен пил агуарденте из фляжки и просматривал сделанные им расчеты: 28 тонн из Пенамакора, 30 тонн – из Каштелейру, 17 тонн принесло Барку, 34 тонны – Иданья‑а‑Нова. И все это не было переправлено, почему и образовалась недостача в 109 тонн в поставках из Португалии.
На границе он выпил с начальником таможни, любезно сообщившим ему, что в последний месяц британцы отслеживали все немецкие грузы, переправляемые через границу, и ходят даже слухи, что Лиссабон собирается заморозить поставки. Фельзен подарил таможеннику бутылку коньяку и спросил об Абрантеше. Начальник не видел его вот уже неделю.
Под моросящим дождем они направились к югу от границы в Алдея‑да‑Понту, а оттуда – в Алдея‑ду‑Бишпу и Фойуш, где низкие, патрулируемые одними только рысями холмы простираются по обе стороны границы. Здесь обитал контрабандист, который должен был на мулах переправлять грузы в случае, если доктор Салазар всерьез вознамерился бы ставить Фельзену палки в колеса.
– Ты переходил когда‑нибудь испанскую границу? – спросил Фельзен Алвару Фортеша, обращаясь к его затылку.
Ответа не последовало.
– Ты слышал вопрос?
– Да, сеньор Фельзен.
– Так переправлялся раньше через границу или нет?
Опять молчание.
– Когда это было в первый раз?
Ответом было отсутствие ответа. Чем больше забирали они к югу, подгоняемые крепчавшим ветром, тем острее чувствовал Фельзен запах недостающих тонн. Они проехали по деревне к дому и конюшням владельца мулов. Горная цепь скрылась, затянутая низкими облаками.
У дома владельца мулов Фельзен полез в багажник и вытащил оттуда металлическую шкатулку. Достал «Вальтер Р‑48», зарядил его и велел Алвару Фортешу выйти из машины. Они прошли к задам сложенной из гранита хижины, к конюшням. В углу двора находился сарай, запертый на замок. Мулов видно не было. Алвару Фортеш семенил рядом походкой человека, у которого переполнен мочевой пузырь.
Фельзен громко забарабанил в заднюю дверь дома. Никакого ответа. Он заставил Алвару Фортеша колотить и колотить не переставая, и тогда изнутри дома послышалось старческое:
– Calma, calma, ja vou!
Старик открыл дверь. На фоне косых струй дождя стоял, заложив руки за спину, немец в толстом кожаном пальто. Старик понял, что попал в беду, еще прежде, чем немец ткнул ему в лицо пистолетом.
– Мулов нет, – сказал Фельзен.
– Они в поле, работают.
– Кто с ними?
– Мой сын.
– А еще кто?
Старик метнул взгляд на Алвару Фортеша, но тот не пришел ему на помощь.
– Ключ от сарая у тебя?
– Там пусто.
Фельзен поднял ствол к самым глазам старика, чтобы он ощутил запах смазки и увидел темную узкую щель, через которую прощаются с этой жизнью.
– Ключ от сарая у тебя?
– Там пусто.
Фельзен поднял ствол к самым глазам старика, чтобы он ощутил запах смазки и увидел темную узкую щель, через которую прощаются с этой жизнью. Старик достал ключ. Они прошли по лужам двора, открыли замок, сдернули цепочку. Алвару Фортеш распахнул двери. Сарай был пуст. Фельзен присел на корточки и вжал палец в сухой грунт пола. На коже, когда он поднял палец, остались тонкие черные крупинки. Он встал.
– На колени, вы, оба! – приказал он и приставил ствол к шишке на затылке старика. – Кто с твоим сыном и мулами?
– Сеньор Абрантеш.
– Чем они заняты?
– Переправляют вольфрам в Испанию.
– Где берут вольфрам?
– На складе в Навашфриаше.
Он прижал дуло пистолета к голове Алвару Фортеша.
– Что они делают с вольфрамом?
– Он продает его.
– Кому?
– Тому, кто хорошо платит.
– Англичанам продавал?
Молчание. Струи дождя секли двор и крышу дома.
– Продавал он его англичанам?
– Я не знаю, кому он продавал. Сеньор Абрантеш о таких вещах не рассказывает.
Фельзен опять подступил к старику:
– Когда он вернется?
– Послезавтра.
– Ты ему расскажешь, что я здесь был?
– Нет, сеньор, не расскажу… если вы этого не хотите.
– Я этого не хочу, – сказал Фельзен. – А если расскажешь, я опять приду и убью тебя собственными руками.
И чтобы продемонстрировать всю серьезность намерения, он пустил очередь над самым ухом старика, чем оглушил его на целую неделю вперед. Пуля срикошетила от шифера и гранитных глыб сарая. Алвару Фортеш, зажав руками уши, метнулся в сторону и упал. Фельзен схватил его за шиворот и выпихнул во двор.
Они вернулись к машине. Фельзен потягивал из своей фляжки. Алвару Фортеш только дрожал и обливался потом, мокрые волосы его налипли на совершенно белый лоб.
Фельзен приказал шоферу везти их обратно в Амендуа. Ветер, разгоняя дождевые тучи, шелестел кронами дубов и каштанов, но косые струи дождя по‑прежнему били в гранитные стены домов.
Фельзен поймал себя на том, что вместо вольфрама и Абрантеша думает о Эве. Еще совсем недавно он, как культурный человек, проводил вечера, сидя с дамой в берлинском клубе. Но она лгала ему. И изменяла. Однако тогда он оказался не в состоянии вызвать в себе ярость. Но здесь, в этом пустынном, обдуваемом ветрами месте среди россыпей камней и хаоса громоздящихся скал, в нем проснулся зверь, и только это помогало ему выжить. С него слетела оболочка цивилизованности, обнажив первобытную сущность.
Теперь он собирался убить Жоакина Абрантеша.
В Амендуа они прибыли уже затемно. Девушка и родители Абрантеша ужинали. Фельзен присоединился к ним. Дождь прекратился, но ветер все еще задувал, шелестя шифером на крыше. Старик не желал есть. Его жена подносила еду к самому его рту, но он отворачивался. Тогда она, поев сама, вытерла своему престарелому мужу глаза и уложила его в постель. Девушка осталась прислуживать Фельзену. Сесть с ним за стол она отказалась. Он осведомился о младенце. Тот спал. Девушка предложила Фельзену яблок, но он больше налегал на тушеное мясо и слушал шелест ее юбок, когда она вертелась вокруг него, подавая на стол еду. Фельзен вспоминал хрюканье и всхрапывание Абрантеша, когда тот лежал с девушкой, и тоненькие свистящие звуки, какие при этом издавала она.
Он ел, а она глядела на него. Он не мешал ей это делать. Даже спиной он чувствовал ее взгляды и понимал, что она не спускает с него глаз. Он интриговал ее. Он попросил кофе, которого до приезда этого немца они в доме не держали. Выпил кофе, потом плеснул в оставшуюся гущу агуарденте и вылакал и это. Пожелал ей спокойной ночи.