- То есть?
- Я одинок.
- А родители?
- Слушайте,дружище,вы наверняка уже успели поглядеть в мое досье,
нет? Зачем эти вопросы?
- Экий вы хмурый.
- Яне хмурый,ивообще уменя все впорядке.Просто я не люблю
пустых разговоров. А вы со мной беседуете как с агентом, которого готовите
к операции.Думаете,беседа -главное? Поговорите полчаса и можете дать
гарантию,какчеловекповедет себявсложной ситуации?Илинаменя
поступили сигналы?
- Нет,выявно невдухе,-сказал Диц,перестав намгновение
улыбаться.- Садитесь, я вам покажу документы, которые пригодятся в нашей
работе.
Потому,каклицо Дица застыло,Штирлиц понял,чтоегобудущий
коллега по операции обиделся.
<Не надо бы его обижать, - подумал Штирлиц, усаживаясь в кресло около
окна.Онположил папкусдокументами наподоконник иначал разбирать
бумаги,пожелтевшие от времени. - Зря я так. Мне с ним работать. Я иногда
начинаю думать оних как околлегах,забывая,что каждый из них -мой
враг.Но,видимо,именно этоиспасало меня досихпор.Если быя
постоянно относился кним как кврагам,я бы наверняка провалился.А я
долженбытьподобен бегунунакороткую дистанцию:месяцы тренировок и
двенадцать секунд рекорда.Впрочем,видимо,этамояманера быть самим
собой вконечном-то счете импонирует им:дворняжки испытывают почтение к
породистым.Только унас дома дворняжки задирают борзых ибьются с ними
насмерть, но это ведь дома>.
- Когда выезжаем, дружище? - спросил Штирлиц.
- Вылет сегодня ночью.
- Вы меня потом проинструктируйте пошире,-попросил Штирлиц,- вы
ведь,наверное, уже несколько дней сидите в материалах. А то не напортить
бы мне чего ненароком.
Онподставился Дицу исразу понял,что подставился он точно -Диц
снова заулыбался,но теперь не механически,не так, как их учили в школе
гестапо:<постоянная улыбка свидетельствует овашей силе и уверенности в
успехе,исменаулыбкинатяжелоемолчаниевравноймересильно
воздействует и на врага, и на того человека, которого вы хотите обратить в
друга рейха>.
- Конечно, Штирлиц. Я с удовольствием расскажу вам кое-что.
- Ну и спасибо.
Штирлицснованачалперебирать бумажки,невчитываясь поначалу в
текст, - онс о б и р а л с я перед каждой новой операцией, как спортсмен
собираетсявдень соревнований,- не зря он подумал о спринтере,когда
разбирал свою ошибку с Дицем.
Штирлиц подстраховал этусвоюманеруворчливой грубоватости давним
разговором с Шелленбергом,когда вернулся из Испании,где в течение года
работал в резидентуре СС в Бургосе, при штабе Франко.
Разбирая провал двух
работников гестапо в Испании, Штирлиц сказал тогда Шелленбергу, что пришло
время брать ваппарат разведки психологов,людей тонкой структуры,а не
костоломов,которыхприучили кслепому подчинению приказу ипостоянной
оглядке намнение центра.Штирлиц понимал,что оннаступает на больную
мозоль Шелленберга,который был бессилен вподборе кадров,ибо те люди,
которых он хотел пригласить в свой отдел,проходили скрупулезную проверку
в гестапо -ведомстве Мюллера. А там сидели типы совершенно определенного
склада:туповатые,маленькие люди, приведенные к власти из нищеты; люди,
относившиесякнаукестойопасливойподозрительностью,которая
свойственна тем,ктоболеевсего насвете страшится потерять место под
солнцем.Эти<маленькие людибольшогогестапо>славились вРСХАкак
отменные отцысемейств,замкнутые вдвух сферах:сутра идовечера
работа,с вечера и до утра - дом. Все иное, выходившее за рамки этих двух
сфер,людей гестапо не интересовало и страшило. Многие из них знакомились
с новшествами этого мира,общаясь с детьми,которые задавали им вопросы,
вернувшись изшколыилиуниверситета,иэтивопросыказалисьотцам
подозрительными,чуждымитойдоктрине,которой онислужили икоторая
обеспечивала ихдомом,машиной,бензином идвойным карточным пайком на
мясо, маргарин и колбасу.
<Что вы хотите,- сказал тогда Шелленберг, - в конце концов разведка
сейчас подобна металлической сеткевозле парадного,обкоторую политики
вытирают ноги,отправляясь за стол переговоров.В нашей системе разведка
занимает низшее место:идеолог,политик,дипломат и уж потом разведчик.
Впрочем, я не вижу выхода из этого положения, потому что руководство любит
читать наши данные вместо детективных романов -насонгрядущий,вто
время как Цицерона они читают утром, ибо это - основополагающая классика>.
Беседуя потом с Шелленбергом, Штирлиц все больше убеждался в том, что
люди СДничего немогут сделать унего на родине,ибо они строили свою
работу,исходяизпосыловсобственногопревосходстваинеизбежности
покорения России военной машиной рейха. Они служили политической доктрине,
стараясь таким образом обработать полученные данные,чтобы никоим образом
не входить в противоречие с теми установками, которые давал фюрер во время
своих тафельрунде* или на совещаниях в ставке.
_______________
* Т а ф е л ь р у н д е - <застольные беседы> (нем.).
- Кто такой Евген Дидо Кватерник?-спросил Штирлиц,остановившись
взглядом на бланке <Особо ценен>.-Икакие у нас появились интересы на
Балканах?
- Думаю, стратегические.
Диц быстро взглянул на Штирлица изакурил,пустив к потолку упругую
струйку синего дыма.
<Онлюбитпоказыватьсвоюначальственнуюосведомленность,-
машинально отметил Штирлиц.