Если люди настолько глупы, что не хотят внимать голосу разума, пусть их раздавит безумие. Не этот СПИД, так другой, который еще придет.
– Но при чем тут я? – господин Гудмэн почесал волосатую грудь. – Кто хочет подыхать, пусть подыхает, пожалуйста, только без меня!
– Знаете, кто не дает поумнеть человечеству?
– Кто?
– Шайка негодяев, которая наворовала больше всех богатств и захватила больше всех власти. Легче управлять дураками, легче повелевать невеждами, легче пугать, когда полно неизлечимо больных. Вы один из этой шайки.
Господин Гудмэн побагровел от злости.
– Щенок! Если не будет порядка, это стадо перетопчет и перепачкает само себя. Лучшие люди, соединясь, управляют человечеством, тем самым спасая его. Ты повторяешь чьи‑то лозунги. И я скажу тебе, что это за лозунги, – это коммунизм. Вы, русские, придумали его.
– Почему же русские? Вовсе не русские. Коммунизм – это тысячелетняя мечта народов всего мира. Русские – первые, кто попытался продвинуться к ее осуществлению.
– Коммунизм – это кровь! Это Сталин! Это лишение всех собственности и воли! Это господство одной точки зрения! Это тюрьма!
Алеша рассмеялся:
– В таких случаях мой отец говорит: вы наивны, как курица, клюющая собственные яйца… Что вы знаете о коммунизме? Кто всерьез осуществил хотя бы одну настоящую коммуну в нашем веке? Коммунизм – не лозунг, не призыв, не насилие, а свободный выбор свободных людей, способных обеспечить действительное равенство. К тому же при сохранении справедливости, при общем богатстве и полной свободе личности… Да, правда жизни – одна. Но как раз вы и не хотите этой правды… Сталин строил социализм, но не достроил его, потому что социализм – это общество, где совершенные люди добровольно начинают созидать коммунизм, коммуна за коммуной. Сталин не понял роль свободы и культуры. Он и сам не был свободен…
– Учат, учат вас, русских, кровью учат и слезами, а вам все кажется, будто вы все знаете и все умеете, – выкрикнул Босс, нервно расхаживая по своей половине комнаты и покусывая при этом оглобельку черных очков. Рыжие глаза его на веснушчатом лице были неподвижными, колючими, сухими, словно боялись живого света. – О человеке и его будущем никогда нельзя знать наверняка!
– Вы не правы, господин Гудмэн. Это не русским людям кажется, будто они всегда все знают и сумеют построить такое, что до них никто не строил. Это тем казалось, что стояли над всеми и не хотели с ними считаться… Но есть предмет, о котором положено иметь точное и определенное мнение, – это правда… Тут вы, пожалуй, правы: многострадальное сердце всегда угадывает, где правда. А у русских людей оно поистине многострадальное.
– Хватит философии, – перебил Босс, – не для того вовсе я позвал тебя… Люди, громадное их большинство, невежественны и бестолковы. Чем больше делаешь им добра, тем больше они неблагодарны. Только в тюрьме они и понимают, что значит свобода. А потому их удел – тюрьма без срока и без конца. Их нужно доить и доить, только тогда они дают молоко. Всегда лучше, чтобы люди только мечтали о свободе, чем пользовались ею… Слушай теперь о делах: мне надоело расходовать нервы на поимку негодяев, подобных тебе. Я вас не просил высаживаться на моем острове, тем более не потерплю вмешательства в порядки, которые здесь существуют. Вот мой ультиматум, и о том потрудись тотчас написать своим: вы освобождаете всех моих солдат и просите политического убежища – я переправляю вас в ту западную страну, которую вы назовете. Если же будете дрыгаться и ломаться, как до сих пор, я всех вас ликвидирую. Понятно я выразился?
– Мы потерпели беду. Мы случайно оказались здесь.
Мы случайно оказались здесь. Мы рассчитывали на элементарную помощь. Такая помощь – древний обычай между народами. Но вы навязали борьбу. Вы применили насилие… Дайте бумагу и карандаш, я напишу о ваших предложениях, но я уверен: ни один из моих товарищей не отречется от родины.
– Зачем отрекаться? Наоборот, истинно демократические силы восславят вас повсюду как подлинных борцов за народ против навязанного ему тоталитаризма. Мы позаботимся об этом. Тут кругом наши люди.
– Предать совесть – на это мы не пойдем, – спокойно, с сознанием своей правоты повторил Алеша. – Мы готовы с благодарностью принять от вас помощь, но служить вашим интересам не хотим. Тут нас не обмануть…
– Молчать, – заорал внезапно Босс, размахивая кулаками. – Чтобы какой‑то пацан учил меня, – не бывать этому!
Он круто повернулся и ушел.
Однако его люди вскоре принесли перо и бумагу. Передав привет всем своим товарищам, Алеша изложил требования Босса. «В противном случае, – писал он, – господин Гудмэн, исповедующий идеологию свободомыслия и полной демократии, грозится уничтожить всех нас и не остановится ни перед чем».
Прошел день, и другой, и третий, а об Алеше словно забыли. Кроме воды и ложки рисовой каши, ему ничего не давали. И он понял, что ультиматум Босса его товарищи решительно отвергли. Это прибавило ему сил.
Алеша не сомневался, что Бенито лжет, что он предатель, и решил проучить его. Как ни противно было скрывать свои чувства, Алеша понимал: не он начал подлую игру в обман и, стало быть, имеет право уплатить притворщику тою же монетой.
– Бенито, я верю тебе.
– Вот и прекрасно, старик. Подпиши бумагу, и через день‑другой вы отчалите в теплые края.
– А если не подпишем, что будет? Ты лучше всех знаешь Босса, он доверяет тебе, поскольку выбрал для такого ответственного поручения…
Бенито распустил павлиньи перья.
– Да, я знаю, как умеет гневаться Босс. И власти у него довольно. Поверь, он может всех вас скормить крокодилам, и никто не помешает.
– Даже ты, Бенито?
– А что я могу сделать?
– Значит, нам не вырваться из его когтей?
– Не вырваться… Если не скормит крокодилам, не бросит на съедение муравьям, он продаст вас агентам, поставляющим в закрытые клиники почки, сердца, костный мозг и прочий трансплантационный материал.