А что толку? С чего он взял, что я пойму человечество, если даже его не могу понять?
– А я бы хотел, чтобы мои родители остались дома. Черт, да кой сдался мне этот диплом?
– Джек, ты чего? У тебя уже есть работа, ты будешь хорошо зарабатывать.
Шеннона уже наняли бухгалтером в одну чикагскую автотранспортную компанию с окладом двести пятьдесят долларов в месяц – сумма по тем временам неслыханная. Когда Инди поинтересовался, как он получил эту работу, Шеннон буркнул что-то насчет «семейных связей».
– У тебя даже останется время играть в клубах, – продолжал Инди. – Эй, ты не забыл, что вечером мы идем в «Королевские сады» на Кинга Оливера? Настоящий новоорлеанский креольский джаз. В общем, все дается тебе в руки само. Чего тебе еще не хватает?
Шеннон молчал, пока они не перешли улицу.
– Ты ведь собираешься играть, разве нет? – спросил Инди, рассматривая проезжающее мимо сверкающее новехонькое авто «Жестянка Лиззи».
– Я заключил сделку.
Инди заметил, как помрачнело лицо приятеля.
– Какую еще сделку?
– Я должен бросить джаз. Такова цена моей работы.
– Бред собачий! Чего это ради?
– Это «несерьезная» музыка, Инди.
Инди знал, что джаз с трудом пробивает себе дорогу. Многие белые считают, что синкопированный такт – ритмический акцент в неожиданном месте – и импровизация являют собой «музыку диких джунглей». Как сказал по радио один комментатор, «она заставляет слушателя дергаться странным, непредсказуемым образом».
– Дерьмовая ситуация, Джек, ведь ты мог бы достичь высот Эрла Хайнса и Джонни Доддза. Вот увидишь, как только эту музыку оценят, все переменится.
– Вот уж не знаю, дождусь ли этого, – Шеннон покачивался из стороны в сторону, размахивая длиннющими ручищами в такт собственному ритму. – Знаешь ли, в бесчинствах на Южной стороне обвиняют джаз. Можешь ты в это поверить?
– Да ведь бузотеры не имеют с джазом ничего общего.
Расовые волнения в городе стали ложкой дегтя в бочке медоточивого блаженства нации по поводу победы союзных государств в Мировой войне. Буйствующие толпы создавали печальный контраст грандиозным парадам, промаршировавшим по Пятой авеню в Нью-Йорке, знаменуя триумф американской нации.
– Это не парадная музыка, Инди. Ты понимаешь, о чем я. Слушая ее, никто не чувствует себя эдаким чертовым героем, вот в чем проблема.
– Да ведь ты всегда можешь поехать со мной в Европу и начать новую жизнь, – хмыкнул Инди.
– А по-твоему, я об этом не думал? Я чертовски тебе завидую. Тебе там придется по вкусу.
Инди не сомневался, что Париж его пленит, а вот перспектива стать специалистом по мертвым языкам – вряд ли.
– Еще бы! Вот только меня как-то не прельщает всю жизнь торчать в библиотеках и корпеть над пыльными манускриптами.
– Ты только об этом и твердишь. А зачем же едешь?
– Да просто не хотел упускать такую возможность, и все.
Шеннон внезапно свернул в переулок, жестом пригласив Инди за собой.
– Ты куда?
– Пойдем, – заговорщицким шепотом пояснил Джек. – Я же сказал, куплю пузырь.
– Я же сказал, куплю пузырь. Давай возьмем пинту и прихватим с собой. Тут недалеко один малый приторговывает.
– Даже не знаю, Джек.
Сухой закон – шутка скверная, но Инди не терпелось добраться до университетского городка.
– Да мы мигом! Пошли!
Инди пожал плечами и пошел за приятелем. Хоть они прекрасно уживались, но потребляли алкоголь и относились к нему совершенно по-разному. Шеннон стал заядлым пьяницей в семнадцать лет, и даже Сухой закон не умерил его прыть. Инди же к выпивке был холоден и прекрасно мог обойтись без спиртного.
Дойдя до середины квартала, Шеннон прошел в калитку и направился по тропинке к черному ходу нужного ему дома, где выстучал универсальный пароль «это я»: ТУК, тук-тук-тук-тук, ТУК, ТУК. В доме залаяла собака. Шеннон оглянулся, словно хотел убедиться, что Инди не удрал.
Спустя секунду дверь распахнулась; на пороге стоял неряшливый коротышка с сердитым лицом. Подбородок его украшала двухдневная щетина, седые волосы были всклокочены, словно его только что подняли с постели. Прикрикнув на собаку, он спросил, чего им надо.
– Пузырек сока, Эльмо, что ж еще? – ухмыльнулся Шеннон.
Мужчина сделал знак войти. Едва ступив в тесную кухоньку, Инди ощутил крепкий запах виски.
Заняв позицию позади хозяина, тощая дворняга угрожающе рычала. Стараясь держаться от нее подальше, Инди принялся осматривать кухню. Зеленая краска облупилась со стен, открыв взгляду узорчатые обои. Оторванная дверца буфета давным-давно валялась на полу. Воняло пропитанными мочой газетами, грудой сваленными в углу.
– Эльмо, сделай нам пинту по-быстрому. Мы торопимся.
– Ну и на здоровье. – Посмотрев мимо Шеннона, самогонщик нахмурился при виде черной мантии Инди.
– А это что за тип? Судья, что ли?
– Ты что, выпускника колледжа ни разу не видал? Нас ждет великое будущее.
– Да неужто? Профессор, что ко мне захаживает, говорит, будто я заслужил почетное звание. Каково, а? – ухмыльнулся Эльмо, демонстрируя ряд кривых желтых зубов, смахивающих на покосившийся грязный забор.
– Доктор самогоноварения? – поддел его Шеннон.
– Нет. Химии.
Инди засмеялся, но чувствовал беспокойство и уже жалел, что согласился зайти.
– Так он у тебя Эльмо, или нет? Не можем же мы торчать тут целый день.
– Пятьдесят центов.
– Пятьдесят? – Шеннон всплеснул руками, возмущенный такой ценой. – А как насчет скидки для свежеиспеченных выпускников? Давай, Эльмо!
– Пятьдесят центов, – упрямо заявил Эльмо и скрестил руки на груди.
– Ну ладно, ладно. – Шеннон обернулся к Инди. – У тебя есть четвертак?
– А наш уговор?
– Да отдам я, отдам. Не волнуйся.
Инди порылся в карманах. Натаскивая старшеклассников в латыни и французском, он получал неплохие деньги, но их никогда не хватало. Нашарив монету, он неохотно протянул ее Шеннону.
Эльмо бросил деньги в карман, пересек кухню и спустился в погреб. Инди посмотрел на часы.
– Надеюсь, он там не заблудится.
Шеннон беспокойно отмахнулся…
– Расслабься, отсюда рукой подать.
Тут пес обнажил клыки и вновь зарычал.