Даже среди кадровых матросов,
кончивших разные специальные школы, не было обычного веселья. Только штрафные, в
противоположность остальным, держались более или менее бодро.
Береговое начальство, чтобы отделаться от них, как от вредного элемента,
придумало для этого самый легкий способ: списывать их на суда, отправляющиеся на
войну. Таким образом, к ужасу старшего офицера, у нас набралось их до семи
процентов.
Среди штрафных иногда прорывалась удаль:
- Ничего, братцы, повоюем!
- Может, на японочках женимся!
- Снаряд - дурак он не разбирает, штрафной ты или нет. Всех одинаково будет
укладывать без всякой панихиды.
Один из вечеров я провел в маленькой каюте, что расположена в жилой палубе с
правого борта. Она принадлежала двум младшим боцманам. Оба отлучались
солидностью роста, шириной плеч, здоровым загаром щек. Один из них, Иван
Епифаньевич Павликов, был круглолиц белокур, с длинными ресницами, под которыми
сыто поблескивали светлые глаза. Он шагал по палубе важной и неторопливой
походкой барина. Его удручала не столько война, сколько разлука с возлюбленными,
портреты которых были развешены над столиком. О своих победах над женщинами он
рассказывал со всеми подробностями, весело при этом посмеиваясь. Он нравился мне
меньше, чем второй боцман - Максим Иванович Воеводин. Последний был серьезнее и
вдумчивее. По-видимому, на все явления жизни у него сложился определенный взгляд
практического человека. И только по временам его лицо, сероглазое, с высоким
лбом, с золотистыми усами, нахмурившись, принимало такое выражение, как будто он
решал трудную задачу Боцманы не могли не дружить со мной. Я заведовал водкой. А
они оба слишком были сильны, чтобы удовлетвориться законной чаркой. Это ставило
их в некоторую зависимость от меня. Я и раньше слышал о странных, случаях,
происходивших с "Орлом". Но теперь от боцмана я узнал об этом подробнее.
Павликов рассказывал мне густым баритоном:
Худая слава сложилась о нашем броненосце. Началось это с Петербурга.
Когда только "Орел" строился, он чуть не сгорел от пожара на Галерном острове. А
в тысяча девятьсот третьем году, будучи спущен на воду, он во время наводнения
полез было на берег. Едва удалось спасти его. Этой весной привели броненосец в
Кронштадт и так же, как теперь, пришвартовали его правым бортом к стенке.
Швартовы были толстые и крепко завернуты за пвалы и кнехты на стенке. В этот же
день почему-то начался крен на левый борт. К вечеру крен дошел до тридцати
градусов. Что случилось? Никто ничего не знал.
Легли спать. Вдруг ночью лопнули все швартовы. Броненосец повалился набок.
Загрохотали все предметы, что не были закреплены. В батарейной палубе загудела
вода. Люди вскочили со своих коек и в одном нижнем белье бросились к выходам. В
темноте поднялся невообразимый шум, гвалт. Всех охватила такая паника, как будто
корабль взорвало миной. Выбрались мы все на стенку, мало-помалу в себя пришли.
Смотрим - "Орел" наш совсем на боку лежит. Можно сказать, утонул без войны в
своей собственной гавани. Хорошо, что мелко было. И то все-таки потом две недели
бились с броненосцем, чтобы поднять его.
- Что же такое случилось с ним? - спросил я.
Павликов только руками развел, но вместо него пояснил Воеводин:
- По-моему, непонятного тут ничего нет. Морской канал между Петербургом и
Кронштадтом недостаточно глубок. Чтобы прошел по нему наш броненосец, пришлось с
него снять броневые листы нижнего пояса. Дыры от болтов заткнули деревянными
пробками. Но кто-то выбил эти пробки. Через эти дыры и начала проникать вода
внутрь судна. Потом она через орудийные полупорты пошла, когда судно сильно
накренилось.
Кто тут был виновником? Указывали, будто японцы ночью проникли к
нам. Но все это чепуха на птичьем молоке.
Скорее всего, свои это проделали, матросы. Вот недавно, как идти нам на пробу,
обнаружили в подшипниках машины стальные опилки. Если бы только вовремя не
заметили этого, застряли бы в Кронштадте надолго. Может быть, совсем не пришлось
бы идти на войну. На других судах тоже подобные случаи были. Взять, например,
крейсер "Олег" вышел он в море на пробу машин.
Слушают, что такое стучит в цилиндре низкого давления? Разобрали цилиндр.
Внутри его заметили борозды. Оказалось, куски стали попали в него. Вот и
любопытно узнать, как попали они в закрытый цилиндр?
- Я спросил:
- По-вашему, все это проделывают свои же матросы только для того, чтобы
избавиться от участия в войне?
Воеводин покрутил золотистые усы, пытливо взглянул на меня. Лицо его стало
суровее. Казалось, что он сейчас разразится бранью, но я услышал тихий голос с
нотками разочарования:
- Хорошо не знаю, а выходит, как будто так. Плохо стало служить. Того и гляди,
матросы изобьют.
- За что же изобьют, если вы их сами не тронете?
- Вы еще многое не понимаете. Есть у нас на судне такие сачки. Они в законах
справляются, ищут такое преступление, за которое бы можно посидеть не больше
года в исправительной тюрьме. Недавно на крейсере "Алмаз" трое матросов избили
боцмана. На некоторых судах фельдфебелям досталось. У нас пока в другом роде
проступки совершили. Что им год просидеть в исправительной тюрьме? Зато живыми
останутся, расчет верный Потом Воеводин рассказал, как увечат себя матросы,
чтобы попасть в госпиталь и таким образом избавиться, от злополучного
броненосца.
- Некоторые из команды усиленно курили натощак, глотая дым до рвоты, а потом
пили воду, крепко настоянную на табаке. Это продолжалось изо дня в день, целые
недели. Когда такой человек являлся в судовой лазарет; то у него, как у
паралитика, тряслись руки и ноги, а лицо выглядело мертвенно-зеленым, с
блуждающими, мутными глазами. Он и в госпитале, чтобы подольше задержаться там,
не переставал таким образом отравлять себя.
Иногда это кончалось смертью. Один новобранец гвоздем проткнул себе барабанную
перепонку и, не выдержав боли, заорал истошным голосом, кружась и приплясывая,
как полоумный. Злонамерение его было открыто. Много и других увечий было.
Пожилой кочегар, призванный из запаса, решил, заразиться венерической болезнью,
в надежде, что месяца через два-три доктора вылечат его. Пока он выйдет из
госпиталя, "Орел" будет уже далеко в пути. Кочегар начал ходить по самым грязным
притонам. Истратился, продал все, что только можно продать, а болезнь к нему
никак не приставала, Кто-то научил его найти уже зараженного человека и сделать
себе искусственную прививку. Кочегар данный совет выполнил в точности. После
этого ждал, пока не появились признаки болезни, а вчера явился в судовой
лазарет. Врач, осмотрев его, спросил: "Женат?" - "Так точно, ваше
высокоблагородие". - "И дети есть?" "Трое" - "Дурак! Дошлялся по вертепам.
Сифилис у тебя".
Кочегар хотел заболеть, но не такой серьезной болезнью, а теперь выслушав
приговор врача, побледнел.
- Воеводин, кончив рассказывать, вздохнул и промолвил:
- Да, война войне рознь. А на эту никому неохота идти.
Я ушел от боцмана в раздумье. Почему так неудачно складывается эта война?
Ведь били же в старину русские всех подряд на суше и на море: Вероятно, они
тогда шли на войну с другими настроениями.
Глава 4
ПРОЩАЙ, КРОНШТАДТ!
Наш "Орел" был такого же типа, как "Бородино", "Александр III" и "Князь
Суворов".