Не поможете?
Гус взглянул на экран компьютера, где кружился какой-то алый хаос — ураган «Энни». Потом взглянул на меня.
— Если бы они знали, что делают, тогда самое время — барометр падает, и все такое. Но мне отчего-то кажется, эти типы ни хрена не смыслят в рыбалке. — Он пожал плечами. — Простите, парни. Я всего лишь тут работаю. Удачи.
Гус развернулся и зашагал в кабинет. Один из мужчин сделал ему вслед непристойный жест, а второй захромал к машине. Когда он открыл дверь и полез на переднее сиденье, мне показалось, что в салоне сидят еще двое. Начинался сезон ураганов, поэтому не было ничего удивительного в том, что четверо идиотов решили попытать счастья.
Машина выехала с дорожки, и Гус показался из кабинета. Он кое-что выложил на прилавок. Гус не поклонник оружия, но он долго прожил на реке. Гус всегда был реалистом, и я последовал его примеру.
— На тот случай, если встретите там не только змей…
«Смит-вессон», модель 22-4, револьвер с неподвижным прицелом, заряженный пулями 45-го калибра. И «ремингтон» с 45-миллиметровым стволом. Объяснений не требовалось. Я забрал оба пистолета и несколько коробок с патронами.
— Спасибо.
На стене кабинета висела картина, которую я нарисовал почти десять лет назад. Это был рождественский подарок — своего рода благодарность. Перспектива представала с точки зрения человека, который высунул голову из воды и осматривается. Гус на картине сидел в каяке с веслом в руках и улыбался. На реке он был дома. Как и я. «Лучики» на щеках намекали, что Гусу здесь хорошо. Картина называлась «Радость».
Гус кивком указал на портрет:
— Меня все время об этом спрашивают. И просят продать.
— И что ты говоришь?
— Что пока не продам.
— И много предлагают?
— Достаточно, чтобы купить новенький «форд».
— Ну так продай.
Он уставился на портрет.
— Нет. Пожалуй, я его еще подержу.
Я сунул пистолет за ремень, погрузил все в багажник джипа и напоследок прошелся по магазину. На домашней странице компьютера Гуса отражались данные местного погодного радара. Он сделал это, чтобы наблюдать за рекой — ради клиентов и тех, кто брал напрокат снаряжение. Радар следил за регионом от болота Окифеноки до залива Камберленд. Внизу экрана, словно тикерная лента на бирже, бежали двузначные цифры, обозначающие уровень воды. Данные приходили с автоматических сенсоров, расположенных вдоль всей реки на протяжении двухсот километров. Передо мной была полная картина состояния реки.
Гус указал на экран:
— Если ураган повернет к нам, здесь все поменяется.
— Помню.
Над прилавком висели водонепроницаемые чехлы для карт. Речные гиды пользуются ими, чтобы карта не намокала, — до тех пор, пока не научатся помнить реку наизусть. Это случается уже после нескольких сезонов на Сент-Мэрис. Карта была нужна мне еще меньше, чем чехол для нее, но все-таки я взял то и другое. Карта будет подтверждать показания навигатора, и наоборот. Я вытащил из кармана пакет с газетной вырезкой, сунул его в чехол с картой и надежно закрыл.
Погрузив все в машину, я обернулся к Гусу. Он заслужил объяснение.
— Как у тебя дела?
— Ну, лично я бы предпочел сейчас быть где-нибудь в районе Флорида-Кис, где мобильная связь отсутствует по факту, но… — он жестом обвел магазин, — дела сами собой не делаются.
— Продай картину. Купи лодку. Устрой себе отпуск.
Он кивнул:
— Может быть, когда-нибудь. Уверен, что не хочешь поговорить?
— Врачи отослали нас домой. — Я снял со стены уключину и принялся рассматривать узел.
— Что бы ты ни услышал на той неделе… это, возможно, будет лишь половина правды.
Я выдернул из блокнота листок, перечислил все, что взял в магазине, и написал внизу номер своей кредитки.
— Будет лучше для меня, если ты подождешь недельку, прежде чем получить по счету.
— Тебе нужны деньги? — поинтересовался Гус.
— Нет, Просто ты наверняка привлечешь внимание, а я не хочу, чтобы они знали, где я.
— У тебя проблемы?
— Не то, о чем ты думаешь. По крайней мере пока.
Гус сложил список и сунул в карман:
— Обналичу через месяц.
— Спасибо, Гус.
Я сел в машину и пристегнулся. Гус прислонился к дверце и посмотрел в сторону шоссе.
— Я тут недавно думал о твоей матери…
— Правда?
— Она была замечательная женщина. Я рассказывал тебе, что однажды сделал ей предложение?
Я со смехом покачал головой:
— Нет.
— Она сказала, что уже замужем, и это не пройдет. И потом, я ей слишком нравился. Она сказала, что я пойду на попятный, как только узнаю ее поближе. — Гус помолчал. — Думаю, с тобой она не промахнулась.
— Мама делала все, что могла.
Гус использовал свою парковку в качестве пристани для тех, кто брал у него лодки напрокат. Снабдив клиента спасательным жилетом, веслом и каяком, мы обычно спускали лодку на воду неподалеку от парковки. Короткая дорожка, ведущая к реке, — и все. Там достаточно глубоко, чтобы плыть, но при этом не слишком — если каяк переворачивался, гребец мог встать на ноги. Гус уставился на воду.
— Она любила эту реку. Думала, в ней есть нечто особенное.
— Да.
Гус положил мне руку на плечо.
— И она была права.
— Хотя некоторые скажут, что это всего лишь трещина в земной коре, где находит себе последнее пристанище всякое барахло.
Гус сунул руки в карманы.
— Это лишь один взгляд.
— У тебя другое мнение?
— Да. И ты меня скоро поймешь. Река напомнит тебе об этом лучше, чем я. — Гус покачал головой. — Она никогда не меняется. Река может сменить русло, но при этом остается той же самой. Это мы меняемся. Мы приходим к ней, став другими. А река неизменна.
— Когда я был маленьким, мама говорила, что в этой реке живет Бог. Я часто лежал на берегу и ждал, когда же он покажется.
— И что бы ты сделал?
Я засмеялся.
— Я бы взял его за глотку и тряс до тех пор, пока он не ответил бы на мои вопросы.
— Будь осторожнее в своих желаниях.
Ветерок зашелестел в верхушках деревьев и принес с собой прохладу.
— Гус, прости, что я приехал вот так…
Он принялся ковыряться соломинкой в зубах.
— Река меня многому научила. Наверное, поэтому я не хочу уезжать. Она вьется, петляет, змеится, Не проходит дважды по одному месту. Но заканчивается там же, где и всегда.
— И что это значит?
— Что главное — это плыть.
Глава 5
Характерная особенность провинции — невежество. Провинциалы не глупы и уж точно не идиоты. Мы гордимся собственным здравым смыслом, среди нас попадаются люди с высшим образованием, но есть вещи, о которых нам известно весьма немногое, и это, судя по всему, происходит от горделивого нежелания задавать вопросы или от нежелания знать. Не беспокойтесь, этот недуг поражает не только провинциалов. Просто в Нью-Йорке он называется иначе.
Для меня в юности такой вещью была живопись. Большинство моих друзей считали, что живопись — это предмет, которому тебя учат, или то, что творишь ты сам, когда при помощи баллончика выводишь на водокачке имя своей подружки.