Видишь танк? Это мы его угнали у немцев.
— Ничего себе! — поразился боец. — Ладно, ползите в траншею. Там наших полно, разберутся.
Из траншеи выглядывали любопытные. На «нейтралке» творилось непонятное, и всем хотелось досмотреть «представление».
Бойцы спрыгнули в траншею.
— Во! Я думал — немцы заблудились, а это наши! Привет, славяне!
Ну а дальше по уже не раз пройденному пути — к особисту. Их разоружили, отконвоировали.
Особист оказался хмурым капитаном средних лет. Он допросил всех, проверил документы.
— И где этот склад? На карте сможете показать?
— Смогу, — подтвердил Алексей.
Особист развернул перед ним чистую, без пометок карту. Алексей определился, ткнул пальцем.
— Недели три назад начальник склада к своему начальству отправился и не вернулся. Часть караула убило бомбой, вход засыпало. Ну а мы, значит, к своим подались.
— Проверим. А пока — в пехоту.
Сержант отвёл их обратно в траншею, вернул оружие. Бойцы повеселели. Алексей сам думал, что их посадят в камеру или карцер, пока проверка будет идти. Промашку они, конечно, дали с танкистом. Надо было его в плен взять, да пожалел Алексей немца. Сам не знал, доберутся ли они живыми до своих, тут не до немчика было. Однако он приметил, что отношение к нему, Фёдору и Виктору было пока не таким, как к другим бойцам. Их не только не ставили в охранение — не отпускали даже в свой ближний тыл, на ту же кухню. Видимо, не доверяли.
Через неделю Алексея вызвали к особисту. Он шёл в штаб, а у самого сосало под ложечкой, и было неприятное предчувствие.
Постучав в дверь, он вошёл и представился.
— А, Ветров! Садись! Тебе выпал удачный случай реабилитировать себя и своих товарищей перед командованием.
— А что, разве мы в чём-то виноваты?
— А окружение? Почему вы не ушли со своим батальоном? Ты разговор на другие рельсы не переводи! Опять в штрафбат захотел?
— Люди и там живут и воюют.
— Живут, только недолго. Короче, надо нашего человека на ту сторону провести и склад показать. Сможешь?
— Попробовать можно, только линию фронта перейти сложно.
— В корень смотришь. Было бы просто — любого новобранца отправили бы. Мы со своей стороны поможем, организуем артналёт. Согласен?
— А разве у меня есть выбор?
— Ну вот и договорились!
— А обратно-то как?
— Это тебе старший товарищ расскажет, будешь ему подчиняться. В роту не возвращайся, будь при штабе, я тебя позову.
Алексей вышел. В разговоре с особистом его задели слова о реабилитации. В чём его вина? В том, что немцы удачно развивали наступление, и он, помимо своей воли и выполняя приказ командира, попал на склад и, в итоге, оказался в окружении? Так он не один такой, дивизии и корпуса попадали в немецкие «клещи» и окружение. Да чёрт с ним, с особистом и его обидными словами. Не за него он воюет — за Родину, за родителей.
Болтался он у штаба часа два, пока его снова не вызвали.
В комнате особиста находился ещё один человек — мужчина лет сорока, лысоватый, в немецкой форме, с нашивками фельдфебеля на левом рукаве. Алексей внутренне удивился. Перебежчик или наш, из дивизионной разведки? Он и сам ходил в немецкий тыл при «маскараде».
— Познакомься, Алексей, это товарищ Петров. Он будет старшим, подчиняешься ему.
— Есть.
— Сейчас тебя переоденут и покормят.
Его накормили на кухне, и довольно сытно: суп с куском мяса, чего на передовой не было. Потом переодели в немецкую форму рядового, накинув сверху нашу плащ-накидку, чтобы он в глаза не бросался.
— Пилотку сними, — посоветовал ему особист.
— Пилотку сними, — посоветовал ему особист.
Когда начало смеркаться, особист проводил их на передовую.
Ждали долго, часа полтора, когда сзади полыхнуло, и на немецкие позиции обрушились ракеты — из нашего ближнего тыла стреляли «катюши». Немецкие позиции накрыло взрывами.
— Пора.
— Удачи.
Петров поднялся на бруствер, Алексей — за ним. В том, что фамилия его спутника действительно Петров, Алексей сильно сомневался, но сомнения свои держал при себе, не высказывал.
Некоторое время, пользуясь темнотой, они шагали по «нейтралке», потом опустились на землю и уже дальше продвигались по-пластунски. Алексей попросил Петрова пропустить его вперёд, и начал шарить перед собой руками, опасаясь мин.
— На этом участке мин нет, проверено, — сказал Петров. — Не трать время.
Ну, нет так нет. Баба с возу — кобыле легче.
За полчаса они добрались до немецкой траншеи. Там пахло толом, земля ещё курилась дымом, и всё было перепахано, доты и дзоты были разрушены, траншея обвалилась — полный хаос. Там и тут ходили санитары с белыми повязками на рукаве, отыскивая раненых.
Траншею миновали легко, даже слишком. В темноте видно было плохо, и они то и дело наталкивались на убитых. А дальше, нисколько не смущаясь, Петров вышел на грунтовку. Алексей не отставал. Подумал только про себя, что документы, наверное, у Петрова настоящие, изъятые у пленного или убитого немца. Но у него-то документов вообще никаких нет, и языка он не знает. И если их остановит патруль фельджандармерии, быть беде. А пока он не отставал от Петрова.
И как сглазил. Они подошли к мосту и увидели, что он охраняется караулом. Петров только предупредил Алексея: «Молчи, я сам!»
Он предъявил патрульным документы, поговорил с ними на немецком. Алексей чувствовал себя не в своей тарелке. Спросят что-нибудь у него — и всё. Однако обошлось, они прошли по мосту.
Отойдя немного от моста, они сделали привал на лесной опушке.
— До утра посидим. Не ходят немцы ночью пешком, подозрительно будет, — объяснил Петров. — Можешь вздремнуть.
Кто бы отказался? Алексей почти сразу уснул.
Едва на востоке забрезжил рассвет, его разбудил Петров.
— Сходи умойся и воды попей; тут ручей рядом, в той стороне, — он махнул рукой, указывая направление.
Алексей так и сделал.
Потом они перекусили галетами и кругом копчёной колбасы.
Вышли на дорогу. Дождавшись грузовика, Петров вскинул руку Переговорив с водителем, он уселся в кабину грузовика, указав Алексею на кузов. Грузовик тронулся. Погода была осенняя, и в открытом кузове здорово дуло. Не помешала бы уже шинель, но приказа перейти на зимнюю форму одежды не было ни в Красной армии, ни в немецкой.
Тряслись они около получаса, когда неожиданно в кабине хлопнул выстрел, а за ним — ещё два.
Грузовик вильнул. Медленно теряя ход, он съехал с дороги, уткнулся бампером в дерево и заглох. Алексей выпрыгнул из кузова и рванул на себя ручку дверцы.
Петров сидел на пассажирском сиденье бледный, зажимая рукой окровавленное бедро. Водитель же сидел рядом, уткнувшись головой в баранку — он был убит.
Превозмогая боль, Петров сказал:
— Нелепо получилось, раскусил он меня, выстрелил. Я уже почуял неладное, пистолет достал, а он меня опередил.
Алексей стянул с плеча солдатский ранец — там были бинты, и, как мог, перевязал раненого.
— Надо грузовик на дорогу вывести. Если немцы появятся, подозрительно будет, подойдут. А тут водитель убит, я ранен. Сможешь?
— Я за рулём не сидел никогда.
— Я подсказывать буду. Но сначала убитого в лес оттащи. А документы и пистолет забери себе.
— Понял.