Но ты ведь согласен, что Бобби Доллар отправляется в Ад — это глупая идея? Отлично. Потому что ты не продержишься там и десяти секунд.
— А как насчет тех тел, к которым у тебя есть доступ? У вас в Третьем пути?
— Кифа, кем бы он или она ни был, дал мне доступ только к телу, которое поможет вроде бы законно провернуть дело с Волхвами. — Волхвами называли группу ангелов-отступников, которые набирали души для Третьего пути — загробной жизни не в Аду и не в Раю. — Пытаться попасть в Ад в обличье преподобного Мубари ничуть не лучше, чем с твоим собственным жутким личиком. Мы говорим об Аде, Бобби, а не о Диснейленде. — Он посмотрел на меня так, что я должен был бы убежать домой в слезах. — Даже если ты найдешь тело, как ты попадешь
Мне нравится водить. Прежде всего, это позволяет мне достаточно отвлечься, чтобы развеять мозги и поразмышлять. Если меня просто попросят присесть и подумать, то все, о чем я смогу думать, будет «я уже устал сидеть», но за рулем машины, автоматически следя за дорогой, я даю своим мыслям свободу. К тому же за рулем мои размышления никто не прервет, ну если только меня не попытаются вызвать мои боссы или очередная адская тварь не попытается уничтожить меня. Я был уверен, что мне никто не позвонит, так как я был отстранен от работы, а «улыбающийся убийца» сможет догнать меня на шоссе, только если найдет нечто пошустрее своего фургона. Так что я поехал в северном направлении, размышляя.
Конечно, Сэм был прав: сама идея проникновения в Ад была настолько идиотской, что никто в здравом уме даже не подумал бы об этом. Не просто так мы боремся с Адом уже миллион лет или больше, и причиной тому точно не разногласия по поводу их национального гимна. Они желали уничтожить нас и каждый чертов день старались сделать это. Проникнуть в это место — ну, все равно что еврей полезет в Бухенвальд. Это можно осуществить, но что делать дальше, попав туда?
Но у меня было не так много вариантов. Даже не отправляясь туда, я все равно должен был разобраться с «улыбающимся убийцей», справиться с которым, несмотря на его относительно малый размер и странный выбор оружия, оказалось чертовски трудно. Серьезно, как убить того, кто уже был мертв дважды?
С этими радостными мыслями и под аккомпанемент поразительной гитары Джеймса Элмора, [11] доносящейся из колонок, я ехал на север через пустынные земли и мелкие поселки, расположенные вдоль полуострова между Сан-Джудасом и Сан-Франциско, по направлению к индустриальным развалинам на границе с районом Бэйвью на юге Сан-Франциско.
Я не знал, где именно можно найти Обломыша, но мне было известно, что он находится в этой не самой прекрасной местности под обломками бетона. Именно в Бэйвью поселились все черные рабочие верфи, да так и остались там, когда работа приостановилась — экономика и расовые предрассудки не позволяли им перебраться куда-то еще. Это было бедное поселение; хорошее определение ему дали жители других районов — убежище для старых и уязвимых. Что, я думаю, и стало причиной, по которой Обломыш не покидал это место.
Я заметил первую часть предупреждающего граффити на бетонной подпорке, оно было похоже на вертикальный ряд букв D или же на вид хора беременных из космоса.
Конечно, это были все же не D, а B, обозначавшие Обломыша, [12] а значит, я шел в верном направлении. Это был его непонятный способ саморекламы. У него не особо много клиентов, но тем, кому он нужен, он нужен оченьсильно, поэтому он и делает подобные «вывески». Я припарковался, закрыл машину, проверил, что закрыл ее, и затем двинулся вперед пешком в поисках большего скопления BB-надписей.
Наконец где-то к северу от парка Бэйвью я заметил три граффити на одном углу под автострадой. Что еще важнее, рядом с ними на бетонном обломке, скребя монетки о дорожную опору, сидел мальчишка лет одиннадцати, афроамериканец. Краем глаза он следил, как я подхожу к нему, явно пытаясь понять, представляю ли я опасность.
— Привет, — сказал я, когда между нами оставалось метра три. — Я ищу Обломыша.
Мальчишка одарил меня быстрым взглядом, который явно говорил «что-то не верится», и продолжил играться с монетками.
— И что?
— Я дам тебе пять баксов, если отведешь меня к нему. Я его старый друг.
— У него нет таких старых друзей.
Звон монетки.
— Слушай, можешь сначала пойти и спросить у него. Скажи, это Бобби Доллар. Он знает меня.
Мальчишка пристально посмотрел на меня, затем собрал свои монетки и встал, держа руки в карманах своей толстовки и расправив плечи. Погода в Сан-Франциско в марте примерно такая же, как в остальных городах в декабре. Он стоял и ждал, пока я не понял, что нужно сделать. Я вытянул пятерку из кармана и протянул ему. Он все равно не подошел, и тогда я положил купюру на старое пластиковое ведро, прижав ее камнем, чтобы не улетела, и отошел. Он осторожно взял ее, одновременно наблюдая за мной, будто котенок, которого угощает незнакомец. Затем он повернулся и исчез за склоном дороги, оставив меня ждать в холодной тени. Я присел на ведро, но в офисе Обломыша, видимо, было мало дел, потому что мальчишка вернулся уже через десять минут.
— Пошли, — сказал он, мотнув головой в том направлении, куда мы направлялись. Это был почти бег с препятствиями — вверх по холму через грязь и мусор, потом через дренажную трубу. Мне пришлось ползти на коленях, и в такой позе на меня было бы легко напасть, но по-другому к Обломышу никак не попасть. У него нет телефона и предварительной записи на встречу.
Я так долго следовал за мальчишкой через все эти препятствия, что уже не смог бы определить, где мы находимся. Наконец мы вышли к еще более мрачному, унылому и ветреному месту — пролету под другой частью автострады. Дверь наверняка вела в бывшее служебное помещение, над ней все еще висела защитная решетка для лампочки, хотя самой лампочки уже давно не было. Казалось, что дверь намертво приржавела, но она на удивление легко открылась, а за ней скрывалась лестница, ведущая вниз. Мальчишка достал фонарик и повел меня в мрачную глубину, как Вергилий вел Данте. [13]
Служебный тоннель был загроможден ржавыми коробками предохранителей, из которых торчали провода; когда-то они сломались да так и остались здесь. Через несколько поворотов мальчишка отошел в сторону и показал, чтобы дальше я шел сам.