zadornov.net
Благодаря моим новым друзьям мечта о Москве ожила во мне с такой силой, что я перевелся из Рижского политехнического в Московский авиационный с потерей года. Точнее, с уже третьего курса на второй. Но я не чувствовал себя второгодником. Я бродил вечерами по искрящейся окнами Москве и не верил в свое счастье. Тогда мне в Москве нравилось все…
Но более всего поразило меня то, что в МАИ студенты называли своих преподавателей по имени-отчеству, хотя большинство из них были профессорами, среди которых попадались даже академики. Я долго не мог к этому привыкнуть. В Риге же от студентов требовали называть преподавателей по фамилии. Перед фамилией вставляли слово «товарищ». «Товарищ такой-то, разрешите к вам обратиться?» Как в некоем военном подразделении. Интересно, что именно в Риге, которая считает нынче, что в Прибалтике появилось первое вольнодумство, во всех учебных заведениях была полувоенная дисциплина…
В МАИ такого совдеповского лицемерия не было. Студент мог стрельнуть сигарету у профессора, занять у него три рубля, навешав лапши на уши и разжалобив: мол, от голода голова плохо соображает и не может отличить целые ряды от нецелых. Вот такое было удивительное явление для меня после Латвии: профессора любили своих студентов! Еще больше удивляло, что профессора и даже академики студентам улыбались. В Риге преподаватели все были очень серьезными, значительными, важными! А в МАИ они даже любили порой со студентами пошутить. У некоторых, опять-таки выражаясь языком сегодняшним, было просто отвязное чувство юмора.
Например, один из седовласых академиков на экзамене по термодинамике спросил у моего друга, почему стакан с водой, стоящий на подоконнике, с солнечной стороны холодный, а с теневой – теплый? Друг долго пытался профессору что-то объяснить. Даже составлял формулы, основанные на первом и втором законах термодинамики, почему-то приплел закон Бернулли, кривую Гаусса… После чего и получил тройку, поскольку оказалось, что перед тем, как задать этот вопрос, профессор просто повернул стакан на сто восемьдесят градусов.
Преферанс против одноруких бандитов
Еще благодаря МАИ я научился играть в преферанс! Даже одно время, после того как преподаватели перестали мне одалживать трешки, зарабатывал им себе на жизнь. Мы работали втроем. Стыдно признаться, но у нас была своя система знаков, постукиваний пальцев по столу, подмигиваний друг другу. Пытались изобрести новые методы крапления карт. Есть такое выражение: «Проигрался до того, что остался без штанов». Именно это однажды со мной и случилось. Вернее, я остался в одних штанах и рубашке, а всю остальную одежду проиграл. С тех пор поклялся никогда больше к картам не притрагиваться, если это не карты географические. Правда, до сих пор уважаю тех, кто, несмотря на все эти бесчисленные заманухи: казино, игральные автоматы, ипподромы – не изменил преферансу – самому жесткому воспитателю смекалки и умению высчитывать любую комбинацию без соответствующих программных обеспечений.
Каждый раз, когда я прохожу мимо зала игральных автоматов, мое сердце словно попадает в соковыжималку от жалости к сегодняшнему молодому поколению. Преферанс среди одноруких бандитов – это седовласый мудрец среди рожденных в пьяном зачатии дебилов. Теперь я понимаю, что преферанс расширил мою модемную плату, увеличил скорость работы процессора и научил интуичить прикуп. Летом 74 года, когда с агитбригадой МАИ мы обслуживали концертами ледоколы и сухогрузы на Северном морском пути, на одном из сухогрузов нас застал шторм. Девятибалльный! Мы даже не успели испугаться. Потому что играли в преферанс и пытались поймать неловленный мизер. Качка при этом была такая, что сползал прикуп. Приходилось держать и прикуп, и друг друга и при этом еще соображать.
Троллейбусная любовь
А напротив нашего общежития было женское общежитие пищевого института.
Приходилось держать и прикуп, и друг друга и при этом еще соображать.
Да, мы тогда любили литературу, девчонок, которые любят нас за прочитанные им стихи, водку с пельменями, фильмы эпохи неореализма, театры, пирожки с мясом на морозе по пять копеек…
Конечно, еще надо было поспевать учиться. В свободное от преферанса и троллейбусов время. Сцена продолжала меня зазывать воспоминаниями о «Ходоках к Ленину» и «Репке». Этот успех хотелось повторить. Я продолжал дружить с Володей и его друзьями из «Щуки». Они были близки к тому, что я любил больше всего на свете, – к театру. Даже сейчас, по прошествии множества лет, я могу сказать, что театр был на протяжении всей моей жизни единственной любовью, которой я никогда не изменял…
Я понимаю, что большинство поклонников актера Леонида Филатова узнали его как поэта после того, как он написал «Сказку о стрельце».