Так как Анечка поживает?
– Кто? – напрягся Иван.
– Сестричка твоя, – пояснила продавщица. – Ей годика три‑четыре стукнуло, когда твои родители съехали. А ты, значит, у них уже на новой жилплощади родился. Ну и правильно! Юра умный, сначала хоромы приобрел, а уж потом сынишку сделал. Ха‑ха!
– Вы меня с кем‑то перепутали! – воскликнул Иван. – С другим мальчиком, у которого тоже на запястье браслет из родинок есть. Сестры у меня никогда не было. Родители познакомились в институте. Папа не водил трейлеры, он хирург. Мама стоматолог.
– Точно, – кивнула тетка, – Регина зубы людям лечила. К ней в очередь записывались, совсем не больно сверлила и пломбы ставила навек. А отец твой Юра Бибиков. И сестру я распрекрасно знала, очень бойкая девочка была, вечно бегала и громко кричала во дворе. Скажи матери, что Светка Перепечкина привет ей передает. Фамилия у меня смешная, ты запомнишь. Дай‑ка карандаш и бумагу…
Окончательно сбитый с толку Ваня порылся в портфеле и протянул торговке ручку с блокнотом. Она, сильно нажимая, написала ряд цифр.
– Во, мой мобильный. Может, мать звякнет. Пообщаться охота. Она где сейчас работает?
– В стоматологической лечебнице доктора Темкина, – ответил подросток.
– Здорово! – обрадовалась продавщица и вдруг закашлялась.
Ваня, ощутив сильный запах перегара, отступил на шаг.
– Продиктуй‑ка мамкин номер, – потребовала Перепечкина. – Мне давно пора виниры сделать, авось Регинка по старой дружбе скидку даст.
– Я его наизусть не помню, а свой сотовый в школе потерял, – соврал Иван. – Извините, не назову телефоны родителей. Они вместе с трубкой пропали.
Потом она посмотрела на сына.
– Побеспокоила заведующую регистратурой со своего прежнего места работы. Хотя столкнуться со мной продавщица могла где угодно. Забудь о ней. Скорей всего она не в себе. Или просто алкоголичка. Сам же говорил, от нее перегаром несло.
Через час мать постучалась в комнату к Ване.
– Тайна раскрыта. Десять лет назад я лечила зубы Перепечкиной, которая пришла в поликлинику по страховке от предприятия. Но когда наша бухгалтерия выставила счет, выяснилось, что полис поддельный. Короче, Светлана – мошенница. Сделай одолжение, не ходи больше на рынок, не покупай у мерзавки мороженое, не общайся с ней. Перепечкина плохой человек. Увидела родинки на твоей руке и напридумывала невесть чего.
Иван хотел было сказать: «Если человек не заплатил за услуги дантиста, очень глупо затевать разговор с его сыном, да еще просить передать матери свой номер».
Но почему‑то промолчал. А мама воскликнула:
– Передам‑ка я телефон сей особы на свое прежнее место работы! Пусть отдел безопасности с нахалкой разберется. Пообещай никогда не заглядывать на базар и не покупать там сладости, лучше зайди в супермаркет.
Ване всегда, даже летом, бывает зябко, поэтому он редко открывает окно. В ту ночь он никак не мог уснуть, вертелся с боку на бок. И в конце концов распахнул окно, понадеявшись, что свежий воздух подействует как снотворное. Но ожидания его не оправдались, Иван лежал, не смыкая глаз. Внезапно до его носа долетел запах сигаретного дыма, и он понял, что отец вышел на балкон покурить.
У Лавровых большая двухэтажная квартира, все окна которой выходят на одну сторону. Спальню родителей от детской отделяет библиотека. В любую пору года Николай Петрович выходит подымить на лоджию. И любит в это время говорить по телефону. Пару раз до Вани доносился его голос, но отец, конечно, не догадывался, что сын может слышать его беседы.
В ту ночь лежавший без сна Иван услышал сначала голос матери:
– Что же делать?
– Заткнуться! – резко ответил всегда вежливый отец. – Закрой рот навсегда. Об Ане все давно позабыли. Мы сделали все, чтобы так произошло. Ванька носит мою фамилию, остальное похоронено. Мы смогли сохранить полную тайну. Выкрутились.
– Выкрутиться хотел ты, – заплакала Регина Львовна. – Кто принял решение убить Анечку? Бедная моя девочка, ее больше нет…
– Идиотка! Дура! Кретинка! – пошел вразнос отец. – Девчонки никогда не существовало на свете. Точка!
– Она была, – зарыдала мама. – Я двадцать седьмого января, в годовщину ее смерти, и шестнадцатого марта, в день рождения, всегда езжу на могилку и…
– Куда ты ездишь? – ахнул Николай Петрович.
Регина Львовна замолчала.
– Живо говори правду, пока я тебя, дебилку, не убил! – взревел он.
Ваня окаменел. Никогда ранее отец не позволял себе подобных выражений. Он всегда нежно говорил с женой, не спорил с ней. А вот мама, наоборот, могла устроить ему скандал по пустяковому поводу. Иван, очень любивший своих родителей, всегда считал папу излишне мягкотелым, подкаблучником, не способным возразить матери. И вдруг такая агрессия!
– Прости, Коленька, но как же без могилки? – простонала мать. – После того, как… как Валентина Гавриловна очутилась в доме престарелых…
– Умереть не встать! – перебил ее муж. – Сегодня просто день счастливых открытий… Откуда ты знаешь, что происходит с твоей матерью?
– Мила рассказала, – смущенно призналась Регина Львовна.
– Час от часу не легче! – повысил голос Николай Петрович. – Ты забыла, какое условие тебе при рождении Ани выдвинули родители? Неужто выкинула из памяти слова своей младшей сестрицы? А вот я помню, как ты плакала, передавая мне речь Людмилы, которая встала на сторону Валентины Гавриловны и Льва Юрьевича, и помню, что она заявила: Горкины навсегда вычеркнули из семьи Регину, прокляли ее новорожденного малыша. И после этого ты общаешься втайне от меня с матерью и Людмилой? У меня нет слов!
– Я их голоса почти пятнадцать лет не слышала, – принялась оправдываться Регина Львовна. – Но года три назад мне внезапно на работу позвонила Мила и сказала, что нашла меня через Гугл – мои данные есть на сайте клиники. Сестра сообщила следующее: «Мать страдает старческим слабоумием, находится в частном доме престарелых. Я замужем за богатым человеком, мы уезжаем на ПМЖ в Лондон. Понимаю, что ты не захочешь навещать маму и навряд ли после всего ею сделанного тебя волнует ее судьба, но все же хочу поставить тебя в известность – она живет в комфортных условиях, о ней прекрасно заботятся, и так будет продолжаться до ее смерти.