Вечером.
– Во сколько договорились?
– В семь. Он подъедет к моему дому.
– Я тоже подъеду, оценю внешний вид. Мой внешний вид Женьке не понравился, она явилась минут в двадцать седьмого и сразу скривилась:
– Ну что ты вырядилась, как секретарша? Он что, тебя на работу принимает?
– Отвали, – ласково попросила я. – В конце концов, это деловая встреча, а не любовное свидание. Слушай, а как этот Аверин выглядит? Вдруг я его не узнаю?
– С ума сошла, что ли? Он на «Мерседесе» подкатит, в твоем дворе «мерсов» много? Ну, тады узнаешь. Мы сели на диван, поглядывая друг на друга и на часы. Тут под окнами раздался автомобильный гудок, я вы – глянула, прячась за занавеской, и в самом деле увидела «Мерседес», большой, белоснежный и, надо полагать, дорогой.
– Ну давай, чадо, – шмыгнула носом Женька и с чувством меня перекрестила. – Не шали. Держи ухо востро и вытряси из него деньги. Начнет цепляться, помни золотое правило: утром деньги, вечером стулья, и так далее… С богом…
– Спасибо, маманя, – дурным голосом ответила я и зашагала прочь. Женька решила дожидаться вестей в моей квартире.
Самым примечательным у Ярослава Сергеевича был его «Мерседес». Сам он выглядел лет на тридцать с небольшим, темные волосы до плеч, гладко зачесанные назад, небольшие карие глаза, короткий нос, пухлые губы. Маловыразительное и незапоминающееся лицо. Молодой мужчина, каких тысячи. Впрочем, что‑то в нем должно было быть, ум, например, или талант. По Женькиным сведениям, свою фирму он открыл в двадцать три года и управлял ею весьма успешно.
Мы поздоровались, и я устроилась рядом с ним. Аверин водил сам. Я не спросила, куда мы направляемся, а он не сказал, и ехали мы в молчании, время от времени обмениваясь улыбками. Что ж, может, он от природы неразговорчивый, а мне и вовсе болтать ни к чему.
– Вам очень идет белый цвет, – вдруг брякнул он, а я кивнула и с довольно глупым видом отозвалась:
– Да? Спасибо. – И только тогда поняла очевидную вешь: Ярослав Сергеевич волновался. На это намекали голос, взгляд, неуверенная улыбка и слегка дрожащие руки. Может, Женька права и он влюбился? С чего это вдруг? Но ведь и не с моей рукописи его так разбирает? Поведение Аверина меня озадачило, и я не сразу сообразила, что машина уже некоторое время стоит, а сам Ярослав Сергеевич смотрит на меня с некоторым недоумением. Ему пришлось повторить свой вопрос:
– Вам не нравится этот ресторан?
Я машинально посмотрела в окно и торопливо заверила:
– Что вы, очень нравится.
Машину мы покинули и стали подниматься по широкой лестнице, причем Ярослав Сергеевич трогательно поддерживал меня за руку. «Точно, влюбился, – испугалась я. – Что ж мне теперь делать‑то? Надо было Женьку с собой взять. Посидели бы втроем…»
Зал был небольшим, на десяток столов. Мы устроились у окна, сделали заказ и попытались начать разговор. Делом это оказалось нелегким, Ярослав Сергеевич не только не успокоился, он начал волноваться еще заметнее, смотрел как‑то странно, словно приценивался. В конце концов мне это надоело, и я решила взять инициативу в свои руки.
– Вы прочитали рукопись?
– Да, – торопливо кивнул он и опять замолчал.
– Вам не понравилось? – подсказала я.
– Нет, почему… по‑моему, все прекрасно. Интересная вещь, хороший конец, читается легко… Я думаю, она будет иметь успех.
– Правда? – не поверила я и тоже стала смотреть с подозрением.
– Конечно. Я не знаток литературы, но мне кажется… в общем, я уверен, что книга многим понравится.
– Нет, почему… по‑моему, все прекрасно. Интересная вещь, хороший конец, читается легко… Я думаю, она будет иметь успех.
– Правда? – не поверила я и тоже стала смотреть с подозрением.
– Конечно. Я не знаток литературы, но мне кажется… в общем, я уверен, что книга многим понравится.
– И вы мне поможете?
– Что? Ах да. Конечно.
На пьяного он не похож и на душевнобольного тоже, но ведет себя очень странно.
– Если сделать тираж тысячу экземпляров, – начала я, – потребуется около…
Аверин положил ладонь на мою руку и сказал:
– Аня…
– Да? – Я насторожилась, а Ярослав Сергеевич на секунду смешался и вдруг заговорил очень деловито:
– Техническую сторону нашего соглашения мы обсудим позднее. Я хотел побеседовать с вами вот о чем… – Он по‑дурацки хихикнул, смешался и продолжил торопливо: – Просто мне, человеку, далекому от литературы, очень интересно: как появляются сюжеты?
О господи, вот ведь олух!.. Я уж начала беспокоиться.
– Трудно сказать, – честно попыталась я объяснить необъяснимое. – Я смотрела какой‑то детектив по телевизору, он мне не понравился, я лежала и думала, что в нем следовало бы изменить, а потом в голову пришел этот сюжет. Когда начала писать, кое‑что изменила, подправила…
– Вы все это придумали? – вроде бы не поверил Ярослав Сергеевич.
– Ну конечно. Возможно, это не совсем оригинально, то есть подобный сюжет мог уже где‑то встречаться, но ведь вряд ли кто‑нибудь способен придумать что‑то совершенно новое.
– И никаких реальных событий за всем этим нет? Может быть, газетная статья или чей‑то рассказ? – разволновался Ярослав Сергеевич.
– Возможно, я когда‑то слышала или читала что‑нибудь похожее, – с некоторой растерянностью ответила я, не понимая, куда он клонит, – может, подозревает меня в плагиате? – Но то, что написано, написано мною. Это плод моего воображения, а некоторые незначительные совпадения с чем‑либо ничего не значат.
– Так они все‑таки есть? – вкрадчиво поинтересовался он.
У меня на мгновение отвалилась челюсть, правда, справилась я с собой довольно быстро и, кашлянув, ответила:
– Наверное…
Это его явно не удовлетворило, он некоторое время пристально смотрел на меня так, что я уже начала волноваться, и опять спросил:
– С чем?
– Что?
А вдруг он свихнулся от напряженной работы?
– С чем совпадения? Ведь вы не зря написали эту вещь?
– Я вас не совсем понимаю, – пролепетала я.
Он вроде бы очнулся, посмотрел внимательно, вновь пожал мою ладонь и сказал:
– Извините. Просто я хотел, чтобы вы знали: мы друзья.
– Спасибо. То есть я очень рада.
Просто сумасшедший дом какой‑то. К счастью, принесли горячее, и мы немного отвлеклись. Однако Аверин продолжал вести себя довольно странно, то и дело смотрел на меня с намеком на проницательность, неуверенно улыбался и вроде бы подыскивал слова. Теперь он совершенно не походил на влюбленного, и я просто не знала, как себя вести. Одно мне было ясно: идиотский разговор надо прекращать, пока я сама не начала хватать его за руки и зловеще коситься.
Но одно дело осознать это, другое встать и уйти; это было бы невежливо, да и рукопись ему вроде бы понравилась.
– А почему вы обратились именно ко мне? – задал он очередной вопрос.
– Если честно, не только к вам. Гавриленко отказал, в нашем городе именно он занимается благотворительностью, я имею в виду помогает художникам…
Про Гавриленко Ярославу Сергеевичу слушать было неинтересно, он даже непроизвольно поморщился, а я свернула свою речь на середине фразы, кашлянула и добавила:
– Вы даете рекламу в газете, где работает Евгения Петровна, вот мы и подумали… – Могу поклясться, он опять не поверил.