Открыв дверь своей квартиры и войдя в прихожую, она сразу поняла, что Юля дома.
– Котенок! – радостно позвала она. – Я пришла!
Ей никто не ответил. Инна быстро сбросила грязные сапоги и, даже не сняв короткую шубку, стремительно ворвалась в спальню. Юля лежала в постели с книжкой, ее длинные светло-рыжие волосы казались золотыми на фоне голубой наволочки, а выражение смазливого личика было недовольным и скучным.
– Котенок, ты чего не откликаешься? Ты плохо себя чувствуешь? – заботливо спросила Инна.
– Нормально, – вяло протянула Юля.
– Сейчас я приготовлю ужин. Хочешь салат с крабами? Я купила…
– Да ну, – все так же вяло протянула девушка. – Я хочу шампиньонов, я тебе еще вчера говорила. Курицу хочу с шампиньонами. И креветок в кляре.
– Я все купила, котеночек, не злись, я сейчас все сделаю, – засуетилась Инна.
– Да? – Юля заметно оживилась. Просто удивительно, откуда в этой юной девушке была такая непреодолимая страсть к изысканной кухне. Она ела немного, была очень стройной и изящной, но претензии по части кухни у нее были поистине княжеские, и она знала, что Инна в своей слепой любви к ней готова на все, лишь бы доставить ей удовольствие.
Ужин Инна принесла ей в постель. Сидя рядом на краешке кровати, она с умилением наблюдала, как Юля с аппетитом ест крупные креветки в кляре, обмакивая их в специальный соус.
– Вкусно? – с надеждой спросила Инна.
– Нормально, – безразличным тоном ответила девушка. – Ты мне обещала, что мы поедем на Средиземное море, где в ресторанах подают устрицы, креветки и омаров. Когда мы поедем?
– Скоро, котеночек. Скоро у нас будет много денег, очень много. Я, может быть, не смогу с тобой поехать, но ты ведь и одна съездишь, правда?
Инне очень хотелось услышать в ответ сожаления по поводу невозможности поехать на Средиземное море вместе. Но она, как, впрочем, и ожидала, услышала совсем другое.
– Ладно, я и одна не пропаду. Так даже лучше. Так когда я поеду?
– Я не могу сказать точно. Я думаю, что получу деньги в течение двух, самое большее – трех месяцев. Сейчас январь, значит, наверное, в мае ты уже сможешь ехать.
– Договорились, – повеселела Юля, – в мае я еду в Италию, на море, есть устрицы.
Инна тщательно перемыла на кухне всю посуду, протерла мокрой тряпкой пол. Ей приходилось тщательно следить за чистотой в квартире, потому что Юля обожала ходить босиком и по целым дням не снимала белых, нежно-голубых или розовато-сиреневых пеньюаров, и не дай бог на кухонном столе останется непросохший след от чашки с кофе или от розетки с вареньем.
Закончив уборку, она отправилась в ванную. Сняв юбку и темную строгую блузку, она осталась в одном белье и по привычке окинула себя взглядом в зеркале. Прямые плечи, мощный торс, полное отсутствие талии и узкие сильные бедра. Лицо некрасивое, грубоватое. Коротко остриженные волосы с ранней сединой. Да, Инна Литвинова, до красавицы тебе далеко, но это не так уж и важно. Мужик и не должен быть красивым, вполне достаточно, если он чуть-чуть лучше обезьяны.
Стоя под душем, она с нежностью подумала о Юле, о ее золотых волосах и молочно-белом теле на голубых простынях, и почувствовала, как внизу живота возникла приятная ноющая тяжесть. Юлечка… Юленька… Котеночек…
Глава 2
1
Дима Красников родился в 1979 году в Саратове. Его мать, Вера Борисовна Боброва, так и не вышла замуж, но, защитив диссертацию и построив себе кооперативную квартиру, в сорок три года решила, что нужно рожать. Родители ее были уже старенькими, и перспектива остаться совсем одной на этом свете Веру Борисовну ужасала.
Она поехала в южный санаторий «за беременностью», но в первый раз ей не повезло.
Она поехала в южный санаторий «за беременностью», но в первый раз ей не повезло. На следующий год она повторила попытку, но снова неудачно. Ей хотелось родить ребенка от здорового непьющего мужчины, а такой нашелся лишь под самый конец ее пребывания в санатории, и хотя и удалось затащить его в постель, но забеременеть Вера снова не успела. Третья поездка оказалась успешной, правда, врач предупредил, что первые роды в сорок пять лет – дело весьма опасное. Отец Веры к этому времени умер, оставалась мать, которой было уже за семьдесят и которая здоровьем похвастаться не могла. Перспектива полного одиночества была такой близкой, что Вера рискнула пренебречь советом врача, хотя тот очень и очень советовал ей подумать, показывал результаты анализов, кардиограмму и говорил о высокой вероятности неблагоприятного исхода.
Прогноз врача оправдался. Двоюродная сестра Веры Борисовны Оля Боброва, коренная москвичка, работавшая в то время в Курске учителем русского языка и литературы по распределению после окончания педагогического института, примчалась в Саратов, едва узнав о смерти сестры.
– Тетя Люба, давайте я заберу мальчика, – предложила она своей тетке. – Вы с ним не справитесь, а отдавать в детский дом при живых родственниках – кощунство.
Мать Веры Борисовны вынуждена была согласиться с тем, что ее племянница права. Ольга назвала мальчика Дмитрием, оформление документов прошло легко и быстро отчасти потому, что у покойной сестры и у самой Ольги фамилии были одинаковыми: обе они носили фамилии своих отцов – родных братьев. Поэтому в доброй половине учреждений тот факт, что Ольга Боброва оформляет какие-то документы на Дмитрия Боброва, ни малейших вопросов не вызвал.
К моменту, когда произошли эти печальные события, срок работы по распределению подходил к концу, через два с половиной месяца Ольга собиралась возвращаться в Москву, к родителям, а примерно через месяц должна была состояться ее свадьба с Павлом Красниковым, учителем истории, преподававшим в той же школе, что и она.
– Ты можешь оставить ребенка в Курске на некоторое время? – спросил Павел, когда взбудораженная Ольга позвонила ему в Саратов и объявила о предпринятом ею шаге.
– Зачем? – насторожилась она.
– Мы поженимся здесь, в Саратове, потом вместе поедем в Курск и оформим перемену фамилии мальчику. После этого ты пишешь родителям в Москву покаянное письмо, что, мол, родила за месяц до свадьбы, стеснялась им говорить, что ждешь ребенка. Ждите, мол, дорогие мои, меня вскорости с мужем и младенцем на постоянное жительство в город-герой, столицу нашей Родины.
– И что нам это дает? – не поняла Оля. – Зачем такие сложности?
– Я не сторонник ненужной огласки, – объяснил ей жених. – Чем меньше людей знают об усыновлении, тем дальше спокойнее жить. Если ты привезешь сейчас ребенка в Саратов, то все поймут, в чем дело, потому что беременной тебя никто здесь не видел. Таким образом, отсюда ты уедешь просто замужней дамой, а в Москву приедешь счастливой молодой матерью. Все, кто знает об усыновлении, останутся только в Курске. Поняла?
– Ты хочешь, чтобы я и от своих родителей это скрыла? Но это не получится, есть же тетя Люба, она им расскажет. Они ведь знают, что Верочка умерла в родах.
– А ты поговори со своей тетей Любой. Я очень тебе советую, Олюшка, попытайся ее убедить. Ты у меня умница, ты сумеешь найти нужные слова. Все, что я хочу сделать, пойдет только на благо мальчику. Чем меньше людей знает, тем лучше, поверь мне, милая, – ласково уговаривал ее Павел. – Попробуй договориться со своей теткой. Не получится – так не получится, но попробовать надо. Мы ведь не знаем, кто отец мальчика, откуда твоя сестра привезла свою беременность. А вдруг она поддерживала с ним отношения вплоть до самых родов? А вдруг он знает, что у него должен родиться ребенок? Ты можешь гарантировать, что он в один прекрасный момент не ворвется в нашу жизнь с какими-нибудь гадостями?
Оля была вынуждена согласиться с тем, что Павел прав.