— Будь спокоен, чувак! Я — скала, я — остров.
— из тех, что «вот-вот войдут в моду» — вверх по пролету не особенно крутой лестницы и через темный коридор: длинная гранитная стойка бара, стены, украшенные канделябрами из металла, похожими на обломки автокатастрофы, не особенно большой танцпол, десяток видеомониторов, небольшая ниша, которая легко превращается в будку диджея, комнатка сбоку просто взывает, чтобы превратить ее в VIP-зал, зеркальные шары свисают с высокого потолка. Иными словами — фундаменталистский подход. Ты видишь мигающий свет, и тебе кажется, что ты и есть этот свет.
— Есть в этом какая-то красота, Джей Ди, — говорю я. — Ну признай же это, гомик противный. Признай!
— Виктор, я…
— Я знаю, что ты падаешь в обморок уже от одного моего мужественного запаха.
— Виктор, только не нужно привязываться к этому месту, — предостерегает Джей Ди. — Ты же знаешь, что клуб этот будет жить недолго, что в клубном бизнесе
Уэверли отделяется от сопровождающих ее зомби и уволакивает меня в сторонку от Джей Ди.
— Харли Томпсон, Виктор, находится в Paramount, в номере люкс, где обычно останавливается Селин Дион, и пытается, как это, уговорить кое-кого сделать это без презерватива.
— Так Харли Томпсон не в Финиксе?
— Об этом знают уже несколько человек, — резко переходит она на шепот. — Но никто не знает, почему он здесь.
— А в этой комнате кто об этом знает? Только не говори мне, что один из этих кретинов, которых ты притащила с собой.
— Попробуем выразиться следующим образом: Шерри Гибсон некоторое время не сможет больше сниматься в «Вечеринках на пляже».
Уэверли жадно затягивается сигаретой.
— Шерри Гибсон, Харли Томпсон — кажется, я улавливаю связь. Друзья, любовники, большой пиар.
— Он подсел на крэк так мощно, что ему пришлось покинуть съемочную площадку после того, как он ударил Шерри Гибсон прямо по лицу, и теперь он поселился в Paramount под именем Кэрри Фишера.
— Так что, он не будет сниматься в «Sun City»?
— А Шерри Гибсон похожа на заплаканного енота.
— Кто-нибудь знает об этом?
— Никто, кроме moi.
— Кто такой Муа?
— Это я, Виктор.
— Держу губы на замке.
Я отхожу в сторону, хлопаю в ладоши, так что все присутствующие подпрыгивают, и выхожу на середину танцпола.
— Уэверли, я хочу минималистский интерьер без особых примет. Что-нибудь элегантно-индустриальное.
— Но с налетом космополитизма? — спрашивает она, едва поспевая за мной и закуривая на ходу еще одну «Бенсон энд Хеджес Ментол 100».
— Для девяностых годов характерны прямота и искренность. Давай-ка подумаем в этом направлении, — говорю я, продолжая расхаживать по залу. — Я хочу что-нибудь подсознательно классическое, чтобы отсутствовало разграничение между интерьером и экстерьером, формальным и повседневным, сухим и мокрым, черным и белым, полным и пустым — о Боже мой, дайте мне кто-нибудь холодный компресс!
— Ты хочешь простоты, зайка?
— Я хочу делового подхода к ночной жизни. Я закуриваю «Мальборо».
— Продолжай говорить в этом духе, зайка, мы уже на пути к победе.
— Чтобы оставаться на плаву, Уэверли, следует поддерживать репутацию хорошего бизнесмена и крутого во всех отношениях парня одновременно. — Я выдерживаю паузу. — А я — во всех отношениях крутой парень.
— И, эээ, бизнесмен? — спрашивает Джей Ди.
— Я слишком крут, чтобы отвечать на такие вопросы, зайка, — говорю, затягиваясь. — Вы что, не видели меня на обложке «Youth Quake»?
— Нет, но… — говорит Уэверли, тут до нее доходит, и она восклицает: — Ах, так это был
, а это — нарушение всех табу, а, пупсик?
,
— Не смей упоминать при мне это шоу! — скриплю я зубами.
— Извини, дорогуша, сейчас
соками
чувствительные!
— а, Виктор? — говорит Джей Ди, безразлично глядя на то, как Уэверли кружится по комнате.