Будь его воля, он бы не расстался с сыном вовсе.
Йонас как будто ждал моего звонка.
– В воскресенье я вас заберу! Где вы?
Мне хватило ума не выдавать, где я, но куда же он пришлет чек?
– Давай встретимся во Фрайбурге, – предложила я, – ты возьмешь Бэлу на три-четыре дня. А меня бы ты очень выручил парой купюр, а то я на мели. Мы с Корой заберем его потом, когда Кора вернется из Италии.
Йонас согласился.
Вечером я посвятила в свои планы Катрин. Мы сидели в ее небогатой комнате на вытертом ковре, а Бэла кувыркался на ее матрасе.
Катрин жалела, что все милые ее сердцу вещи остались в ее прежнем доме, у мужа, от которого ей пришлось сбежать. Она смогла вывезти только свою кошачью коллекцию и орхидеи, иначе он выбросил бы их на помойку.
– Fiore, – пролепетал Бэла и втиснул мне в руку семь белых цветков.
– Мой фаленопсис! – рассердилась Катрин. – Он так редко цветет! Теперь только через девять месяцев, если вообще распустится.
Мне снова пришлось извиняться за сына, который в последнее время учинил немало разрушений.
– Завтра отвезу его на несколько дней отцу. Тогда я бы съездила с тобой во Франкфурт.
– Мы с тобой похожи, – заметила Катрин. – Только у меня нет ребенка, и с мужем встречаться я больше не желаю.
Что такого он ей сделал?
Надеть нечего. Собираясь дня на три, я взяла с собой всего ничего из вещей. У студентки, в чьей комнате я жила, вещи были дешевенькие и нестираные. Просить Катрин я не решалась. Чертыхаясь, я запихнула джинсы – свои и сына – в стиральную машину. Авось к завтрашнему дню высохнут. Стоя в одном белье у раковины, я стирала две свои шелковые блузки, рядом Бэла плескался в ванне. Мне не следует появляться при муже черт знает в чем, и ребенку уж тем более надо выглядеть прилично. Вечером похолодало, я накинула чей-то банный халат – Макса или Феликса, все равно оба в отъезде. И вышла покурить на балкон.
У Энди не было четкого графика работы, он являлся в любое время.
– Тебе идет мой халатик! Что, надеть нечего?
– А вот и нечего!
– Всего-то! – сказал Энди. – Пошли, мое такси стоит прямо у дверей. В богатых районах по понедельникам собирают старое тряпье для Красного Креста, и уже сейчас мешки лежат прямо на тротуаре. Посмотрим, чем можно поживиться!
Мне совсем не хотелось носить платье чьей-то покойной бабушки. Однако Энди уверял, что не раз уже это проделывал. То, что не пригодится, можно подкинуть потом на место.
– Не бойся, за кражу пыльных тряпок не накажут. Большинство из них все равно уже ветошь. Будет весело. Поверь мне!
Давненько я не пускалась в такие авантюры. Обычно, когда мне что-то было нужно, Кора щедро отдавала мне свой кошелек. Я зависела от ее денег, как наркоманка.
– О’кей! – сказала я, потушила сигарету и попросила Катрин присмотреть за Бэлой, пока тот спит.
Наш вечерний выезд и правда удался, мы развлеклись и повеселились от души. Мы выбирали самые роскошные виллы в стиле модерн и мгновенно забрасывали мешки с вещами в машину. Ребяческий охотничий азарт Энди оказался заразителен и передался мне.
Ребяческий охотничий азарт Энди оказался заразителен и передался мне. И так мы набили салон мешками до самой крыши.
Посреди кухни мы вытряхнули первый мешок. Интересно, что выбрасывают богачи? Слаще ли они спят, зная, что их старые носки донашивают те, кто победнее?
Сперва мы наткнулись на мужские пиджаки, безнадежно старомодные, совсем не для студентов, кроме того, Энди они оказались велики. Под пиджаками на дне мешка обнаружили не меньше десятка бюстгальтеров, застиранных, потертых, пожелтевших или серых от старости. У меня такие уже есть, спасибо. Мы снова запихали все в мешок и вытряхнули следующий.
– Фу! – запах ударил мне в нос – Ну и вонь! Могли бы и постирать! Я не буду в этом рыться.
Энди тоже побрезговал и запихал тряпье обратно.
Порадовались только содержимому восьмого мешка: здесь каждая вещь была чистой и поглаженной. Я вытянула ночную рубашку из тонкого шелка. Точно из прошлого века, но какая вышивка, какое качество. Такие сорочки, должно быть, надевали принцессы в первую брачную ночь. Элегантные дамские платья, кашемировый свитер, слегка побитый молью, расшитое блестками вечернее платье, зимнее пальто из тонкого английского сукна, почти новое, и несколько мужских вещей, их, видимо, нашивал прежде стройный немолодой господин. Мы перемерили все это добро, а потом предстали перед Катрин: Энди в смокинге, я – в длинном вечернем платье.
– Репетируете водевиль? – спросила она.
Содержимое последнего мешка, видимо, происходило из семейства барона фон Траппа: австро-немецкие национальные костюмы для отца, матери и детей. Я взяла себе самый красивый женский наряд, для Бэлы – крошечные кожаные штанишки. Остальное барахло Энди увез обратно.
Я видела уже пятый сон, когда меня вдруг разбудил чей-то нежный поцелуй, от которого я вскочила как ужаленная.
– Ты надела свою шелковую ночнушку? – услышала я шепот Энди.
Тут проснулся Бэла.
– Уходи отсюда! – потребовал мой сын.
Энди, к счастью, не обиделся. Утром он на своем такси отвез нас на вокзал.
Бэла, которому до сих пор нечасто доводилось кататься на такси, залез в машину и, к нашему удивлению, совершенно по-светски приказал:
– Alia stazione! Per favore!
– В одиннадцать двадцать вы будете в Мангейме, там пересадка, через десять минут придет поезд до Фрайбурга. Сама справишься?
– Конечно. Только купи мне билет, я сегодня же отдам тебе деньги, я вернусь уже вечером.
Как только мы сели в поезд, сын закапризничал. Кожаные штаны натирали и царапались, Бэла заныл:
– Сними pantaloni! Сними! Subito! – требовал он.
Я и сама уже пожалела, что напялила этот национальный костюм, а не сырые еще джинсы. Увидев меня в таком виде, Йонас подумает, что я наконец согласна прожить с ним жизнь в его деревне. Или того хуже, решит, что я над ним издеваюсь.
Йонас встретил сына на перроне с распростертыми объятиями. Бэла бросился к нему и закричал:
– Babbo, babbo! Хочу кататься на trattore!
Именно обещанием этого аттракциона я заманивала Бэлу в деревню. Я хотела сразу же распрощаться, но пришлось приличия ради выпить с ними чашку кофе в вокзальном бистро. Йонас прекрасно выглядел, как всякий, кто живет и трудится на свежем воздухе: здоровый, загорелый, мускулистый.