В окно вползала пыльная жара, чуть взболтанная ширканьем нечастых машин по асфальту.
– Машин немного, людей немного – для кого только такой городище настроили? – пробормотала Марина и рассказала Виталику про пустые дворы вокруг.
– Да ты что, – ответил он снисходительно. – Это новостройки, незаселенные еще, вот и нет никого.
– Какие новостройки, там занавески в окнах, горшки.
– Ну, значит, на работе все. В окошко вон глянь, там обжитой дом, как бы по-другому все.
Вдоль дороги шел пустырь, а левее белая девятиэтажка и уголок двора. Даже уголок был вполне муравейного типа: дети разных возрастов деловито ползали по тем самым железным скелетам, перепинывались мячом или просто гонялись друг за другом. Не самый плохой вид из окна, подумала Марина и улыбнулась.
Чайник потихоньку взялся подпевать шороху шин. Виталик задумчиво наблюдал за тем, как Марина колдовала над растерзанным чемоданом, спасенным наконец из комитета комсомола. Задачка была как у Снежной Королевы, а то и сложнее: из ледяных осколков слово «Вечность» и дурак выложит, а ты попробуй выкроить пару чашек и заварочный чайник из кружечки, двух мисок и двух ложек.
– Да ладно, не буду я, – сказал Виталик, разгадав ее терзания.
– Ничего подобного, – отрезала Марина. – Прямо в стакане заварим и по очереди попьем. А вечером чашки купим. Ох, елки зеленые. Сколько всего купить надо: посуду, хозяйственное мыло, ведро или тазик лучше…
– Холодильник с едой и телик цветной, – подсказал Виталик.
– Это уже с зарплаты, – рассеянно сказала Марина.
– Вот ни финтыри у вас зарплата.
– А ты как думал. Высшее образование, звание советского педагога, передовой край воспитательной работы.
– Передовой, говоришь, – загадочно протянул Виталик, садясь и нашаривая ногами кроссовки.
Марина ткнула в него пальцем и велела:
– Сидеть.
– Гавкать надо? – осведомился Виталик и лег обратно.
Обиделся, что ли, удивилась Марина. Надо же, какой ранимый. Можно извиниться, можно заболтать этот момент, но правильней сделать вид, что ничего страшного не произошло. Тем более что это правда.
– А ты умеешь? – поинтересовалась она, выдернула вилку забурлившего чайника из розетки и сыпанула заварки в кружку.
– Не, я по другой части, – легко ответил Виталик. – Гавкать и без меня есть кому.
– А ты?
– А я кусаю.
Марина замерла на секунду, засмеялась и пообещала, не отвлекаясь от процедур с кипятком:
– Буду иметь в виду.
– Иметь, – мечтательно протянул Виталик, старательно глядя в потолок.
Марина со вздохом сказала:
– Виталь, ну не смешно уже. Что ты как… не знаю, как Валерик.
– А что Валерик? – с интересом спросил Виталик, снова садясь.
– А то ты не знаешь. Или шутит вот так, или смотрит глазками несчастными и вздыхает. Или выпендриваться начинает.
– Как выпендриваться?
Марина махнула рукой.
– Кстати, – как будто вспомнил Виталик. – Я ж Валерку просил объяснить тебе все, ну, куда я делся, все такое.
– Я ж Валерку просил объяснить тебе все, ну, куда я делся, все такое. Не сказал ничего?
Марина пожала плечом.
– Во чуморылость, – сказал Виталик расстроенно. – А вообще, кстати, как он вел-то себя? Про юмор я понял.
– Ну, скажем так, для Валерика – вполне достойно.
– Понял. Ладно, пусть живет. Чего ржешь?
– Про «пусть живет» удачно вышло. Валерик мне все втолковывал, что ты на самом деле псих и убить кого-то пытался, выслеживал полдня, чудо спасло человека. Просто детектив про сыщиков. Сам, говорит, рассказал – ты рассказал, в смысле.
– Во дебил пьяный, – сообщил Виталик.
– Он трезвый был. Ладно, иди чай пить. Ой. Ну штаны-то хоть надень.
– Думаешь, без штанов вытечет все? – озабоченно спросил Виталик, придирчиво осматривая себя, но понял, похоже, что Марину это не веселит, буркнул: «Училка, блин» – и ловко влез в джинсы. – За это мне три ложки.
– Ой, – сказала Марина виновато. – А сахара нет.
Она забыла, что Виталик пьет только сладкий чай. Очень сладкий. А когда психует, соль лижет, будто лось.
– Ну и ладно, – буркнул Виталик и быстро переставил тумбочку к койке, ловко так, без стука, скрипа и урона сосудам.
Правильно, а то Марина собиралась стоя пить. Она решительно сказала:
– Пойду у соседей попрошу.
– Да ну на фиг, неудобно.
– Господи, чего неудобно, по-соседски-то. Нам здесь жить всем, надо же по-человечески. Сегодня они мне дадут, завтра я им дам.
– Ух ты, – сказал Виталик.
Марина качнула головой и отрезала:
– Дурак.
И спохватилась:
– Ой. Слушай, а сахар-то не по талонам еще?
– Вроде нет, если летом не ввели.
– Ну и все, значит, – решительно сказала Марина. – Вечером куплю – верну. Не обеднеют, ты ж сам говоришь – крутая общага.
– По сравнению с моей – уж точно.
– Хм. Ладно, я быстро.
Быстро не получилось. Марина обстучала все двери блока – сперва робко, потом смело и громко. Никто не открыл. Шагать по лестнице очень не хотелось. Это, конечно, не выход в свет, но одно дело – когда бегаешь в халатике на голое тело в двух шагах от двери, другое – когда до этой двери десятки шагов и лестничный пролет. Ладно, ты по студенческой общаге в одном полотенце пять этажей скакала, напомнила себе Марина. Память услужливо подсунула курганчик воспоминаний о других общажных свершениях, в том числе тех, мимо которых Марину счастливо пронесло. Какого черта, подумала она сердито. Это мой дом, я теперь здесь живу и буду жить долго и счастливо, с любимым, а через три года получу квартиру от любимой работы и рожу девочку, хотя можно и мальчика. А чай к тому времени остынет и высохнет, Виталик тем более. Вот дура мечтательная. Пошла-пошла.
Просить сахар у комендантши не хотелось, поэтому Марина поднялась на седьмой этаж. Там тоже было пусто и безнадежно. Марина прошла по коридору постучала в пару дверей, оглянулась на следы, которые оставляла в белых разводах на полу, четкие и единственные, и со вздохом поняла, что надо карабкаться выше. Тем более что Челентано уже требовал, чтобы ему дали щепотку соли. А где соль, там и сахар.
На седьмом с половиной этаже пол был не белым, а просто грязным, пахло кислой едой и окурками, зато дверь пятой комнаты была приоткрыта, из щели сочился Челентано.