Как бы часто она на это ни намекала, Ребуль предпочитал оставаться холостяком. Разочарование Коко сменилось гневом, и после очередной бурной ссоры роман прекратился.
– В общем, ты понимаешь, что я не горю желанием идти на завтрашнее мероприятие, – подытожил Ребуль. Он улыбнулся и пожал плечами. – Хотя Томми утверждает, что она сделала из его дома нечто потрясающее. – Он посмотрел на часы. – А теперь, моя дорогая, полагаю, тебе было бы полезно лечь пораньше. После перелета из Лос-Анджелеса требуется время, чтобы перестроиться.
Вечернее солнце начало скатываться в воды Средиземного моря, когда Элена с Ребулем свернули с autoroute в сторону холмов, пробираясь через путаницу пригородных шоссе вокруг Канн. Элена смотрела на заправочные станции, магазины с невообразимыми витринами и рекламные плакаты, восхвалявшие оранжину и местный гастроном.
– Такое впечатление, что мы уехали ужасно далеко от Каннского кинофестиваля, – заметила она.
Ребуль улыбнулся и кивнул:
– Все меняется к лучшему.
Они свернули с главной дороги, проехали под каменным мостом и оказались на узком шоссе, которое забиралось все выше и выше в холмы и в конце концов привело их к небольшой сторожке у шлагбаума. К машине вышел охранник в форме, поставил галочки напротив их фамилий в списке приглашенных, отсалютовал и махнул, чтобы они проезжали.
– На территории дюжина домов, – сказал Ребуль. – Вокруг каждого около десяти акров земли, и из каждого открываются фантастические виды. Вот посмотришь.
На самом деле ван Бюрен покупал именно виды. Изогнутая панорама побережья от Канн на востоке и до Сен-Тропе на западе. Сам дом не производил особого впечатления: приземистое здание казарменного типа из розового бетона, лишенное какого-либо шарма и архитектурного интереса. Но так было до того, как Коко Дюма приложила к нему руки.
Преображение было ошеломляющим. Бы ли пристроены два крыла, линия крыши опущена. Оконные проемы расширены, а сама постройка вместо розового обрела цвет выгоревшего известняка, отчего казалось, что солнце прожаривало дом лет двести. Изначальное скопление тесных, темных клетушек сменилось просторными комнатами, наполненными светом. На все это ушло по чти два года и несколько миллионов евро, однако ван Бюрен был в восторге, и эта работа стала очередным успехом Коко Дюма, еще одним элегантным перышком на ее шляпке.
Прежде чем они достигли конца дорожки из светлого гравия, стало очевидно, что перед ними незаурядный дом. Он поблескивал в темноте, двор освещался факелами, а между группками гостей двигались люди в белых куртках, следившие, чтобы никто из приглашенных не остался без напитков.
Элена с Ребулем остановились у входа во двор, чтобы полюбоваться последними отблесками солнца на поверхности Средиземного моря и сверкающими огнями бульвара Круазетт, протянувшегося вдоль каннского берега на два километра. Волшебное зрелище.
– А ты думал, что лучший вид во Франции у тебя. Ну признайся, что и этот неплох.
К ним подошел хозяин дома Томми ван Бюрен, улыбчивый здоровяк, густой загар на лице которого еще больше подчеркивали волосы, почти такие же белые, как его смокинг.
Он обнял Ребуля и поцеловал руку Элене, прежде чем ввести их во двор, где гостей встретил официант с двумя бокалами шампанского. Но не успели они завести разговор, как прибыла очередная пара приглашенных и ван Бюрен, извинившись, отошел.
Элена принялась незаметно рассматривать других женщин. Все они весьма привлекательны, решила она, изящны, одеты со вкусом. Элена уже хотела предложить Ребулю влиться в одну из групп, когда вдруг поняла, что за ней наблюдают.
– У меня такое чувство, будто нас кто-то изучает, – сказала она. – Вон там, у фонтана… женщина в черном шелковом костюме.
Ребуль окинул двор взглядом.
Ребуль окинул двор взглядом.
– А-а-а, – протянул он. – Так это же она. Коко. – Он вздохнул и ссутулил плечи. – Ты не против, если мы сразу с этим покончим?
Когда они двинулись через двор, Коко отделилась от своих собеседников и широко (и, как показалось Элене, откровенно фальшиво) улыбнулась им. Ей было лет сорок пять: стройное тело, над которым многие часы трудились в спортзале, блестящие черные волосы, легкий загар. Ее лицо запоминалось прежде всего благодаря глазам. Они были бирюзового цвета. И в целом, признала Элена, впечатление она производила потрясающее.
– Неужели! Франсис, как мило. – Коко наклонила голову, принимая обязательный поцелуй в щечку. – Томми мне говорил, что ты, вероятно, приедешь. А теперь ты должен познакомить меня со своей спутницей. – Она развернулась к Элене, улыбаясь и протягивая руку с алыми ногтями, а сама тем временем быстро подвергла изучению ее наряд. – Какой необычный цвет, – заметила она. – С вашей стороны это очень смело. Расскажите мне, как вы познакомились?
– Это было в Лос-Анджелесе, – сказала Элена. – Франсис занимался там делами с одним моим другом.
Она жестом собственницы стиснула руку Ребуля и увидела, как гаснет улыбка на лице Коко. Один – ноль в мою пользу, решила Элена.
От дальнейшего противостояния их спас ван Бюрен, который вышел на середину двора, взял ложку с подноса проходившего мимо официанта и постучал по краю своего бокала, требуя тишины.
– Прошу внимания. Прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что сегодня вечером вы здесь. – Он поднял бокал, приветствуя своих гостей. – Надеюсь, в этом доме скоро увидят вас снова, и мне кажется, вы не прочь сюда вернуться. Мне удалось уговорить Коко, сотворившую все это великолепие, устроить вам экскурсию. – Он снова поднял бокал. – За вас, мадам архитектор.
Вместе с Коко, которая бросала беглые комментарии и на французском, и на английском, гости прошлись по дому, издавая одобрительные возгласы, отмечая многочисленные архитектурные триумфы и декораторские удачи, на которые им указывала со смесью гордости и скромности Коко.
Элена с Ребулем держались позади остальных и не торопясь оценивали проделанную работу. Элена, поскольку и сама должна была вот-вот обзавестись домом, была просто заворожена: она фотографировала на телефон все – от старинных каменных каминов до столешниц из гладкого гранита на кухне, от настенных светильников и ставней до пола из полированного бетона.
– Франсис, тебе не кажется, что она про делала грандиозную работу? Планировка пре красная, а цвета, которые она выбрала, на редкость уместные. – Щелк-щелк-щелк, вторил ей телефон, производя новые фотографии.
Ребуль кивнул:
– У нее верный глаз, а Томми идеальный заказчик. У него безупречный вкус, и он с радостью позволил ей делать все, что она пожелает. И он явно в восторге от результата. Видишь его вон там? На седьмом небе от счастья. Пойдем поздравим его.
Они провели в обществе ван Бюрена десять приятных минут, когда Ребуль заметил, что к ним приближается Коко. Он взглянул на часы и вдруг напомнил Элене, что они собирались встретиться в Каннах с друзьями, чтобы вместе поужинать.
Когда они уже сидели в машине, Элена нахмурилась:
– Ты ничего не сказал мне об этом ужине.
– Потому что нет никакого ужина. Ты должна меня простить, я бы не выдержал целого вечера в обществе Коко. Мне до сих пор неловко в ее присутствии. Надеюсь, ты поймешь.
Элена засмеялась:
– Разумеется. Она та еще штучка. И знаешь что? Я бы не удивилась, узнав, что между ней и Томми что-то есть. Женщины такие вещи чувствуют.
Ребуль минуту молчал. Томми, как и он сам, был богатым холостяком.