– Я точно знаю, что вы сейчас чувствуете, – произносит мужчина так, словно хочет успокоить ее. – Страх во все времена и у всех людей проявляется одинаково. Так было, когда первобытные люди встречали диких зверей, и так же происходит сейчас. Организм, защищаясь от возможной кровопотери, гонит кровь от эпидермиса вглубь – и человек бледнеет. Внутренности расслабляются и выбрасывают из себя все, не давая токсинам отравить организм. В течение нескольких первых мгновений тело отказывается повиноваться мозгу, человек впадает в ступор – так задумано природой для того, чтобы каким-то подозрительным движением он не спровоцировал хищника, не дал ему напасть на себя.
«Это какой-то кошмарный сон», – думает Оливия. Она вспоминает в этот миг о родителях, которые должны были бы торговать здесь вместе с нею, но задержались, потому что всю ночь работали в ювелирной мастерской. И о возлюбленном, которого считала мужчиной своей жизни, хоть он время от времени и обижал ее: всего несколько часов назад они предавались любви и достигли оргазма одновременно, чего не бывало уже давно. Выпив утром кофе, она вопреки обыкновению даже не стала принимать душ – настолько переполняли ее радость бытия, ликующее чувство свободы и бодрости.
Нет-нет, это невозможно… Надо успокоиться и успокоить этого маньяка:
– Ладно, будь по-вашему, я никуда не пойду. Вы скупили весь мой товар… Давайте поговорим…
Он приставляет ствол пистолета к ее боку, но так, что даже престарелые супруги, в этот миг уже поравнявшиеся с лотком, ничего не замечают. Они видят лишь, что торгующая сувенирами девушка-португалка, которая всегда старается произвести впечатление на мужчин, играя густыми бровями и одаряя их по-детски доверчивой улыбкой, сидит на своем обычном месте, а рядом с ней – очередной поклонник. Судя по одежде – богатый человек.
Оливия, словно пытаясь внушить им какую-то мысль, не сводит с них глаз. Мужчина рядом с нею весело произносит:
– Доброе утро!
Пара удаляется, ничего не ответив: супруги не привыкли вступать в беседу с незнакомыми людьми, а тем более – здороваться с уличными торговками.
– Да, поговорим, – нарушает воцарившееся молчание русский. – Ничего из того, о чем я говорил раньше, я устраивать не стану – это был всего лишь пример. Моя жена узнает, что я здесь, когда начнет получать сообщения. И делать то, что проще и очевидней всего – пытаться найти ее, я тоже не собираюсь. Мне нужно, чтобы она сама пришла ко мне.
Оливия понимает – это выход!
– Я могу передать ей все, что хотите… Скажите только, в каком она отеле.
Игорь смеется:
– В твоем возрасте люди страдают одним недостатком: считают себя умнее остального человечества. Стоит лишь отпустить тебя, как ты прямиком кинешься в полицию.
Кровь стынет в ее жилах. Неужели они целый день просидят на этой скамейке? И в любом случае он застрелит ее – ведь она знает его в лицо…
– Вы же сказали, что не будете стрелять.
– Да, сказал. И подтверждаю: не буду – в том случае, если ты будешь вести себя как взрослая и не считать меня дураком.
Он прав. А вести себя по-взрослому – значит заговорить о себе. А может быть, удастся разбудить жалость, всегда дремлющую в душе сумасшедшего? Сказать, пусть это и неправда, что и сама – в таком же положении…
Пробегавший мимо паренек в наушниках iPOD даже не дал себе труда взглянуть в их сторону.
– Я вот живу с человеком, превратившим мою жизнь в настоящий ад, а уйти от него все равно не могу, – говорит Оливия.
Глаза Игоря смотрят теперь как-то по-иному.
Оливия думает, что, кажется, нашла способ выскользнуть из этой ловушки.
Глаза Игоря смотрят теперь как-то по-иному.
Оливия думает, что, кажется, нашла способ выскользнуть из этой ловушки. «Напряги ум, постарайся думать о жене этого человека! Будь правдива».
– Он не позволяет мне видеться с моими друзьями. Ревнует ко всем на свете, хотя сам изменяет направо и налево. Что я ни сделаю – все не так, все ему не нравится. Говорит, я лишена честолюбия. Отбирает даже мои ерундовые комиссионные за проданный товар.
Русский молчит, глядя на море. Тротуар между тем заполняется людьми – может быть, просто вскочить и кинуться бежать? Неужели он будет стрелять? Неужели это у него настоящий пистолет?
Она чувствует, что сейчас, когда она заговорила о своих неурядицах, он немного расслабился. Но она помнит, как он смотрел, как звучал его голос несколько минут назад, так что лучше не рисковать.
– …И все равно я не могу его бросить. Я не променяю его на самого лучшего, самого благородного, самого богатого человека на свете. Я вовсе не мазохистка и не получаю удовольствия от того, что меня постоянно унижают, – но я его люблю.
Она чувствует, как ствол пистолета снова утыкается ей в подреберье. Вероятно, сказала что-то не то…
– У меня нет ничего общего с этим твоим хахалем. – Голос русского теперь подрагивает от ненависти. – Я из кожи вон лез, чтобы получить то, чем теперь владею. Я работал как каторжный, меня сбивали с ног, но я поднимался и шел дальше. Я честно дрался, хоть иногда приходилось быть жестким и безжалостным. И всегда оставался настоящим христианином. У меня много влиятельных друзей, и я умею платить за добро добром.
Я не уничтожал никого из тех, кто становился на моем пути. Всегда позволял жене делать то, что ей нравится, а в итоге оказался один. Да, мне приходилось убивать людей во время этой идиотской войны, но я не утратил чувства реальности. Я – не из тех морально травмированных ветеранов, которые врываются в ресторан и начинают поливать всех из автомата. И я не террорист. Да, я мог бы затаить обиду на жизнь, лишившую меня самого дорогого – любви. Но боль от потери рано или поздно пройдет, а на свете есть и другие женщины. Я должен действовать, я больше не хочу уподобляться лягушке, покорно ожидающей, когда ее сварят.
– Но если вы знаете, что есть и другие женщины, что боль – не навек, почему же вы так страдаете?
Да, теперь Оливия в самом деле ведет себя по-взрослому и сама удивляется тому, с каким спокойствием обращается с этим сумасшедшим.
А он, кажется, размышляет над ответом:
– Не знаю, почему. Может быть потому, что это происходит уже не в первый раз… Или потому, что должен показать себе, на что способен. А может быть, потому, что солгал и на свете есть только одна женщина. Я разработал план.
– Какой?
– Я же сказал – разрушить несколько миров, чтобы она поняла, как важна для меня. Поняла, что я не остановлюсь ни перед чем, чтобы ее вернуть.
Полиция!
Оба заметили приближающийся патрульный автомобиль.
– Прости, – говорит русский. – Я бы хотел поговорить еще, ибо и с тобой жизнь обходится несправедливо.
Оливия слышит в этих словах свой смертный приговор. И, понимая, что терять уже нечего, внутренне собирается, готовясь вскочить. Но рука мужчины ложится ей на правое плечо – нежно, будто лаская.
Самбо – или «самозащита без оружия» – это боевое искусство, умение убивать голыми руками, и так, что жертва не успевает осознать происходящее. Оно развивалось и совершенствовалось на протяжении столетий, когда людям приходилось отбиваться от захватчиков, не применяя мечей или топоров. Впоследствии его широко применяли советские спецслужбы для того, чтобы, не оставляя следов, убирать неугодных.