– Так значит, все в порядке, синьор Тозио?
Произнеся это, она умышленно сделала ударение на этом имени.
– Да, конечно, синьора графиня, все в полном порядке.
Она встала. Ростом она была выше нотариуса.
– Ах, совсем забыла... Я ведь хотела оставить что-нибудь и вам лично... Да-да, непременно. Вы были так любезны по отношению ко мне, как и всегда.
– Мадам,– сказал нотариус, поклонившись,– правила нашей профессии запрещают нам брать что-либо из того, что перечислено в доверенном нам завещании.
– Ах так! Но мне этого очень хочется. Может быть, вы примете в качестве сувенира какую-нибудь дорогую безделушку...
Она снова полезла в свою сумочку. Он подумал уже было, а вдруг... и тут же покраснел от стыда за свою глупую надежду.
Она извлекла из сумочки небольшую бутылку и пипетку, потом запрокинула голову и закапала по нескольку капель жидкости в каждый глаз. Натянувшаяся на шее кожа была довольно чистой.
– У вас болят глаза? – спросил нотариус.
– Нет, от этих капель они блестят,– ответила она, пряча пузырек.
Сделав два шага к двери, она обернулась, потом, впервые улыбнувшись за время их встречи, сказала:
– Вы ведь педераст, не так ли?
Он вздрогнул, как будто его ударили в живот. Это она сказала уже не Тозио, а именно ему. Как она догадалась... как она только посмела сказать ему это? Не такая уж она, оказывается, безумная.
– Я в этих вопросах никогда не ошибаюсь,– добавила она.– Мужчины ведут себя со мной совершенно по-другому.
И с залитыми атропином глазами снова направилась к двери.
– Синьора графиня, вы забыли вашу перчатку,– сказал нотариус, кончиками пальцев извлекая безжизненную лапу из-под вороха листков выдуманного завещания.
Вслед ей оборачивались, но никто не смеялся.
Есть «бывшие», чей вид внушает жалость, есть и такие, что вызывают насмешки толпы или же просто отвращение. А эта старуха вызывала нечто вроде восхищения.
И люди замедляли свой шаг или обрывали себя на полуслове для того, чтобы проводить взглядом этот необычный труп, удалявшийся по улице Корсо походкой усталой королевы.
Не обращая внимания ни на что: ни на прохожих, ни на рев моторов машин, ни на взрывы выхлопных труб, ни на красные огни светофоров. Этой высокой женщине с белым лицом, казалось, были безразличны и сам тротуар, по которому она шла, и теплое весеннее солнце. Она шла прямо, не мигая глядя перед собой, будто проклятие сделало ее бессмертной.
Необычная бледность придавала ее облику оттенок чего-то сверхъестественного и мифического.
Вся в черном, в шляпе, перчатках и с окантовкой платья из меха пантеры, она, казалось, поднялась из древнегреческого захоронения или была персонажем неизвестной легенды, осужденным вечно носить на земле траур и трофеи некоего полубожества.
Прохожий, шедший в одном с ней направлении, услышал, как она размышляла вслух про нотариуса:
– ...я этого маленького нотариуса. Стоит мне только туда вернуться, и я увижу Тозио. Но нет, никогда я больше не пойду ни к какому нотариусу...
Прохожий посторонился. Она проходила мимо витрины магазина цветов и остановилась, как будто увидела что-то за венками из гладиолусов и роз, на лепестках которых сверкали капельки воды. Затем она вошла в магазинчик.
– Я хочу, чтобы вы отправили ко мне эти цветы,– сказала она продавщице, указав на туберозы, которыми была наполнена высокая металлическая ваза.– В «Альберго ди Спанья», графине Санциани.
– Сколько цветов я должна туда отправить, синьора? – спросила продавщица.
– Все.
– Но там их тридцать штук, синьора,– напомнила цветочница, внимательно разглядывая одежду Санциани.
– Так что же, отправьте все тридцать.
– А кто за них заплатит?
– Портье.
Она вышла. Продавщица, следившая за ней через стекло витрины, увидела, как та сначала смешалась с толпой, а потом вдруг резко вернулась к витрине и посмотрела на магазинчик как-то неуверенно, подняв глаза, как бы не решаясь узнать его.
– Это у вас я только что заказала цветы? – спросила Санциани.
– Да, синьора.
Престарелая дама крикнула внутрь магазинчика:
– Фальстаф, иди сюда, сокровище мое!
После чего, не услышав никакого ответа, спросила:
– А разве я не оставила у вас мою борзую?
– О нет, синьора, вы были без собаки.
– М-да... возможно,– пробормотала она.
– Вы дали мне адрес: отель «Ди Спанья», это верно? – уточнила продавщица цветов.
Тонкие губы Санциани растянулись в рассеянной улыбке.
– Отель «Ди Спанья»...– прошептала она.– Да, все верно.
Она еще раз взглянула на фасад магазинчика.
– Странно,– произнесла она.– Мне казалось, что ваш фасад белого цвета. Я бы не смогла вас найти.
И затем продолжила свой путь и повернула на улицу Кондотти.
По дороге она продолжала свой внутренний монолог, отрывки которого время от времени слетали с ее губ.
Вышедшая из магазина по продаже изделий из сафьяна молодая женщина в белом шелковом платье, на лице которой было столь часто встречающееся у римской знати выражение скуки и абсолютного отсутствия всякой мысли, услышала, как этот высокий труп в шляпе сказал сам себе:
– Все всегда глядели на меня, когда я шла по улице. Я всегда была очень красива.
Немного дальше уличный фотограф, делавший вид, что снимает всех прохожих подряд для того, чтобы затем навязать им свой рекламный проспект, услышал, когда Санциани поравнялась с ним:
– Фальстаф... Почему они все хотят уверить меня в том, что он мертв?
И она прошла дальше, оставляя позади себя шлейф удивления, беспокойства и смущения.
В конце улицы, как бы уходя в небо, возвышалось здание церкви Сан Тринита деи Монти, а две ее колокольни, словно два поднятых для благословения пальца, парили над знаменитой лестницей, над лотками цветов, стоявшими на ее ступеньках, и над шумом стареньких зеленых такси, ползавших вокруг фонтана «Лодка» работы скульптора Бернини.
– Сейчас утро или вечер? – прошептала Лукреция Санциани.
Пальцы поднесенной к груди руки не обнаружили на черном бархате платья того предмета, который искали, и это на несколько мгновений привело ее в задумчивость.
– Ах да...– произнесла она.
Походкой усталой королевы она направилась прямо в магазин по продаже старых драгоценностей, что располагался напротив кафе «Греко».
В магазине был один лишь хозяин – лысый старик с голубыми глазами и с белой ухоженной бородкой клинышком:
– Я сегодня утром продала вам часы...– сказала Санциани.
– Да, синьора графиня...– ответил торговец, слегка смутившись.
Ибо эти круглые часики в корпусе из лазурита с усеянным бриллиантами циферблатом, висящие на толстой золотой цепочке, он уже выставил на витрину.
– Да, синьора...– повторил он.– Вы хотите забрать их?
Своими белыми пальцами он нервно теребил дужки очков.
– Нет,– ответила она.– Я пришла не за этим. Дело в том, что я, кажется, забыла включить их в свое завещание. Вы меня очень обяжете, если продадите их только тому, кто действительно очень пожелает их приобрести и сможет по достоинству их оценить. Желательно, чтобы это была женщина, и женщина красивая.
– Конечно, синьора графиня, конечно. Вы ведь знаете, наша клиентура...
– Спасибо.
Торговец проводил ее до двери.