ФридрихIIпоцеловал
принцессумать в лоб, амаленькуюФикенебрежнопогладилпо
головке.
-- Уже и выросла, -- сказал он кратко, без эмоций.
Униженнопресмыкаясь,матьвыклянчивалачин
генерал-лейтенантадлямужа.ФридрихIIсухощелкнул
дешевенькой табакеркой.
--Ещерано,-- отказал он и, взмахнув тростью, предложил
спуститься в парк по зеленым террасам... Фикесматерьюедва
поспевализамаленькимбыстроногимчеловеком,а в ответ на
дальнейшие просьбыпринцессыФридрихIIтростьюуказална
девочку:--Не делайте из нее золушки! В будущем вашей дочери
возможны самые невероятные матримониальные вариации.
-- Ваше величество, но я...
-- А вы уже замужем, мадам! -- осадил ее король.
Ночевать остановились в берлинскомотеле,имать,уложив
Фикев постель, быстро и шумно переодевалась. Поверх исподнего
фрепона накинула распашной модест, в разрезелифарасположила
гирлянду пышных бантов. Туча пудры осыпала ее декольте (в форме
воинскогокаре),абелизну шеи искусно оттеняла узкая черная
бархотка. В такие моменты, собираясь покинуть дом,онавсегда
хорошела, добрея. Иоганна приклеила над губою мушку и, мурлыча,
повертеласьпередзеркалами.Потом, глубоко задумавшись, она
подвела у глаз стрелки, и теперь это сочетание стрелок с мушкою
было негласным паролем для знатоков любви: "Вы можетебытьсо
мноюдерзким..."Громадноепаньене позволяло матери пройти
через дверь, она встала бочком и проскочила с писком, как мышь.
Фике уснула и пробудилась ночью, встревоженная чужим смехомза
стеною.Вдлинной рубашке до пят девочка соскочила с постели,
тихо приоткрыла дверь в материнскую спальню.Первое,чтоона
увиделаприлунномсвете,этодлинныйпалашдрагунского
офицера, затем разглядела и остальное. Фике справедливо решила,
чтоувиденноееюследуетскрыватьототца.Аутромона
заметила,чтоуматери появились лишние деньги, и мать очень
быстро промоталаихнавсякиемелочи,противприобретения
которых всегда так горячо восставал скупой отец...
А скоро наступили перемены. Сначала они казались случайными,
потомзакономернымиинаконецобрелимощныйевропейский
резонанс.Этипеременыкасалисьличноее--маленькойи
отверженнойвсемьепринцессы Фике... Анна Иоанновна умерла,
престолРоссиизанялееплемянникИоаннАнтонович,нов
морознуюночьцесаревнаЕлизавета,поддержаннаягвардией и
мелкимдворянством,выбросилаБрауншвейгскуюдинастиюиз
царскогодворца. Фике теперь часто заставала мать перебирающей
газеты -- брюссельские, парижские, гамбургские. Снова воскресли
угасшие надежды голштинцев:
-- Да, да! Уже сбываются пророчества Адама Олеария,инашу
бедную Голштинию ожидает великое и славное будущее.
..
Вскорегазетысообщили,чтогерцогГолштинии вытребован
теткоювРоссиюдлянаследованияпрестола,иФридрихII
моментальноотреагировал:летом1742года,желаяугодить
русскомукабинету,корольпроизвелпринцаХристиана
Ангальт-Цербстскоговгенерал-лейтенанты,назначивего
губернатором Штеттина.
Ликованию матери не было предела:
-- Прочь из этих жалких комнатушек -- в замок, в замок!..
Теперь за стулом Фике прислуживал лакей, штопаных чулокона
болеененосила, к обеду ей подавали громадный кубок вкусного
пива. Отныне -- уже неполегендам!--девочкаподоходам
семьи, по содержимому своей тарелки материально, почти плотски,
ощутилащедруюблагость,исходящуюотмогуществавеликой
России. Затем герцог Людвиг (родной дядя Фике)призвалсвоего
брата Христиана в соправители Цербста, и отец стал титуловаться
герцогом.Резкий переход от ничтожества к величию отразился на
нервах матери, и она властнопотребовалаотмужа,чтобыво
время вкушания ею пищи играла на антресолях музыка.
-- Вы знаете, друг мой, -- доказывала она, -- что я спокойно
поедалавсе, что мне дают, и без музыки. Но зато теперь, когда
я стала герцогиней, мойсветлейшийорганизмневоспринимает
супов без нежного музыкального сопровождения их в желудок...
Фикестрадала:онаневыносиламузыки-- ни дурной, ни
хорошей.Любаямузыкаказаласьейотвратительнымшумом.
Голубыминевиннымиглазкамидевочкаисподтишкашпионила за
матерью,апотомпередзеркаламикопировалаееужимки,
обезьянничала.
Никтои не заметил, как за декорациями зеленых боскетов, на
фонетрельяжныхинтерьеровпотихонькускладывалсяхарактер
будущей женщины -- все понимающей, все оценивающей, уже готовой
постоятьзасебя.Герцогине не могло прийти в голову, что ее
дочь, замурзанная и покорная, уже давнообъявилаейжестокую
войнузапервенствов этом мире, и она будет вести борьбу до
полной капитуляции матери...Целыйгодгерцогинясдочерью
провеливБерлине,гдеФикеоформиласьв подростка, стала
длинноногой, остроглазой вертуньей, скорой в словах и решениях.
Мать хотела сделать из дочери изящное манерное существо,вроде
фарфоровойстатуэтки,подстать изысканным картинам Ватто, и
даже за обеденным столом Фике держала ноги вособыхколодках,
приучая их к "третьей позиции" -- для начала жеманного менуэта.
-- Главное в жизни -- хороший тон! -- внушали Фике.
Целикомпоглощеннаятем,чтобылюдинезабывалиоее
величии, мать не разглядела в дочери серьезныхфизиологических
перемен. Но они не остались без внимания прусского короля...
Фридрих II вызвал к себе министра Подевильса:
-- А ведь мы будем олухами, если не используем привязанности
Елизаветыксвоимгерманскимродственникам.