По составу толпы было видно, как причудливо складывается генетика человечества на внешних спутниках.
Ярче всего выделялись люди из системы Сатурна. Дэйн заметил оранжевых титанцев, голубых адонцев и несколько розовых пинков.
Неожиданно Лейла свернула из кишащей толпы в темный переулок, окруженный перенаселенными домами, где жители сидели на балконах и пожарных лестницах.
Развитые воспитанием инстинкты Фандана запротестовали. Такая декорация наводила на мысль о клаустрофобии, и от этой мысли трудно было избавиться.
Лейла нырнула в какую‑то арку, и они оказались на узкой улице. Она упиралась в громадные железные ворота.
Лейла подошла к ним и постучала. Дэйн удивился. Лейла отвергла положение принцессы Халифи, но явно не отказалась от привычек правящей семьи. Она выбрала жизнь на дне мира Халифи, но при этом живет в доме никак не меньше самого дворца.
Их осмотрела телекамера, и затем в одной из половинок ворот открылась калитка. Они вошли в освещенный зеленоватым светом коридор с белыми стенами. Пахло антисептиком.
Человек в светло‑зеленом комбинезоне провел их в комнату, выстланную серым линолеумом. Сидевшие за письменными столами люди вскочили, приветствуя Лейлу с очевидной радостью.
В помещении была только офисная мебель и диаграммы на стенах. Атмосфера офиса угадывалась безошибочно. Дэйн наморщил лоб.
Лейла представила Дэйна, и последовал обмен любезностями на интерлингве, но меж собой эти люди говорили по‑арабски, и вскоре Дэйн стал понимать в быстрой речи Лейлы лишь отдельные обращенные к нему слова.
Зато он понял, как серьезно в ней ошибся. Это не был дворец. Здесь находились приют, школа и больница.
Из соседних комнат доносились детские голоса и шум. Много голосов.
– Сироты, – пояснила Лейла, – и беглецы. Здесь их восемьсот человек.
Дэйн оторопел. Самая большая драгоценность – дети, и вдруг брошены родителями? На базах Фанданов ребенка, потерявшего обоих родителей, усыновили бы в считанные минуты. Право иметь детей ценилось выше всего и предоставлялось далеко не всем – кроме, конечно, представителей высших семей.
И само слово «приют»! Так прозвали Резервацию, громадную школу, набитую нежеланным «богатым отродьем и испорченными мальчишками», как сказали в одном телерепортаже.
В памяти всплыли стены Резервации. И сразу вернулись воспоминания о редких встречах с родителями. Максим вывозит их на пикник в Канада‑парк. Мать, Мессалина, всю дорогу жалуется на вонь от лошадей и останавливается сблевать за елью, потому что у нее опять «исключительно мерзкое похмелье».
И снова те же стены, сомкнувшиеся вокруг его детства. Да, Дэйн знал боль, заключенную в слове «сирота».
Лейла быстро закончила свои дела, записалась на следующую неделю в добровольцы на проведение занятий по аэробике и танцам и повернулась к Дэйну:
– Я освободилась. Хочешь посмотреть на наших детей?
Эту экскурсию Дэйн воспринял как что‑то сюрреалистичное. Потеряв от напряжения голос, он шел за Лейлой через ярко освещенные комнаты, и она привела его в гимнастический зал. Сильно пахло скученными телами и антисептиком. И повсюду были дети, востроглазые, шумные, еле скрывавшие усмешку.
Это были дети, спасенные с улиц, заглянувшие в жизнь бездны и благодарные судьбе, пославшей их в эту школу.
Отовсюду смотрели их яркие, понимающие глаза. И Дэйн начал просто задыхаться. Ему хотелось отсюда выбраться.
Наконец они остановились в коридоре за гимнастическим залом.
– Как такое допускают? – спросил Дэйн.
– Ты имеешь в виду школы? – уставилась на него Лейла. Она знала, что Фанданы консервативны, но ведь не настолько, чтобы возражать против школ для обездоленных, брошенных детей?
– Нет, вообще все это – сирот, беглецов. Да нет, он просто наивен, поняла Лейла.
Да нет, он просто наивен, поняла Лейла.
– Здесь база Халифи. Закон защищает лишь права членов племен. Если ты не принадлежишь к Аль‑Квийюну, то никаких прав, кроме права на проживание, у тебя нет.
Это было страшновато. Звучало так по‑варварски, будто это придумал какой‑то заядлый пропагандист из Синтеза, описывая пиратские базы на Внешних Мирах.
– Напоминает пропагандистские бредни. Неудивительно, что Халифи вне закона. От его слов Лейла разозлилась:
– Не из‑за этой школы, идиот! Иногда я не знаю, кому отдать пальму первенства по части слепоты в нашей Системе – столько претендентов!
– Ты о чем? – недоуменно уставился на нее Дэйн.
– Вы, Фанданы, неимоверно самодовольные и благополучные. И вы думаете, что в таком же благополучии живут все. Но это не так. Придется мне, наверное, тебе это показать.
Они вышли из приюта и прошли на Будаин. И на каждом углу чувства Фандана получали очередное потрясение.
Из теней домов выпрашивали милостыню нищие, калеки, потерявшие руки и ноги из‑за аварий скафандра при работе вне базы. Но хуже всего были дети. Улица кишела ими. Одни промышляли мелким воровством и лазили по карманам, других – беспомощных объектов для секса – выставляли в каких‑то клетках на тротуаре.
Дэйн указал, проходя, на одну из них и сразу же собственник, огромный негр с раскрашенными передними зубами, стал нахваливать товар. Дэйн шарахнулся в сторону.
– Это еще что за черт?
– Секс за деньги, освященное временем ремесло. Говорят, так когда‑то было на Земле.
– Но это же дети!
Лейла посмотрела на него в упор:
– Послушай, друг мой, ты здесь на базе Халифи. Живут здесь по людским нормам, а не по твоей «христианской» морали святош. Продажа детей для секса старше писаной истории. Западные догмы мою семью мало интересуют. Их культура постарше – они мусульмане, хотя и плохие, как девяносто пять процентов мусульман во все времена. И подобные вещи их совесть не тревожат.
– Но ведь культура Запада принесла в мир много хорошего.
– А еще усовершенствовала войну, изобрела атомную бомбу и современный геноцид!
Эта вспышка поразила Дэйна. За внешней вежливостью принцессы скрывались пламенные убеждения в стиле политики Синтеза.
Впереди яркие вспышки неоновых ламп предвещали новые бары и рестораны. Толпы вызывающе одетых молодых людей, набравшихся наркотических стимуляторов, клубились у входов. Тут же продавали неимоверный набор экзотических зелий, запрещенных по всей Системе и мало где доступных. Уж точно не на базах Фанданов.
Лейла затащила Дэйна в бар под вывеской с изображением саранчи. Перед входом толпились молодчики в ярких сверкающих одеждах. Внутри было темно, тихо, и только видеоэкраны для клиентов сверкали над баром ювелирным блеском.
– Черт побери, это немыслимо! – взорвался Дэйн. – Там продают детей, а тут эти головорезы торгуют грязными наркотиками, несущими верную смерть!
Лейла в ответ только взглянула. Неужели он до сих пор не понял? Правда, все говорят, что Фанданы очень далеки от реальной жизни и слишком давно живут в отдельном мире построенных ими баз.
Она пошла дальше мимо стойки в небольшой зрительный зал, где вокруг центральной ямы амфитеатром поднимались ряды сидений. Лейла выбрала два кресла в середине с общим откидным столиком. Появившийся официант принял заказ на два пива «Синуаз».
Дэйн сунул палец под воротник. Спина под бинтами слегка чесалась, было жарко и неудобно.
Кажется, он не очень хорошо себя показал перед принцессой Халифи. Но ведь он просто ничего подобного раньше не видел, уж в системе Урана – точно.
Лейла Халифи знала эти трущобы насквозь и явно поняла, насколько он неопытен, даже наивен. Что она должна о нем думать? Что он просто дубина? Или сынок богатых родителей, такой же ограниченный, как большинство представителей его богатой древней семьи?
Занятый этими мыслями, Дэйн одновременно с тревожным ожиданием рассматривал находящуюся перед ним сцену.