Девушка процокала к двери на своих десятисантиметровых каблуках, и Эйлин улыбнулась ей.
– Она очень красивая.
– И вы тоже.
– Не заводите.
– Это вы начали. – Он передал ей "Египетскую магию" Баджа.
– Все сходится. Помните песью маску Черного Джона? Интересно, этот его культ – не египетское ли масонство?
– О господи. Вы что, читаете мои мысли?
– Мне кажется, что имя «Бэлзам» может быть измененным на американский манер "Бальзамо".
– Джузеппе Бальзамо из Палермо, – проговорила Эйлин.
И грузно опустилась на кушетку.
– Более известный миру, – добавил Фортунато, – под именем графа Калиостро.
* * *
Фортунато передвинул кресло так, чтобы оказаться напротив нее, и уселся, уткнувшись локтями в колени.
– Так когда его арестовала инквизиция?
– Примерно в тысяча семьсот девяностом, так? Его поместили в какую-то тюрьму. Но его тело так и не было найдено.
– Существовали подозрения в том, что он был связан с орденом иллюминатов. Предположим, они выкрали его из камеры и нелегально переправили в Америку.
– Где он объявился под именем Черного Джона Бэлзама. Но в какие тайны он был посвящен? Зачем ему понадобились монеты? И человеческие жертвы? Калиостро был обычный жулик, авантюрист. Все, к чему он стремился, – красивая жизнь. Убийство как-то не в его духе.
Фортунато передал ей "Ведьм и Колдунов" Дараула.
– Давайте выясним. Если, конечно, у вас нет более интересных занятий.
* * *
– Англия, – сказала Эйлин. – Тысяча семьсот семьдесят седьмой год. Вот когда это произошло. Его приняли в масонский орден двенадцатого апреля в Сохо. После этого масонство всецело завладевает его жизнью. Он основывает братство египетских масонов, начинает раздавать деньги и завлекать к себе всех высокопоставленных масонов, каких может.
– И что все это дало?
– Предположительно он предпринял какую-то поездку по сельской Англии и вернулся оттуда – цитирую – "другим человеком". Его магические силы возросли. Из авантюриста он превратился в подлинного мистика.
– Ясно, – кивнул Фортунато. – А теперь послушайте вот это. Вот что пишет Толстой о франкмасонстве: "Первейшая и главнейшая цель нашего ордена… заключается в сохранении и передаче потомкам одной важной тайны… тайны, от которой, возможно, зависит судьба всего человечества".
– Все это начинает пугать меня до чертиков, – заметила Эйлин.
– Это еще не все. Существо, изображенное на обороте цента Бэлзама, – шумерское божество по имени Тиамат. Именно с нее Лавкрафт списал своего Ктулху. Это исполинское бесформенное чудовище родом со звезд. Есть мнение, что идею для своей мифологии Лавкрафт подсмотрел в секретных документах своего отца. Его отец был масон.
– Значит, вы полагаете, что все это связано именно с ней. С Тиамат.
– Сложите все вместе, – сказал Фортунато. – Положим, этот масонский секрет как-то связан с властью над Тиамат. Калиостро становится обладателем тайны. Его собратья-масоны не станут использовать это знание во зло, поэтому Калиостро создает собственный орден – чтобы использовать его в своих целях.
– Чтобы привести это чудовище на Землю.
– Чтобы привести это чудовище на Землю.
– Да, – эхом отозвался Фортунато. – Чтобы привести его на Землю.
Эйлин наконец перестала улыбаться.
* * *
Они заговорились дотемна. Ночь была ясная и холодная, и сквозь яркий свет люстры Фортунато различал звезды. Ему хотелось отключить их.
– Уже поздно, – сказала Эйлин. – Мне пора.
Это застало его врасплох. После дня, проведенного за совместной работой, его переполняла нервная энергия, хмельное возбуждение погони. Ум женщины восхищал его, и так хотелось, чтобы вся она раскрылась ему – ее секреты, чувства, ее тело.
– Останься, – попросил он, тщательно следя за тем, чтобы не использовать свою силу, не превратить просьбу в принуждение. – Пожалуйста.
В животе у него похолодело.
Эйлин поднялась, натянула свитер, брошенный на подлокотнике кресла.
– Мне нужно… переварить все это, – сказала она. – Слишком много всего для одного раза. Прости. – На него она не смотрела. – Мне нужно время.
– Я провожу тебя до Восьмой авеню, – предложил он. – А там ты сможешь поймать такси.
Звезды, казалось, излучали холод, какую-то ненависть к самой жизни. Он втянул голову в плечи и глубоко засунул руки в карманы. Несколько секунд спустя рука Эйлин обвила его пояс, и он на ходу привлек ее к себе.
Они остановились на углу Восьмой авеню и Девятнадцатой улицы, и почти тут же подъехало такси.
– Можешь не говорить, – сказала ему Эйлин. – Я буду осторожна.
В горле у Фортунато застрял такой тугой ком, что он не смог бы произнести ни слова, даже если бы захотел. Он обхватил ладонью ее затылок и поцеловал ее. Губы оказались такими нежными, что он оторвался от них и развернулся, чтобы уходить, и только тогда понял, какое восхитительное это было ощущение. Он обернулся – она стояла на том же месте. Фортунато поцеловал ее еще раз, настойчивей, и на мгновение она прильнула к нему, а потом отстранилась.
– Я позвоню, – сказала она.
Он провожал такси глазами, пока машина не скрылась за углом.
* * *
В семь утра следующего дня его разбудили полицейские.
У нас в морге мертвый подросток, – сообщил первый. – Кто-то переломал ему шею. Неделю назад в парке у Клойстерс. Вам что-нибудь об этом известно?
Фортунато покачал головой. Он стоял у двери, рукой придерживая халат на груди. Если они войдут, то увидят и пентаграмму, начерченную на полу, и человеческий череп на книжной полке, и рассыпанные на кофейном столике самокрутки с марихуаной.
– Его дружки говорят, что видели вас там, – заметил второй.
Фортунато взглянул ему в глаза.
– Меня там не было, – произнес он. – Вам очень хочется в это поверить.
Второй полицейский кивнул, а первый потянулся к пистолету.
– Не нужно, – сказал Фортунато. Первый полицейский не успел вовремя отвести глаза. – Вы тоже в это верите. Меня там не было. Я чист.
– Чист, – повторил первый полицейский.
– А теперь уходите, – велел Фортунато, и они ушли.
Он уселся на кушетку; руки у него тряслись. Полицейские вернутся. Или, скорее, пришлют кого-нибудь из джокертаунского отдела – того, против кого его способности будут бессильны.
Ну вот, теперь он больше не уснет. Все равно его сны наводняли страшные чудовища размером с Луну – они шевелили щупальцами, заслоняя небо, проглатывали город.
Фортунато вдруг понял, что в квартире никого нет. Он уже и не помнил, когда в последний раз проводил ночь в одиночестве.