— Мы не будем создавать проблем…
— Ты сам проблема, Джон. — Сестра Морфина повернулась и исчезла в темноте.
Что ж… поищем кого-нибудь посговорчивее. Обещание выпивки подчас творит чудеса.
Вот, например, Игральная Кость. Когда-то за игорным столом он спустил все, даже собственную плоть. Остались одни кости, но умереть он не может. Так он и лежит, тупо глядя на меня, под одеялом, растянутым на каких-то сучках. Его кости кажутся обглоданными. От души надеюсь, что крысами.
Кого еще спросить? Недружелюбный здесь народ. Зато разнообразный. Всевозможные твари, люди и даже машины, в чьих позитронных мозгах остаются последние искры энергии. Дух космополитизма пронизывает Темную Сторону сверху донизу. Есть даже серенький пришелец в обрывках скафандра — из тех, что высаживаются из летающих тарелок и воруют людей. Отстал от корабля, наверное. Теперь даже на помойке от них спасения нет. Смотри ты, уже приспособился: на шее картонка, а на ней кривыми буквами: «Ментоскопия за еду». Хорошо бы проучить мерзавца, из гуманизма. Не без труда я превозмог искушение. В Крысиных аллеях ничьим прошлым не интересуются. Здесь даже меня приняли.
— Об этих людях никто не заботится. Почему? — спросил Грешник.
— Не забывай, где ты, — напомнил я. — Темная Сторона как раз и славится беззаботностью. Потому-то сюда и едут. А лишний раз увидеть, что бывает с неудачниками, людям не интересно. Но не только так — есть же сестра Морфина. Да и старый Пью здесь до сих пор появляется, раздает горячий суп и проповедует о серном дожде и адском пламени. Жюльен Адвент не раз делал благотворительные сборы, давал объявления в «Найт тайме».
Бездомный народ начинал понемногу собираться вокруг. В Крысиных аллеях непрошеных гостей не любят. В другом месте людей вроде нас на всякий случай оставили бы в покое, но только не здесь. В глубоком падении есть свои плюсы, например — некого больше бояться. Нас узнали, но любой чужак, хотя бы и самый благонамеренный, прежде всего — законная добыча. Когда-то и мне случалось здесь шарить в карманах неостывших трупов.
Завернутые в одеяло фигуры повсюду поднимались на ноги. Сгущалась толпа Стало неуютно. Я огляделся: дорога к отступлению пока открыта — это хорошо. Убивать мне никого не хочется. Грешник встал слева от меня, а Сладкая Отрава — по правую руку, готовые принять бой. Хорошо, но вот что странно: все внимание направлено на меня, на других совсем не смотрят. Не могут же все они помнить Джона Тейлора…
Тут жители Крысиных аллей опустились на колени. Склонив головы, они забормотали, как благую весть, мое имя. Кто-то хотел коснуться моих рук заросшим грязью лбом, кто-то несмело трогал белое пальто, будто желал получить чудесное исцеление. Я оглянулся, ища глазами сестру Морфину, но она-то как раз упрямо держалась спиной ко мне. На лицах людей, преклонивших колени, читалось обожание.
— Вот уж неожиданно, — поежился Грешник. — И мне это не слишком нравится.
— Не так плохо, — успокоил его я, уворачиваясь от ищущих рук. — В одном могу твердо уверить: мое явление — это еще не второе пришествие.
— Определенно нет, — сказала Сладкая Отрава. Мы с Грешником внимательно посмотрели на демоницу.
— Ты чего-то недоговариваешь? — предположил я.
— Больше, чем ты можешь представить.
Тем временем стало ясно, что чудес не будет, и толпа начала рассеиваться. Отлив унес и Безумца — похоже, он здесь сошел за своего. Так же изувечен, так же отлучен от остального мира, как и местные обитатели.
— У маленькой Мэри большая потеря, — пробормотал он горестно.
«Пропал ее правый башмак», — чуть не ответил я, но удержался. Шутки здесь едва ли уместны. Осторожно пробираясь по лабиринту картонных коробок и импровизированных палаток, я скоро разыскал Герни как раз там, где ему и следовало быть.
Осторожно пробираясь по лабиринту картонных коробок и импровизированных палаток, я скоро разыскал Герни как раз там, где ему и следовало быть. Охотник по-прежнему сидел в раскисшей коробке, кутаясь во что-то темное и грязное. Завидев нас, Герни сгорбился еще больше и отвернулся. Мне пришлось назвать себя, и только тогда он медленно выбрался из коробки, как пугливый зверь, готовый при первом признаке опасности броситься в бегство. В грязных лохмотьях, оставшихся от старой шинели, он мог показаться обычным бродягой, если бы не оленьи рога у него на лбу. Герни оказался ниже ростом, чем я думал: не более пяти футов, широкоплечий и сутулый, как неандерталец. Задубевшая кожа широкого и уродливого лица потрескалась, глаза глубоко запали, безгубый рот судорожно кривился. Пахло от него, даже по понятиям Темной Стороны, скверно, но это был мускусный звериный запах. Крупной, тяжелой рукой он сжимал чашу для подаяния, сделанную из человеческого черепа.
— Не очень похож на бога, да? — Голос был глубокий, раскатистый, с акцентом, какого мне не доводилось еще слышать. — Странно, что я все еще здесь. Но даже сейчас кое-кто поклоняется мне. Хиппи нового времени, главным образом. Вера все еще сила, и привередничать не приходится. Герни-охотник теперь лишь детская сказка, я знаю. Никто больше не хочет приносить кровавые жертвы. Прекрасно их понимаю: я никогда не был удобным богом. Герни олицетворяет преследование и убийство, мать-природу с окровавленными когтями и клыками. — Его речь становилась все более уверенной, будто по ходу разговора он вспоминал, как это делается. — Мне приносят жертвы ради удачи на охоте, хорошей погоды или смерти врага,.. Ну и для того, чтобы я держался подальше. Я всегда был опасным и своевольным богом, любил пошутить. Да… я был силен в первобытной магии, высокомерен, брал себе только самое лучшее, мужчины и женщины гибли под моими копытами! Но моя защита очень надежна. Да… С тех пор много воды утекло… С тех пор я очень низко пал. Что вам от меня понадобилось? На улице Богов услуги вполне качественные, а цены разумные. У меня же нет больше ни мудрости, ни власти, ни секретов…
— Нас интересует информация, — сказал я. — Ответы на некоторые вопросы.
Герни отряхнулся, как мокрый пес:
— А я ничего не знаю. Мир ушел вперед, а я остался. Лесов больше нет, одни города. Камень, сталь и кирпич: новая магия, которой я не знаю и которая не знает меня. Терпеть не могу города. Терпеть не могу Темную Сторону. Терпеть не могу старость. Хочешь увидеть гибель всего, что любил, — проживи на этом свете подольше. — Он пристально посмотрел на меня. — Я хорошо тебя знаю, Джон Тейлор. Достаточно хорошо, чтобы не преклонять перед тобой колени… Зачем пришел? Какие тебе нужны ответы?
— Расскажи про давние времена. Когда ты был молод, а добрая старая Англия еще не была старой.
Щербатый рот растянулся в широкой улыбке:
— Как сейчас помню… ночью, на лунном жеребце летел я впереди Дикой Охоты. Мужчины и женщины были моей добычей. Слишком давно… Когда-то я охотился на людей, теперь живу их объедками. Такая судьба может постичь каждого, о да! Наступит черный день, ты упадешь с обрыва и больше никогда не поднимешься… Люди перестали охотиться и начали пахать землю, крепости превратились в большие города; леса отступили, и с ними пришлось… отступить мне. Человек прирастал могуществом, а я слабел. Темная Сторона… была одним из первых городов, и первая гниль… пошла здесь.
— Одна из первых — то есть не самая первая? — Грешника эта мысль, похоже, поразила.
Герни снова ухмыльнулся:
— Тут мнения разделяются. Разногласия существуют, сколько я себя помню. Спроси старейших. А я скажу лишь, что она и в начале дней была здесь точно так же, как сегодня. Более дикая и свирепая, чем я когда-то.
— Ходят слухи, — начал я, осторожно подбирая слова, — что сотворение Темной Стороны и жизнь моей матери каким-то образом связаны.