На ее лице он кажется слишком крючковатым и длинным, но совершенно нормален для мужских черт. Я замечаю и другое сходство. Такая же мощная нижняя челюсть, выразительный подбородок, приподнятая верхняя губа, торчащие уши. Только глаза у нее не голубые, а темные, почти черные.
— Эвелин, — говорит он. Его голос немного дрожит.
Эвелин — имя жены Маркуса, матери Тобиаса. Я отпускаю его руку. Всего несколько дней назад я вспоминала ее похороны.А теперь она стоит передо мной, и ее взгляд холоднее, чем у любой другой женщины из Альтруизма, которых я когда-либо видела.
— Привет, — говорит она, обходя стол. — Ты выглядишь старше.
— Да, еще бы. С течением времени это со всеми случается.
Он знал, что она жива. Как давно он это выяснил?
— Ты наконец-то пришел… — с улыбкой начинает она.
— Не по той причине, о которой ты думаешь, — перебивает он. — Мы бежали от эрудитов, и единственным шансом на успех было сказать твоим кое-как вооруженным лакеям свое имя.
Должно быть, она его злит. Но я не могу отделаться от одной мысли. Знай я, что моя мама жива, — я не стала бы с ней разговаривать так, как сейчас говорит со своей матерью Тобиас. Независимо от того, что она мне сделала.
Мне становится больно. Я пытаюсь выбросить все лишнее из головы и сосредоточиться на происходящем. На столе лежит большая карта, покрытая непонятными отметками. Очевидно, карта города. На стене висит доска, на которой расчерчена таблица. Но я не могу разобраться, что в ней, она сделана стенографией, которой я не знаю.
— Хорошо, — продолжая улыбаться, говорит Эвелин, но уже без прежнего оттенка веселья во взгляде. — Тогда представь мне твоих товарищей-беженцев.
Ее взгляд падает на наши руки, которые соединены вместе. Тобиас мгновенно разжимает пальцы. Сначала он показывает на меня.
— Трис Прайор. Калеб, ее брат. Их друг, Сьюзан Блэк.
— Прайор, — говорит она. — Знала я нескольких Прайоров, но Трис среди них не было. А вот Беатрис…
— Ну, я тоже знаю нескольких Итонов, тех, что в живых, но среди них нет Эвелин, — отвечаю я.
— Я предпочитаю называть себя Эвелин Джонсон. Особенно среди альтруистов.
— А я предпочитаю называть себя Трис, — отвечаю я. — И мы не альтруисты. По крайней мере не все.
Эвелин многозначительно глядит на Тобиаса.
— Интересные у тебя друзья.
— Это перепись населения? — спрашивает Калеб, стоящий у меня за спиной, и выходит вперед с открытым ртом. — А… это? Убежища бесфракционников?
Он показывает на первую строку таблицы, где написано «7………У Б».
— В смысле точки на карте? Убежища, ну, как это правильно сказать?
— Слишком много вопросов, — отвечает Эвелин, выгибая бровь. Знакомая мимика. Как у Тобиаса. Как и нелюбовь отвечать на вопросы. — Из соображений безопасности я промолчу. В любом случае пора ужинать.
Она показывает на дверь. Сьюзан и Калеб идут первыми, следом — я, Тобиас и его мать — последние. Мы снова попадаем в лабиринт, заполненный механизмами.
— Я не дура, — тихо говорит она. — Я знаю, ты не хочешь иметь со мной ничего общего, хотя до сих пор и не понимаю, почему…
Тобиас хмыкает.
— Но, — продолжает она, — мое приглашение остается в силе. Мы можем воспользоваться твоей помощью здесь, кроме того, я в курсе, как ты относишься к системе фракций…
— Эвелин, я выбрал Лихачество, — говорит Тобиас.
— Выбор всегда можно сделать заново.
— Что дает тебе основание думать, что мне хочется провести жизнь рядом с тобой ? — жестко спрашивает он. Я слышу, что он останавливается, и тоже притормаживаю.
— Я твоя мать, — отвечает она, и ее голос едва не срывается. Она, оказывается, может быть очень уязвима. — А ты — мой сын.
— Ты действительно не понимаешь, — говорит он. — Ты и малейшего представления не имеешь, что ты сделала по отношению ко мне.
Он почти шепчет.
— Я не хочу вступать в твою жалкую шайку бесфракционников. И хочу выбраться отсюда, и чем скорее, тем лучше.
— Моя жалкаяшайка вдвое превосходит в численности лихачей, — отвечает Эвелин. — Тебе бы лучше принять ее всерьез. Наши действия могут определить будущее этого города.
И она перегоняет меня. Ее слова застревают у меня в ушах. Вдвое превосходит в численности лихачей.Когда их стало так много?
Тобиас глядит на меня, насупившись.
— Как давно ты узнал? — спрашиваю я.
— Около года назад, — отвечает он, приваливаясь к стене и закрывая глаза. — Она отправила зашифрованное послание лихачам. Мне. Назначила встречу в депо. Я пришел, поскольку было любопытно. Встретил ее. Живую. Это не стало счастливым воссоединением, как ты уже могла понять.
— Почему же она покинула Альтруизм?
— У нее был роман на стороне, — качая головой, поясняет он. — Ничего странного, с тех пор, как мой отец…
Он снова качает головой.
— Ну, скажем так, Маркус обращался с ней ничуть не лучше, чем со мной.
— И… поэтому ты на нее зол? Потому, что она была неверна ему?
— Нет, — очень жестко отвечает он, открывая глаза. — Нет, я зол не поэтому.
Я подхожу к нему осторожно, как к дикому зверю, аккуратно ставя ноги на бетонный пол.
— А почему?
— Она должна была уйти от моего отца, это я понимаю, — говорит он. — Но почему она не подумала о том, чтобы забрать с собой меня?
Я морщусь.
— Она оставила тебя с ним .
Бросила в худшем из кошмаров. Неудивительно, что Тобиас ее ненавидит.
— Ага, — отвечает он, топая ногой. — Именно так.
Я нащупываю его пальцы, и он сплетает их с моими. Понимаю, что задала достаточно вопросов, и не нарушаю молчания. Он заговаривает первым.
— Похоже, что бесфракционников лучше иметь друзьями, чем врагами, — говорит он.
— Возможно. Но какова будет цена этой дружбы? — отвечаю я.
Он качает головой:
— Не представляю. Но, возможно, у нас нет выбора.
Глава 9
Один из бесфракционников разводит огонь, чтобы мы могли разогреть еду. Те, кто хочет поесть, собираются вокруг большой металлической чаши, в которой и развели огонь.