‑ Я пойду постою снаружи, ‑ сообщаю спустя некоторое время. – Здесь ведь нет правил против этого?
‑ Оставайся в тени и не свети фонариком, ‑ отвечает парень, который не любит погреба. ‑ Не привлекай внимание. Они могут летать вокруг, выжидая.
‑ Хорошо, ‑ отвечаю я.
Инди проскальзывает в двери в тот момент, когда я собираюсь выйти, и у меня вырывается вздох облегчения. Она не попыталась снова убежать. ‑ Там красиво, ‑ говорит она почти непринужденно, подходя ближе.
Она права. Если не принимать во внимание все происходящее, то следует признать, что этот край, действительно , прекрасен. Луна заливает белым светом бетонные тротуары, и я замечаю того парня. Он осторожен; прячется в тени, но я знаю, что он там.
Я не удивляюсь, когда его шепот раздается возле уха, и даже Инди не подпрыгивает от неожиданности.
‑ Когда мы уходим? ‑ спрашиваю его.
‑ Сейчас, ‑ отвечает он, ‑ иначе не успеем до рассвета.
Мы следуем за ним на окраину селения. Я вижу, как другие люди скользят в тени, занимаясь своими делами, пока еще есть немного времени. Кажется, нас никто не замечает.
‑ Неужели никто не пытается убежать? ‑ спрашиваю я.
‑ Очень редко, ‑ отвечает он.
‑ Что на счет мятежа? – задаю следующий вопрос, как только мы достигаем границы поселка. ‑ Кто‑нибудь разговаривал здесь о чем‑то подобном?
‑ Нет, ‑ без колебаний отвечает парень. – Мы не говорим о таких вещах. ‑ Он останавливается. ‑ Снимайте ваши пальто.
Мы смотрим на него в изумлении. Он издает короткий смешок, пока снимает и продевает свое пальто через лямки сумки. ‑ Носить их придется недолго, ‑ объясняет он нам. ‑ Вы согреетесь очень быстро.
Тогда мы сбрасываем пальто. Наша черная одежда сливается с темнотой ночи.
‑ Следуйте за мной, ‑ говорит парень.
И потом мы бежим.
Через милю у меня остаются холодными только руки.
Тогда, в Городке, я бежала босиком по траве, чтобы помочь Каю. Здесь же на мне тяжелые ботинки, и бежать приходится по камням, я боюсь подвернуть лодыжку. Но чувствую себя свободнее, чем тогда, и даже легче, чем во время тренировок на беговой дорожке. Я переполнена адреналином и надеждой. Я могу бежать туда вечно, бежать к Каю.
Мы останавливаемся, чтобы попить, и я чувствую, как ледяная вода обжигает мое горло. Я могу проследить ее точный путь от горла до желудка; холодная дорожка, от которой я вздрагиваю перед тем, как закрутить крышку фляги.
Но очень скоро я начинаю уставать.
Споткнувшись о камень, я не успеваю увернуться от куста. Он вонзается своими шипами и колючими семенами в мою одежду и в ногу. Наши шаги хрустят на морозе. Но нам повезло, что снег не идет; и что воздух, пустынно‑холодный, колючий, рождает ощущение ложной сытости. Вдыхая его, чувствуешь, будто ешь лед.
Когда я притрагиваюсь рукой к губам, они оказываются сухими.
Я не оглядываюсь через плечо, чтобы узнать, не преследуют ли нас и не нападают ли с воздуха в ночи. Нам хватает того, что приходится смотреть вперед. Луна дает достаточно света, но мы рискуем зажечь фонарики, когда достигаем затемненных мест.
Парень включает свой и выплевывает ругательства.
‑ Я не глядел на местность, ‑ говорит он. Когда я включаю фонарик, то обнаруживаю, что наши усилия избегать мелких ущелий и острых камней привели к тому, что мы сделали круг и вернулись, откуда начинали.
‑ Ты устал, ‑ говорит Инди парню, ‑ Давай я пойду впереди.
‑ Я могу сделать это, ‑ предлагаю я.
‑ Подожди, ‑ отвечает Инди, ее голос уставший и напряженный. ‑ Я думаю, ты можешь быть единственной, у кого останутся силы, чтобы подгонять нас в конце пути.
Наша одежда цепляется за жесткие колючки кустарника; резкий запах витает в воздухе, отчетливый, сухой. Мне интересно, может ли это быть шалфей ? Любимый запах Кая из дома?
Мили спустя, мы перестаем бежать цепочкой. Теперь мы движемся плечом к плечу.
Мне интересно, может ли это быть шалфей ? Любимый запах Кая из дома?
Мили спустя, мы перестаем бежать цепочкой. Теперь мы движемся плечом к плечу. Это неудобно. Но мы слишком нуждаемся в поддержке друг друга.
Мы обессилены и валимся с ног от усталости. Парень поранил плечо; ноги Инди все расцарапаны; я упала в небольшой овраг, и все мое тело ломит. Мы уже не бежим, а почти идем.
‑ Марафон, ‑ задыхаясь, произносит Инди. ‑ вот как это называется. Я слышала историю об этом.
‑ Расскажешь мне? ‑ спрашиваю у нее.
‑ Тебе это будет не интересно слушать.
‑ Не правда. ‑ Все, что угодно, лишь бы не думать о трудностях, о том, сколько нам еще идти. Хотя мы и приближаемся к цели, но каждый шаг уже дается с большим трудом. Не могу поверить, что Инди еще способна разговаривать. Мы с парнем замолчали давным‑давно.
‑ Это случилось в конце времен. Нужно было доставить важное послание, ‑ она тяжело дышит, слова вырываются порциями. ‑ Кто‑то вызвался его отнести. Двадцать шесть миль. Как у нас. И он сделал это. Доставил послание.
‑ Потом его наградили? ‑ спрашиваю я, неровно дыша. ‑ За ним прилетел воздушный корабль и спас его?
‑ Нет, ‑ отвечает она. ‑ Он доставил сообщение. А потом умер.
Я начинаю смеяться, и задыхаюсь, и Инди тоже смеется. ‑ Я же говорила, что ты не захочешь это слышать.
‑ Но послание, в конце концов, было доставлено, ‑ говорю я.
‑ Ну да, ‑ отвечает Инди. Когда она смотрит на меня, по‑прежнему, улыбаясь, я замечаю, что ошибалась насчет ее холодности, которая в действительности оказалась теплотой. Огонь, бушующий в Инди, позволяет ей оставаться энергичной, и поддерживает даже в таком месте, как это.
Парень кашляет и сплевывает слюну. Он находится здесь дольше, чем мы, и кажется ослабевшим.
Мы прекращаем разговор.
До Каньона еще несколько миль, но в воздухе уже витает иной запах. Не чистый аромат растений как раньше, а тяжелый, с примесью дыма, как при пожаре. Когда я осматриваюсь кругом, мне кажется, что я вижу мерцание тлеющих угольков, переливающихся при свете луны янтарно‑оранжевыми частицами.
И улавливаю еще один, неизвестный мне, запах в ночи, который, я думаю, принадлежит смерти.
Никто ничего не говорит, но этот запах заставляет нас продолжать бег, когда уже ничто иное не смогло бы; какое‑то время мы стараемся дышать поверхностно.
Мы бежим целую вечность. Я снова и снова проговариваю слова стихотворения в такт своих шагов, мой голос почти чужой. Не представляю, откуда я беру воздух и продолжаю путать слова: Время, смерть – остались здесь, а я потекла туда , но сейчас это не имеет значения. Не думала, что слова могут не иметь значения.
‑ Ты говоришь это для нас? ‑ выдыхает парень, его первая фраза за последние несколько часов.
‑ Мы не умерли, ‑ отвечаю я. Мертвые не могут ощущать себя такими уставшими.
‑ Мы на месте, ‑ объявляет парень и останавливается. Я смотрю, куда он указывает, и замечаю группу валунов, по которым спуститься будет сложно, но все же возможно.
Мы сделали это.
Парень сгибается в изнеможении. Мы с Инди переглядываемся, и я собираюсь потрепать его по плечу, думая, что ему плохо, но он выпрямляется.
‑ Пойдем, ‑ произношу я, не понимая, чего он ждет.
‑ Я не пойду с вами, ‑ говорит он, ‑ Я спущусь в то ущелье, – и указывает на место в стороне от Каньона.
‑ Почему? ‑ спрашиваю я, и Инди продолжает: ‑ Откуда нам знать, можно ли доверять тебе? Откуда нам знать, что это то самое ущелье?
Парень качает головой. ‑ Оно – то самое, ‑ уверяет он нас, протягивая руку за оплатой. ‑ Поторопитесь, уже почти утро.
Парень говорит тихо, без эмоций, и это убеждает меня в его честности. Он слишком устал, чтобы врать. – Не все погибли от ночного обстрела. Люди поймут, что мы пропали, и могут донести по мини‑порту. Мы должны идти в ущелья.
‑ Пойдем с нами, ‑ предлагаю я.