Джонас поздоровался с ними и с другими служащими. Затем подошел к Старым, сидящим на мягких стульях в ожидании купания. Джонас уже работал здесь и прекрасно знал, что делать.
- Ваша очередь, Лариса, - сказал он, прочитав имя женщины на значке. - Я только включу воду, а потом помогу вам подняться.
Он нажал кнопку на ближайшей свободной ванне. Из десятков дырочек полилась вода. Ванна заполнится за минуту, а потом вода отключится автоматически.
Он помог женщине встать со стула, подвел к ванне и снял с нее халат. Поддерживая ее за руку, он помог ей опуститься в ванну. Она откинулась назад и удовлетворенно вздохнула, положив голову на мягкий подголовник.
- Вам удобно? - спросил Джонас, и Лариса кивнула, не открывая глаз.
Джонас взял чистую губку, выдавил на нее моющее средство и принялся мыть хрупкое тело.
Прошлым вечером он смотрел, как Отец купает младенца. Выглядело это почти так же: тонкая кожа, теплая вода, мягкие движения рук, скользких от мыла. Расслабленная умиротворенная улыбка на лице женщины напомнила ему о Гэбриэле.
И нагота тоже. Правила запрещали взрослым и детям видеть друг друга обнаженными, но это не касалось Младенцев и Старых. Джонасу это нравилось. Было ужасно неудобно переодеваться в раздевалке, оставаясь прикрытым; приносить извинения за то, что случайно увидел чье-то тело, тоже всегда было неловко. Он не понимал, почему это так важно. Он чувствовал себя в безопасности в этой теплой, тихой комнате. Ему нравилось выражение полного доверия на лице женщины, которая лежала в воде. Обнаженная, беззащитная. И свободная.
Краем глаза он видел, как его подруга Фиона помогает Старому выбраться из ванны и вытирает его худое голое тело полотенцем. А затем помогает надеть халат.
Джонас думал, что Лариса задремала, как это часто бывает со Старыми, и старался, чтобы его движения были ровными и мягкими.
Но вдруг она заговорила, не открывая глаз:
- Сегодня утром мы праздновали Удаление Роберто. Это было чудесно.
- Я знаю Роберто! - сказал Джонас. - Я помогал его кормить, когда был здесь в прошлый раз, пару недель назад. С ним было интересно.
Лариса распахнула глаза.
- Они рассказали всю его жизнь, прежде чем удалить. Так всегда делают. Но если честно, - заговорщицки прошептала она, - иногда эти рассказы бывают ужасно скучными. Некоторые Старые даже засыпают. Например, когда Эдну недавно удаляли, так и было. Ты знал Эдну?
Джонас помотал головой. Он не припоминал никого с таким именем.
- Разумеется, они пытались сделать так, чтобы рассказ о ее жизни звучал более значительно. То есть, конечно, - добавила она строго, - все жизни значительны. Я не говорю, что это не так. Но Эдна, бог мой! Она была Роженицей, а потом годами работала в Производстве Еды, пока не оказалась здесь. У нее даже Семейной Ячейки не было.
Лариса приподнялась, чтобы удостовериться, что ее никто не слышит.
- Мне кажется, она была не очень умной, - призналась женщина.
Джонас расхохотался. Он ополоснул ее левую руку, опустил ее обратно в воду и начал мыть Ларисе ноги. Та замурлыкала от удовольствия, когда он массировал ей ступни губкой.
- Но жизнь Роберто была прекрасной, - продолжила Лариса. - Он был Инструктором Одиннадцатилетних - ты же знаешь, как важна эта работа, и он был в Комитете Планирования. И - бог мой - не знаю, как он успел, он еще вырастил двух очень успешных детей и придумал ландшафтный дизайн Центральной Площади. Сам он, конечно, ничего не сажал.
- Теперь спина. Наклонитесь, пожалуйста, - Джонас обнял женщину, чтобы помочь ей сесть. Он взял мочалку и начал тереть ее костлявые плечи.
- Расскажите мне о празднике.
- Ну, сначала рассказывали его жизнь. Начинают всегда с этого. Потом - тост. Мы все подняли бокалы и поздравили его. Потом спели гимн. Он произнес замечательную прощальную речь. И некоторые из нас тоже сказали пару приветственных слов. Я, правда, не говорила. Я не люблю говорить на публике. Роберто был в восторге. Ты бы видел его лицо, когда его уводили!
Джонас в задумчивости почти перестал водить рукой по ее спине.
- Лариса, - спросил он. - А что на самом деле происходит во время Удаления? Куда ушел Роберто?
Она пожала плечами:
- Не знаю. Наверное, никто не знает, кроме членов Комитета. Он просто поклонился, а потом, как это всегда бывает, прошел в особую дверь в Комнате Удаления. Но какое лицо у него было! Абсолютное счастье!
Джонас улыбнулся.
- Жаль, что я этого не видел.
Лариса нахмурилась.
- Не понимаю, почему детям нельзя приходить. Мало места, я думаю. Надо бы им расширить Комнату Удаления.
- Надо предложить это Комитету. Может, они возьмут вопрос на обсуждение - пошутил Джонас, и Лариса рассмеялась.
- Точно, - фыркнула она, и Джонас помог ей вылезти из ванной.
5
Обычно по утрам, когда члены Семейной Ячейки пересказывали друг другу сны, Джонас почти ничего не говорил. Он редко видел сны. Иногда, проснувшись, он вспоминал какие-то обрывки сна, но никогда не мог сложить их воедино, чтобы получился связный рассказ. Но этим утром все было по-другому. Этот сон он помнил очень живо.
Он в задумчивости слушал, как Лили излагает длинный сон. На этот раз - страшный. Ей приснилось, что она едет на велосипеде Матери и ее ловят Охранники.
Все внимательно выслушали Лили, а потом обсудили, какое предупреждение содержится в ее сне.
- Спасибо за сон, Лили, - Джонас машинально произнес стандартную фразу и постарался сосредоточиться на рассказе Матери, которой приснилось, что ей сделали выговор за нарушение Правила, которого она не понимала.
Все вместе они решили, что этот сон - отголосок истории с тем человеком, которого наказали за повторное нарушение основных Правил.
Отец сказал, что ему ничего не приснилось.
- Гейб? - Отец посмотрел в корзинку, где малыш булькал после кормления, готовый к отправке в Воспитательный Центр.
Все засмеялись. Пересказ Снов начинается с Трех. Видели ли сны Младенцы, никто не знал.
- Джонас? - спросила Мать.
Родители всегда его спрашивали, хотя и знали, что Джонасу сны снятся редко.
- Да, я видел сон этой ночью, - Джонас нахмурился и выпрямился на стуле.
- Отлично, - сказал Отец. - Расскажи нам.
- Все было довольно расплывчато, - начал Джонас, стараясь как можно более точно воспроизвести странный сон. - Кажется, я был в ванной комнате Дома Старых.
- Ты вчера там работал, да? - спросил Отец.
Джонас кивнул.
- Но она была не такая, как обычно. Во сне была ванна. Но только одна. А в настоящей ванной комнате их полным-полно. Там было влажно и тепло. И я снял форму, но не надел халат. Грудь у меня была голая. И я вспотел, было очень жарко. И там, как и вчера, была Фиона.
- И Эшер? - спросила Мать.
Джонас помотал головой.
- Нет, только я и Фиона, больше никого. Мы стояли возле ванной. Она смеялась. А я нет. Я немного злился на нее во сне, потому что она не принимала мои слова всерьез.
- Какие слова? - спросила Лили.
Джонас уставился в тарелку. По какой-то непонятной причине он смутился.
- Кажется, я пытался убедить ее залезть в ванну.
Он замолк. Он знал, что нужно рассказать сон до конца, что он должен это сделать. Так что заставил себя перейти к самой сложной части сна.
- Я хотел, чтобы она сняла одежду и залезла в ванну, - быстро сказал Джонас. - Я хотел ее искупать. У меня в руках даже была губка. Но она не хотела. Она смеялась и говорила "нет".
Он посмотрел на родителей.
- Вот и все.
- Ты можешь описать самое сильное чувство, которое испытывал во сне? - спросил Отец.
Джонас задумался. Во сне все было нечетким и мутным, но чувства были сильными и накатывали снова, когда он об этом думал.
- Желание, - сказал он. - Я знал, что она этого не сделает. И, кажется, знал, что она не должна этого делать. Но я так сильно этого хотел. Очень сильно.
- Спасибо за сон, Джонас, - чуть погодя сказала Мать и взглянула на Отца.
- Лили, - позвал Отец. - Пора в школу. Проводишь меня до Центра? Нужно присмотреть за малышом - он крутится в корзинке и может упасть.
Джонас встал, чтобы собрать учебники. Ему показалось странным, что его сон не обсуждали и сразу перешли к благодарности. Может, родителям было так же неловко, как ему.
- Погоди, Джонас, - ласково сказала Мать. - Я дам тебе записку для Инструктора, чтобы тебе не пришлось извиняться за опоздание.
Джонас сел на место, озадаченно глядя на Мать. Он помахал Лили и Отцу, которые ушли и унесли в корзинке Гейба. Мать собрала остатки еды и поставила поднос у двери - потом его заберут Уборщики.
Наконец она села рядом с ним.
- Джонас, - улыбнулась Мать, - чувство, которое ты испытал во сне, называется Возбуждением. Мы с Отцом знали, что скоро это с тобой произойдет. Это случается со всеми. Это произошло с Отцом, когда он был в твоем возрасте. Со мной. Однажды это произойдет и с Лили. И очень часто, это начинается во сне.
Возбуждение. Он уже слышал это слово. Оно точно было в Книге Правил, но он не помнил, где именно. И время от времени оно звучало из громкоговорителей: "ВНИМАНИЕ. НАПОМИНАНИЕ. СЛЕДУЕТ СООБЩАТЬ О ВОЗБУЖДЕНИИ, ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ ЛЕЧЕНИЕ".
Джонас всегда пропускал мимо ушей это объявление, потому что не понимал, о чем речь, и не думал, что это имеет к нему отношение. Он, как и многие другие члены коммуны, часто не обращал внимания на объявления и приказы Диктора.
- Мне надо сообщить об этом? - спросил он Мать.
Она рассмеялась:
- Ты уже это сделал, рассказав свой сон. Этого достаточно.
- А как же лечение? Диктор говорил, что должно быть лечение.
Джонас расстроился. На носу Церемония, его Церемония Двенадцатилетних, а ему придется отправляться куда-то на лечение. И все из-за какого-то дурацкого сна?
Но Мать опять рассмеялась и успокоила его:
- Не волнуйся. Тебе просто пора принимать таблетки, вот и все. Это и есть лечение.
Джонасу полегчало. Он знал про таблетки. Родители принимали их каждое утро. И некоторые его друзья тоже. Например, Эшер. Однажды, когда они вместе ехали в школу, Отец Эшера крикнул им вслед: "Эшер, ты забыл принять таблетки!" Эшер для виду поворчал, развернулся и поехал домой. Джонас его дождался, но спрашивать ничего не стал.
Про такие вещи у друзей спрашивать не принято, ведь это будет разговором об отличиях, а значит, возможно, грубостью. Эшер пил таблетки каждое утро, Джонас - нет. Всегда лучше говорить про то, что у вас одинаковое.
Мать протянула Джонасу таблетку.
- И все? - спросил он.
- И все, - сказала Мать, ставя коробочку на полку. - Но ты не должен забывать про лекарство. Я буду напоминать тебе первое время, а потом ты должен будешь следить за этим сам. Если забудешь, Возбуждение вернется. И странные сны тоже. Иногда дозу приходится корректировать.
- Эшер принимает таблетки, - сообщил Джонас.
Мать не удивилась.
- Я думаю, многие твои одногруппники тоже. По крайней мере, мужского пола. Скоро и все начнут принимать. И мужского пола, и женского.
- Как долго их нужно принимать?
- Пока не попадешь в Дом Старых. Всю взрослую жизнь. Но скоро это войдет в привычку, и ты будешь принимать их, не задумываясь.
Мать посмотрела на часы.
- Если поторопишься, успеешь в школу. И спасибо еще раз за сон, Джонас, - сказала Мать на прощание.
Крутя педали, Джонас вдруг почувствовал гордость: он присоединился к принимающим таблетки. На мгновение опять вспомнил сон. Неловкий, странный, но приятный. Джонасу нравилось чувство, которое он испытывал и которое его Мать назвала Возбуждением. Он чувствовал это, просыпаясь. И хотел бы почувствовать еще раз.
Но так же, как пропал из виду его дом, когда он повернул на велосипеде за угол, исчез и сон. Он попытался вернуть его, но чувство исчезло. Возбуждение ушло.
6
- Лили, пожалуйста, стой спокойно! - в очередной раз попросила Мать.
Лили продолжала вертеться.
- Я сама могу их заплести! - ныла она. - Я всегда сама их заплетаю!
- Я знаю, - ответила Мать, вплетая ленты в косички Лили. - А еще я знаю, что потом они расплетаются и полдня ты ходишь лохматой. Хотя бы сегодня ленты должны быть завязаны аккуратно.
- Мне не нравятся ленты для волос. Хорошо, что мне осталось их носить всего два года, - раздраженно пробормотала Лили. - А через год мне дадут велосипед! - уже более радостно добавила она.
- Каждый год происходит что-то хорошее, - напомнил ей Джонас. - В этом году у тебя начнутся часы добровольной работы. А в прошлом году, помнишь, как ты радовалась, когда тебе выдали форму с пуговицами спереди?
Девочка улыбнулась и посмотрела на свой пиджак с крупными пуговицами, знак того, что ей Семь. Четырехлетние, Пятилетние и Шестилетние носили форму, которая застегивалась сзади, так что им приходилось помогать друг другу одеваться - так они приучались к взаимозависимости.
Пиджак с пуговицами спереди - первый знак независимости, первое заметное свидетельство взросления. Велосипед, который Лили получит в Девять, будет символом движения - от детства в Семейной Ячейке к взрослой жизни в коммуне.
Лили все-таки вывернулась из рук Матери.
- А ты в этом году получишь Назначение! - возбужденно сказала она Джонасу. - Хорошо бы тебя назначили Пилотом. И ты тогда меня возьмешь в полет!
- Конечно возьму, - сказал Джонас. - А еще я возьму для тебя маленький парашютик, и когда мы поднимемся на пять тысяч метров, я открою дверь и…
- Джонас! - одернула его Мать.
- Да ладно, я пошутил. Я все равно не хочу быть Пилотом. Если получу такое Назначение, подам апелляцию.
- Иди сюда, - сказала Мать Лили и еще потуже затянула ей ленты. - Джонас, ты готов? Таблетку принял? Я хочу занять хорошие места в Лектории.
Она подтолкнула Лили к двери. Джонас вышел за ними.
До Лектория было недалеко. Всю дорогу Лили махала друзьям с багажника материнского велосипеда. Когда они доехали, Джонас поставил свой велосипед рядом с другими и отправился искать одногруппников.
В такой толпе это было непросто - на Церемонию собиралась вся коммуна. Родителям давали два дня выходных - они все вместе занимали одну огромную секцию зала. Дети сидели отдельно - по группам. На сцену их вызывали по одному.
Отец, правда, не сразу займет свое место рядом с Матерью. Во время первой Церемонии Называния Воспитатели должны выносить Младенцев на сцену. Со своего места Джонас пытался увидеть Отца. Найти его секцию было совсем несложно - оттуда доносились вопли Младенцев, беспокойно вертевшихся на руках Воспитателей. Во время всех остальных публичных церемоний люди в зале сидели тихо и спокойно, и лишь раз в году все с улыбкой наблюдали за суетой вокруг новорожденных, готовящихся получить имя и родителей.
Джонас наконец нашел взглядом Отца, который держал на коленях какого-то малыша, и помахал ему. Тот улыбнулся, потом поднял своей рукой ручку ребенка и помахал Джонасу в ответ.
Но это был не Гэбриэл. Сегодня Гэбриэл был в Воспитательном Центре с Ночными Воспитателями. Комитет специальным указом дал ему дополнительный год на воспитание, прежде чем он будет назван и определен в Семейную Ячейку. Гэбриэлу не удалось ни набрать вес, ни научиться спокойно спать по ночам. Обычно таких Младенцев называли Неполноценными и удаляли.
Вместо этого, по просьбе Отца, Гэбриэла сочли Неопределенным и дали ему еще год. Он будет по-прежнему проводить дни в Воспитательном Центре, а ночи - с Семейной Ячейкой Джонаса. Каждый член ячейки подписал заявление, в котором говорилось, что они обязуются не привязываться к временному гостю и без возражений отдадут его другой Семейной Ячейке во время следующей Церемонии.
- Что ж, - думал Джонас, - когда в следующем году его отдадут другой Семейной Ячейке, мы все равно будем с ним видеться, ведь он будет частью коммуны. Если бы его удалили, мы бы его больше не увидели. Никогда.
Те, кого удаляли, - даже Младенцы, отправлялись в Другое Место и никогда не возвращались в коммуну.
В этом году Отцу никого не пришлось удалять, и Гэбриэл мог бы стать его единственной неудачей. Но и Джонас, хотя он не возился с ребенком, как Лили и Отец, был рад, что Гэбриэла оставили.
Первая Церемония началась вовремя, и Джонас смотрел, как Младенцы - один за другим получали имя и Семейную Ячейку. Для кого-то они становились первыми детьми. Но часто Семейная Ячейка поднималась на сцену с ребенком - сияющим от предвкушения получить маленького брата или сестру, как сиял и Джонас, когда ему было Пять.
Эшер ткнул Джонаса в бок.
- Помнишь, как мы получили Филиппу? - спросил он громким шепотом.
Джонас кивнул. Это было в прошлом году. Родители Эшера очень долго не подавали прошения на второго ребенка. Джонас подозревал, что им было так трудно справляться с непоседой-Эшером, что они просто тянули время.
Двое из их группы, Фиона и другая девочка, Tea, тоже получали в этом году ребенка и сидели с родителями. Но такая разница в возрасте детей встречалась редко.
Когда Церемония получения детей закончилась, Фиона заняла свое место в ряду перед Эшером и Джонасом.
- Он очень милый, - шепнула Фиона, обернувшись. - Только имя мне не нравится.
Нового брата Фионы назвали Бруно. Это конечно, не такое замечательное имя, как, скажем, Гэбриэл, подумал Джонас, но тоже ничего.
Аплодисменты публики, которые и так сопровождали каждое Называние, стали просто оглушительными, когда одна из пар, светясь от гордости, получила ребенка по имени Калеб.
Этот новый Калеб был ребенком-заменой. Его родители потеряли своего первого Калеба, когда тому было Четыре. Гибель ребенка случалась очень-очень редко. Жизнь в коммуне была исключительно безопасной, каждый считал своим долгом опекать всех детей. И тем не менее Калеб ухитрился остаться без присмотра и добраться до реки. Он утонул. Вся коммуна исполнила Церемонию Потери. Целый день они произносили имя Калеба, все реже и тише, пока к концу этого печального и такого длинного дня не затихли совсем, и вместе с именем постепенно исчез из их сознания сам маленький Калеб.
Теперь, на этом особом Назывании, коммуна исполняла Церемонию Замены, произнося это имя впервые со дня потери: сперва тихо и медленно, а затем все громче и быстрее. Калеб спал на руках у Родителей, которые так и стояли на сцене. И казалось, что тот, первый Калеб вернулся.
Другого новорожденного назвали Роберто, и Джонас вспомнил, что Старого Роберто удалили совсем недавно - на прошлой неделе. Но никакой Церемонии Замены не было. Удаление и Потеря - разные вещи.
Он честно отсидел Церемонии Двухлетних, Трехлетних и Четырехлетних, как и каждый год, ужасно скучных. Затем перерыв на обед - его подавали на улице - и снова на место, смотреть на Пятилетних, Шестилетних, Семилетних и, наконец, на последнюю в этот день Церемонию Восьмилетних.