- Я искала тебя вчера, чтобы вместе поехать домой. Твой велосипед все еще был тут, так что я подождала немного. Но было уже поздно, и я уехала.
- Приношу свои извинения за то, что заставил тебя ждать, - сказал Джонас.
- Принимаю твои извинения, - машинально ответила Фиона.
- Я задержался дольше, чем ожидал, - сказал Джонас.
Девочка сосредоточенно крутила педали. Джонас понимал, что она ждет его объяснений. Его рассказа о первом дне. Но спросить не может - это было бы грубо.
- Ты провела столько часов добровольной работы со Старыми, - сменил тему Джонас. - Ты, наверное, уже все знаешь.
- Что ты, мне еще столько всего предстоит выучить! - ответила Фиона. - Административная работа, диеты, наказания за непослушание - представляешь, Старых наказывают так же, как малышей! И еще есть трудовая терапия, и активный отдых, и лекарства, и…
Они подъехали к зданию и слезли с велосипедов.
- Мне здесь нравится гораздо больше, чем в школе, - призналась Фиона.
- Мне тоже, - сказал Джонас, ставя велосипед на стоянку.
Она постояла секунду, словно надеясь, что Джонас продолжит рассказ. Затем посмотрела на часы, попрощалась и побежала ко входу.
Джонас застыл в изумлении. Это произошло снова - то, что он теперь мысленно называл Видеть Дальше. Теперь так же мимолетно и необъяснимо изменилась Фиона. Это случилось, когда она открыла дверь, чтобы войти. Но когда Джонас попытался восстановить этот момент в памяти, он понял, что она изменилась не вся. Только волосы. И только на короткое мгновение.
Джонас задумался. Это точно начало случаться чаще. Сначала яблоко, несколько недель назад. Потом люди в Лектории - всего два дня назад. А сегодня - волосы Фионы.
Нахмурившись, Джонас пошел к Пристройке. "Я спрошу у Дающего", - решил он.
Старик улыбнулся Джонасу, когда тот вошел. Он уже сидел рядом с кроватью и казался гораздо более бодрым, даже каким-то обновленным. Он явно обрадовался Джонасу.
- Здравствуй. Нам пора начинать. Ты опоздал на минуту.
- Я приношу… - начал Джонас, но осекся, вспомнив, что тут не принято извиняться.
Он снял форму и направился к кровати.
- Я опоздал, потому что кое-что случилось, - объяснил Джонас. - И я хочу спросить у вас, что это было, если вы не возражаете.
- Можешь спрашивать о чем угодно.
Джонас постарался как можно яснее представить себе то, о чем собирался рассказать.
- Я думаю, это то, что вы называете Способностью Видеть Дальше.
- Опиши.
Джонас рассказал про яблоко. Потом - как он со сцены увидел переменившиеся лица зрителей.
- И вот сегодня, только что, перед входом, это случилось с моей подругой Фионой. Что-то в ней на секунду изменилось. Ее волосы стали выглядеть по-другому. Длина и прическа остались прежними, а что-то, я не знаю… - Джонас запнулся, недовольный тем, что не может как следует объяснить, что же все-таки произошло.
Наконец он просто сказал:
- Они изменились. Не знаю, как именно. Вот почему я опоздал на минуту, - заключил он и вопросительно посмотрел на Дающего.
Он удивился, когда Дающий задал ему вопрос, вроде бы не имеющий отношения к Способности Видеть Дальше.
- Вчера, когда я впервые передавал тебе воспоминание о катании на санках, ты смотрел вокруг?
Джонас кивнул.
- Да, но эти штучки в воздухе - то есть снег - мне мешали.
- Ты смотрел на санки?
Джонас задумался.
- Нет, я только чувствовал, что сижу на них. И еще они мне снились сегодня ночью. Но во сне я тоже не смотрел на них. Только чувствовал.
Теперь задумался Дающий.
- Я наблюдал за тобой еще до избрания и понял, что ты обладаешь этой способностью, и то, что ты описываешь, подтверждает мою догадку. Когда я был в твоем возрасте - незадолго до того, как стать Принимающим, - я тоже начал это ощущать, но немного по-другому. Но описать это тебе я пока не могу - ты просто меня не поймешь. Зато я, кажется, понял, как это работает у тебя. Давай проверим. Ложись.
Джонас лег на кровать и вытянул руки по швам. Он был совершенно спокоен. Закрыв глаза, он ждал уже привычного прикосновения рук Дающего.
Но ничего не произошло. Дающий просто сказал:
- Вызови воспоминание о катании на санках. Самое начало, где ты стоишь на вершине холма и еще не начал спускаться. И на этот раз посмотри на санки.
Джонас был озадачен. Он открыл глаза.
- Простите, - вежливо сказал он, - но разве не вы должны дать мне воспоминание?
- Теперь оно твое. Я больше не могу пережить его. Я его отдал.
- Но как мне его вызвать?
- Ну ты же помнишь прошлый год, или год, когда тебе было Семь или Пять?
- Конечно.
- Тут почти то же самое. У всех в коммуне есть такие вот воспоминания в пределах одного поколения. А теперь ты можешь уходить дальше. Попробуй. Просто сосредоточься.
Джонас закрыл глаза. Он сделал глубокий вдох и попробовал отыскать в своей памяти санки, снег, холм.
Они были там, просто были и все. Он опять сидел на вершине холма, а вокруг плясали снежинки. Джонас широко улыбнулся и выдохнул пар изо рта. Потом, как ему и велели, посмотрел вниз. Он увидел свои руки, запорошенные снегом. Они держали веревку. Он увидел свои ноги и развел их в стороны, чтобы посмотреть на санки.
И онемел от удивления. Сейчас это было не мимолетное впечатление. Нет, на этот раз санки обладали и продолжали обладать, когда он моргнул и опять на них уставился, тем непонятным качеством, которое он заметил у яблока. И у волос Фионы. Санки не менялись. У них оно просто было - просто было и все.
Джонас открыл глаза и лежал не двигаясь.
Дающий смотрел на него с интересом.
- Да, - сказал Джонас, - я увидел это в санках.
- Попробуем по-другому. Посмотри на тот книжный стеллаж, позади стола. Видишь книги на верхней полке?
Джонас нашел их глазами. Он посмотрел на них, и они изменились. Но ненадолго. Всего на пару секунд.
- Это случилось с книгами тоже. Но опять ушло.
- Выходит, я прав. Ты начинаешь видеть красный цвет.
- Что?
Дающий вздохнул.
- Как это объяснить? Когда-то, во времена воспоминаний, у всего были форма и размер, как и сейчас, но еще был признак, который назывался цветом. Цветов было много, и один из них назывался красным. Тот самый, который ты начинаешь видеть. У твоей подруги Фионы рыжие, отливающие красным волосы - очень редкий цвет, я давно уже ее заметил. Когда ты упомянул волосы Фионы, я сразу подумал, что ты начал видеть красный.
- А лица? Те, что я увидел на Церемонии?
Дающий покачал головой.
- Нет, кожа не красного цвета. Оттенков красного. Вообще-то, было время - ты увидишь это в воспоминаниях - когда кожа была самых разных цветов. Это было до того, как мы пришли к Одинаковости. Сегодня кожа у всех одного цвета, а то, что ты видел, были оттенки красного. Наверное, когда ты увидел, что лица приобретают цвет, он не был таким ярким и глубоким, как цвет яблока или волос твоей подруги.
Дающий вдруг усмехнулся:
- Мы так и не смогли достичь полной Одинаковости. Думаю, генетики все еще работают над этим. Волосы как у Фионы наверняка приводят их в бешенство.
Джонас слушал, силясь понять.
- А санки? - спросил он. - Они просто были красного цвета. Они не менялись, Дающий. Они просто были такими.
- Потому что воспоминание относится к тому времени, когда цвет просто был.
- Это так… ох, если бы я мог найти точное слово! Красный такой красивый!
- Так и есть.
- Вы видите его все время?
- Я вижу их все. Все цвета.
- А я увижу?
- Конечно. Когда получишь достаточно воспоминаний. У тебя есть Способность Видеть Дальше. А еще ты обретешь мудрость. И цвета тоже. И многое другое.
Но мудрость Джонаса пока не интересовала. Его полностью захватили цвета.
- А почему все не могут их видеть? Почему цвет пропал?
Дающий пожал плечами.
- Наш народ сделал выбор. Выбор в пользу Одинаковости. До меня и до того, кто был до меня, и еще и еще раньше. Мы отказались от цвета тогда же, когда отказались от солнечного света и вообще различий. - Он задумался. - Мы научились контролировать многие вещи. Но вынуждены были от многого отказаться.
- Не надо было! - яростно крикнул Джонас.
Дающий был впечатлен столь сильной реакцией. Затем улыбнулся.
- Быстро же ты пришел к такому заключению. Мне на это понадобились годы. Возможно, ты и мудрость обретешь быстрее, чем я. - Он взглянул на часы. - Ложись обратно. У нас еще много работы.
- Дающий, - спросил Джонас, укладываясь на кровать, - а что произошло с вами, когда вы стали Принимающим? Вы сказали, что начали Видеть Дальше, но не так, как я.
Руки легли ему на спину.
- В другой раз, - ласково сказал Дающий. - Я расскажу тебе в другой раз. А теперь за работу. Я придумал, как помочь тебе с цветом. Закрой глаза и расслабься. Я передам тебе воспоминание о радуге.
13
Проходили дни и недели. С помощью воспоминаний Джонас выучил названия цветов. Он начал их видеть и в обычной жизни (хотя он отлично понимал, что она уже не обычная и никогда не будет обычной). Но эти цвета невозможно было удержать. Вспышка зеленого - лужайка на Центральной Площади, куст на берегу реки. Оранжевые тыквы, которые привезли в коммуну с полей, - всего мгновение он видел ярчайший цвет, а затем опять ничего, все тот же оттенок серого.
Дающий предупредил его, что пройдет еще много времени, прежде чем он сможет удерживать цвета.
- Но я хочу сейчас! - сердито заявил Джонас. - Это нечестно, что нет цветов!
- Нечестно? - удивился Дающий. - Объясни, что ты имеешь в виду.
- Понимаете… - Джонас замолчал, чтобы подумать. - Если все одинаковое, то нет никакого выбора! Я хочу просыпаться утром и решать, например, голубую форму надеть или красную? А она всегда, всегда одинаковая.
Он посмотрел на бесцветную ткань, из которой была сшита его форма, и усмехнулся:
- Я знаю, это неважно, что на тебе надето. Правда, неважно.
- Важна сама возможность выбрать, да? - спросил Дающий.
Джонас кивнул.
- Мой младший брат… - начал он. Затем поправил себя. - Нет, это не совсем точно. Он мне не брат на самом деле. Ну, этот Младенец, о котором заботится моя семья. Его зовут Гэбриэл.
- Я знаю про Гэбриэла.
- Так вот, он сейчас в возрасте, когда дети многое узнают о мире. Он хватает игрушку, если держать ее перед ним, - Отец говорит, что это развивает мелкую моторику. И он очень милый.
Дающий кивнул.
- Но теперь, когда я различаю цвета, по крайней мере иногда, я подумал: а что если бы ему дали, скажем, ярко-красную игрушку и ярко-желтую? И он мог бы выбрать? Вместо Одинаковости.
- Он мог бы сделать неправильный выбор.
- А, - Джонас умолк. - Вот в чем дело. Я понял. Это неважно, когда речь идет об игрушках. Но потом становится очень важным. Мы не осмеливаемся давать людям выбирать.
- Потому что это небезопасно?
- Да, именно, - подтвердил Джонас. - Что если бы человек сам выбирал себе супруга? И ошибся в выборе? Или, - продолжил он, посмеиваясь над абсурдностью предположения, - люди сами выбирали бы себе работу?
- Это кажется опасным, - сказал Дающий.
- Очень опасным. Такое даже представить себе сложно. Нам действительно нужно защищать людей от неправильного выбора.
- Так безопасней?
- Да, - согласился Джонас. - Гораздо безопасней.
Но даже когда они заговорили о чем-то другом, Джонас продолжал испытывать какое-то неудобство, его что-то мучило, и он не понимал, что.
Теперь он часто злился: на своих одногруппников - за то, что они довольны жизнью, хотя в ней так многого не хватает. И на себя - за то, что ничего не может для них сделать.
Он пробовал. Не спросив разрешения у Дающего - Джонас подозревал, что тот запретит, - он пытался передать свое новое знание друзьям.
- Эшер, - сказал он как-то утром. - Посмотри на эти цветы очень внимательно.
Они стояли рядом с клумбой герани у Зала Открытых Записей. Джонас опустил руки на плечи Эшера и сконцентрировался на красном цвете лепестков. Он попытался как можно дольше удержать цвет и одновременно передать другу это видение красного.
- В чем дело? - недовольно спросил Эшер. - Что-то не так?
Он высвободился из рук Джонаса. Прикасаться к кому-то, кроме членов своей Семейной Ячейки, считалось очень грубым.
- Нет, ничего. Мне показалось, что цветы увядают и что нам надо сообщить об этом Садовникам, - Джонас вздохнул и отвернулся.
Однажды он вернулся с Обучения переполненный новым знанием. Дающий выбрал очень волнующее воспоминание в тот день. Под его руками Джонас обнаружил, что находится в каком-то странном месте. Открытое пространство под ярко-голубым небом. Редкая трава, несколько кустов, камни, крепкие невысокие деревья. Он слышал какой-то треск, он получил слово - "ружья". Затем крики, глухой звук падения и треск сломанных веток. Потом он услышал перекликающиеся голоса и решился выглянуть из-за куста, за которым прятался. Дающий рассказывал Джонасу, что когда-то кожа была разных цветов, - и правда, у двоих из мужчин кожа была темно-коричневой, а у остальных - светлой. Он подошел поближе и увидел, как мужчины вырезают бивни у неподвижно лежащего на земле слона и уносят их, забрызганные кровью.
Джонас никогда не видел такого красного цвета, он был переполнен этим новым красным.
Затем мужчины сели в машину и уехали - из-под колес летели камешки. Один попал ему в голову. Джонас надеялся, что на этом все закончится, но воспоминание продолжилось.
Теперь он увидел другого слона. Тот выбрался из-за деревьев, очень медленно подошел к изувеченному телу и посмотрел на него. Огромным хоботом он потрогал труп, потом дотянулся до дерева, с треском оторвал несколько веток и накрыл ими разодранную плоть.
Наконец он вскинул массивную голову, поднял хобот и заревел в пустоту. Джонас никогда не слышал ничего подобного. В этом звуке слились печаль и ярость, и казалось, ему не будет конца.
Рев звучал в ушах Джонаса, когда он открыл глаза. Совершенно разбитый, он лежал на кровати не в силах пошевелиться. Рев не умолкал, когда он ехал на велосипеде домой.
- Лили, - сказал он сестре вечером, когда та взяла с полки своего утешителя - плюшевого слона. - А ты знаешь, что когда-то давно слоны действительно существовали? Живые слоны?
Лили посмотрела на игрушку.
- Ага, - усмехнулась она. - Конечно.
Джонас подошел к Отцу и Лили. Отец развязал Лилины ленты для волос и начал ее причесывать. Джонас сел позади них и положил каждому руку на плечо. Всем своим существом он попытался передать им кусочек воспоминания: не чудовищный крик слона, но его присутствие, образ этого громадного существа, преданность, с которой тот провожал погибшего друга.
Но Отец продолжал спокойно расчесывать Лилины длинные волосы, и она нетерпеливо ерзала под рукой Джонаса.
- Джонас, - пожаловалась она наконец, - ты мне больно делаешь!
- Приношу свои извинения за то, что сделал тебе больно, Лили, - пробормотал Джонас и убрал руку.
- Принимаю извинения, - равнодушно ответила Лили, поглаживая безжизненную игрушку.
- Дающий, - спросил однажды Джонас перед началом работы. - А у вас есть супруга? Или вам нельзя подавать прошение на брак?
Хотя ему и позволено было не соблюдать правило о грубости, он не сомневался в том, что это грубый вопрос. Но Дающий просил задавать любые вопросы и никогда не показывал, что обижен или смущен даже самыми личными из них.
Дающий улыбнулся.
- Правила, запрещающего мне это, нет. И у меня была супруга. Ты забываешь, сколько мне лет. Моя бывшая супруга сейчас живет вместе с остальными Бездетными Взрослыми.
- Ох, конечно.
Джонас действительно забыл, что Дающий уже не молод. Жизнь Взрослых в коммуне с возрастом менялась. Они больше не были нужны для создания Семейных Ячеек. Родители Джонаса, когда они с Лили вырастут, тоже будут жить с другими Бездетными Взрослыми.
- Ты тоже сможешь подать прошение на подбор супруги, если захочешь. Но предупреждаю, тебе будет непросто. Например, потому, что членам коммуны запрещено читать книги. Мы с тобой - единственные, кто имеет доступ к книгам.
Джонас посмотрел на коллекцию книг в комнате. Теперь он иногда видел, какого они цвета. За все эти часы, что они с Дающим провели здесь, работая с воспоминаниями, он так и не открыл ни одной. Но он читал названия и знал, что в этих книгах - вся мудрость веков и что когда-нибудь они все будут принадлежать ему.
- То есть, если у меня будет супруга и, возможно, дети, мне придется прятать от них книги?
- Да, именно так, мне не разрешалось давать книги супруге. Есть и другие сложности. Помнишь правило, в котором говорится, что новый Принимающий не может обсуждать ни с кем Обучение?
Джонас кивнул. Он прекрасно помнил это правило - со временем оказалось, что это самое обидное из всех ограничений, которые накладывало на него избрание.
- Когда мы закончим работу и ты официально станешь новым Принимающим, тебе дадут новый свод правил. Правил, которым следую я. И вряд ли тебя удивит то, что мне запрещено разговаривать о работе с кем бы то ни было, кроме нового Принимающего. То есть кроме тебя. Огромной частью твоей жизни нельзя будет поделиться с семьей. Это тяжело, Джонас. Мне было тяжело. Ты понимаешь, что воспоминания - это и есть моя жизнь?
Джонас опять кивнул, хотя и был озадачен. Разве жизнь не состоит из тех вещей, что ты делаешь каждый день?
- Я видел, что вы ходите на прогулки.
Дающий вздохнул.
- Да, я гуляю. Ем в положенное время. И когда меня вызывает Комитет Старейшин, я прихожу к ним, чтобы дать совет.
- И часто вы даете им советы?
Джонаса пугала перспектива давать советы Старейшинам.
Но Дающий покачал головой.
- Редко. Только если они сталкиваются с чем-то совершенно новым. Тогда они вызывают меня, чтобы я обратился к воспоминаниям и дал им совет. Но это происходит совсем не часто. Я был бы рад, чтобы они пользовались моими знаниями чаще - есть столько вещей, которые я мог бы им рассказать, иногда мне так хочется, чтобы люди изменились. Но они не хотят меняться. Жизнь в коммуне так проста и предсказуема - так безболезненна. Это то, что они выбрали.
- Зачем вообще тогда нужен Принимающий, раз они не хотят его слушать? - спросил Джонас.
- Они нуждаются во мне. И в тебе, - строго сказал Дающий. - Им об этом напомнили десять лет назад.
- А что произошло десять лет назад? - спросил Джонас. - А, знаю, вы обучали преемника, и из этого ничего не вышло. Так что же произошло?