Я рад, что она ничего не видела. Иначе бы спросила, почему я пытался остановить Мясо. И мне нечего было бы ей ответить. Потому что я сам не знаю.
- У тебя есть план В?
Она чешет запястье.
- А почему бы тебе не рассказать мне свой план А?
- Сломать ногу, - отвечаю я после небольшой паузы.
- Что, прости?
- За несколько часов до начала Охоты упасть с лестницы.
- На самом деле?
- Да.
- Не лучший план. В нем столько недостатков, что я даже не знаю, с чего начать.
- Например?
- Ну, для начала, может быть, и можно сломать ногу, не пролив ни капли крови, но я бы не стала рисковать. Это для начала.
Я молчу.
- Есть еще планы?
- Ну, мне сейчас кое-что пришло в голову. У нас есть излучатели, мы можем просто перебить остальных охотников.
Она смотрит на меня, будто не верит своим ушам.
- В чем дело?
- Ты же шутишь.
- Что? А с этим планом что не так?
- С чего бы начать? Спустя десять секунд после начала гонки они окажутся вне зоны действия излучателей, оставив нас далеко позади. А на нас будут пялиться сотни зрителей, пытающихся понять, почему мы бежим так медленно. Мы не успеем уйти далеко от ворот, как нас сожрут.
Я пытаюсь поднять руку, чтобы остановить ее, но тут же медленно опускаю.
- Продолжать? - Она дружелюбно усмехается.
- Нет, я понял…
- Тогда перейдем к моему плану В. Я придумала его только что, - она весело смотрит на меня, - так что нам придется проработать детали. Помнишь, что Директор говорил о начале Охоты? Что за час до заката все двери и окна в здании будут заперты, чтобы никому не пришло в голову присоединиться к охотникам. Это навело меня на мысли. Что, если нам удастся каким-то образом не дать запереть здание? Учитывая, что на бал прибудут сотни гостей…
- Начнется хаос, - киваю я. - Откройте двери, и все вырвутся наружу, присоединяясь к погоне за геперами. Начнется настоящий ад, когда все гости и сотрудники выбегут на Пустоши. Никто даже не заметит нашего отсутствия.
- И через два часа все геперы будут мертвы. Охота закончится. Мы выживем. Мы с тобой, - шепчет она и смотрит мне в глаза. Этот взгляд затрагивает что-то в глубине моей души.
Я смотрю на нее и медленно киваю. Затем качаю головой.
- У твоего плана есть один недостаток.
- Какой?
- Мы не знаем, как отключить запоры.
Она моргает.
- Знаем. И это просто. Для нас по крайней мере. Помнишь, той ночью, когда мы были на экскурсии в центре управления, я попыталась кое-что выяснить? Парень, который там работает, начал рассказывать мне, как запирается здание. Представляешь, это просто кнопка. Нажми ее, и за час до заката здание будет наглухо заперто. Нажми ее еще раз, и все их планы отменяются.
- Нет. Не может быть, чтобы все было так просто. Они должны были как-то…
- У них есть безотказная система безопасности. Солнце. Помнишь, они не закрывают ставни в центре управления? Чтобы никто не мог туда зайти. То есть в единственное время, когда можно отключить систему - перед закатом, - все там залито солнечным светом. К кнопке невозможно подобраться. Для них невозможно. Более эффективно, чем если бы ее окружали лазерные лучи и ров с кислотой. Это гениально.
- Как и наш план.
- Мой план, - быстро произносит она, слегка улыбаясь.
- Это действительно может сработать, - говорю я с неожиданным оживлением, - правда, это может сработать.
Мы напрягаем мозги, пытаясь найти недостатки в ее плане, но, судя по нашему молчанию, это нам не удается.
- Мне надо вымыться и побриться.
Вода приятно освежает мое лицо. Я скребу шею, подмышки, и тут она заканчивается. Вынимаю лезвие и провожу им по сухой коже. Ногти у меня слегка обломаны в нескольких местах, но волноваться пока не о чем. Еще пара ночей, и я буду дома. Если верить плану.
Вернувшись в зал, я не вижу ее и поднимаю взгляд на часы. Чуть больше шести. Осталось еще минут десять до заката.
Но она не ушла. Она в отделе справочной литературы, там, где луч. Стоит спиной ко мне и держит в руках книгу. Луч света бьет ее прямо в грудь.
- О, ты нашла луч.
Она оборачивается, и ее лицо в ореоле света заставляет меня застыть на месте. Она нежно улыбается - так смело демонстрирует свои чувства. Я чувствую, как стены между нами рушатся, кирпичи и куски цемента падают на землю, и бледной, отвыкшей от света кожи касаются свежий воздух и ласковые солнечные лучи.
- Привет. - Голос звучит застенчиво, но дружелюбно, как неуверенно протянутые для объятия руки.
Мы смотрим друг на друга. Я стараюсь не пялиться, но не могу отвести от нее глаз.
- Ты нашла луч.
- Его сложно было пропустить. Но что это значит?
- Ты даже половины всего не знаешь. Тут больше, чем может показаться с первого взгляда. - Я подхожу к ней. - В определенное время луч касается дальней стены, - подвожу ее к этому месту, - а потом отражается от маленького зеркала, и второй, отраженный луч светит на еще одно зеркальце вот здесь. А последний луч попадает на книжную полку. Вот на эту книгу…
Ее нет.
- О, ты эту имеешь в виду? - спрашивает она, демонстрируя мне ее.
- Как ты…
- Это была единственная книга не на полке. Она лежала тут на столе. И довольно давно. С тех пор как мы здесь говорили с Директором. Так что я сложила два и два. Наверное, ты забыл вернуть ее на полку.
- Ты заглядывала внутрь? Этот Ученый записал туда кучу всего. Кажется, он был чокнутый. - Я смотрю на нее. - Он был таким же, как мы.
- Откуда ты знаешь?
- Догадался. - Я опускаю глаза.
- О, - тихо произносит она, - не может быть.
Я киваю.
- Но он был действительно странный. Должно быть, провел несколько месяцев, переписывая сюда выдержки из разных книг. Из самых разных - от учебников до научных докладов и древних религиозных текстов. А еще там есть эта странная пустая страница…
- Ты вот эту имеешь в виду? - спрашивает она, открывая книгу на чистой странице. И, прежде чем я успеваю ответить, продолжает: - Ту страницу, на которой появляется карта, если подержать ее на солнце?
Я не знаю, что сказать. Карта?
- Именно, - отвечаю я наконец, - это именно та страница, о которой я говорю.
Она смотрит на меня, и ее губы растягиваются в улыбке.
- Врешь, - усмехается она, - ты и не догадывался о карте.
- Ладно, ладно, ты права, - признаюсь я, глядя на ее широкую улыбку. - Я не знал о карте, но сейчас дай мне посмотреть. Подставь страницу под луч, солнце садится, у нас мало времени.
Верно, когда она подставляет пустую страницу под луч света, сквозь бумагу проступает карта. Не просто очертания, а целый ковер из ярких цветных пятен, словно картина.
- Надо было видеть эту карту пять минут назад, когда солнце светило сильнее. Цвета были такие яркие, что больно глазам.
Пейзаж на карте дан в подробностях и вполне ясен. В нижнем левом углу я вижу серую громаду здания Института, рядом с ним - Купол, сияющий и непропорционально большой. Остальная часть карты изображает земли к северу и востоку, тусклый коричневый цвет Пустошей на ней сменяется сочной зеленью восточных гор. Самое любопытное - это большая река, текущая с юга на север. Она раскрашена глубоким сине-зеленым цветом. Я провожу вдоль нее пальцем.
- Это река Нид, - произносит Пепельный Июнь.
- Я думал, это просто миф.
- Судя по этой карте - нет.
Неожиданно я останавливаюсь.
- А это еще что?
В том месте, где река Нид поворачивает к восточным горам, нарисована коричневая, похожая на плот лодка. Она стоит на якоре у маленького причала. Еще можно заметить толстую стрелку, нарисованную от лодки вдоль реки к горам.
- Знаю, я сама была слегка сбита с толку, когда это увидела. Кажется, он имел в виду, что лодка предназначена для того, чтобы доплыть на ней до восточных гор.
- Вряд ли. Реки обычно текут с гор, а не в горы.
- Как думаешь, - ее голос оживляется, - это был его путь побега? Ученого? - Она замечает, что я сбит с толку. - Все думают, что он погиб от солнца, но если он действительно был гепером, как ты говоришь, значит, должно быть другое объяснение его исчезновения. Может быть, он сбежал. На лодке.
"Может быть", - думаю я. Но тут же качаю головой.
- Зачем ему было оставлять карту своего пути побега? Нет, что-то не сходится.
- Пожалуй. Но я уверена в одном.
- В чем?
- Эта карта предназначена только для геперов. Никто другой не может ее увидеть, даже случайно. Для этого нужен солнечный свет.
Я наклоняюсь, чтобы посмотреть на карту пристальнее. Чем лучше мне удается ее разглядеть, тем больше деталей я замечаю. Фауна и флора изображены с поразительной точностью.
- Что все это значит?
- Понятия не имею.
- Мы выясним, - говорю я.
Она молчит, и подняв глаза, я замечаю, что она едва не плачет.
- Мне нравится, - произносит она с улыбкой, - когда ты говоришь "мы".
Я задерживаю взгляд на маленьких морщинках в углах ее губ. Мне хочется поднять руку и провести пальцем по этим морщинкам. Я смотрю ей в глаза и улыбаюсь в ответ.
Она разглядывает мое лицо так, будто это страница книги, словно она ребенок, который учится читать, складывая в слова чувства, написанные у меня на лице.
Я не знаю, что делать или говорить дальше. Воздух между нами буквально пронизан неуверенностью. Я опускаю глаза, будто изучаю карту.
- Как думаешь, куда они отправят геперов?
- Куда угодно. В принципе это не важно. Они могут поставить крестик в каком угодно месте на карте, лишь бы оно было в восьми часах пути. Думаю, правда, что вряд ли они пошлют их на запад. Вряд ли им захочется, чтобы геперы подошли слишком близко к Дворцу. Если будет ветер, те, кто там работает, могут почуять запах. А никому не хочется, чтобы Охота сорвалась.
Она долго молчит. Когда я на нее смотрю, то вижу, что она растирает свои голые предплечья.
- Помнишь, - говорит она тихо, - прошлой ночью Директор говорил о фермах геперов во Дворце? - Качает головой. - Он же говорил неправду, как ты думаешь? Вся эта история с фермами с сотнями геперов? Это же просто плоды его больной фантазии, правда?
- Не знаю. Может быть. По нему трудно понять, что он думает.
Она продолжает растирать предплечья.
- Жутко даже представить. У меня все руки покрылись гусиной шкуркой. - Она смотрит прямо на меня. - А у тебя бывает гусиная шкурка?
Я подхожу ближе и смотрю на крошечные бугорки у нее на руках.
- Да, естественно. Но я называю их гусиной кожей, а не гусиной шкуркой.
- Гусиная кожа, - повторяет она, - так мне больше нравится. Звучит не так противно.
Прежде чем успеваю себя остановить, я тянусь к ее руке кончиками пальцев. У нее такая мягкая кожа. Она вздрагивает и отодвигается.
- Извини, - произносим мы одновременно.
- Да нет, я виноват, не надо было мне…
- Нет, я… я просто… Я не от отвращения или чего-то такого… Трудно объяснить. - Тут она неожиданно хватает меня за руку и прижимает мою ладонь к своему предплечью.
Меня как будто ударяет током и охватывает волной жара. Я пытаюсь отнять руку, но глаза у нее наполнены призывом и тоской.
- Я просто… - начинает она.
Мурашки у нее на руках становятся еще заметнее. На этот раз, когда моя ладонь прижимается к ее мягкой коже, никто из нас не пытается отстраниться. Мы смотрим друг на друга, и слезы, стоящие у нее в глазах, ничем не отличаются от моих.
Через некоторое время она засыпает на диване. Отключается мгновенно, ее тело складывается, как бумажная кукла, голова запрокидывается на спинку дивана под неудобным углом. Рот слегка приоткрыт, и из него вырывается тихое дыхание. Если она продолжит спать в такой позе, то проснется с болью в шее. Я тянусь и укладываю ее голову на подлокотник. Во сне она не сопротивляется и перекладывает голову туда, куда я направляю ее осторожным движением руки. Так странно к кому-то прикасаться.
Я сижу на другом конца дивана, расслабившись, но все еще ощущая тяжесть во всем теле. Над нами с потолка свисают зажимы для сна - два металлических овала насмешливо смотрят на нас, как немигающие глаза. Всю жизнь они меня дразнят, эти зажимы для сна. Когда-то я представлял себе, что живу обычной жизнью, такой же, как и у всех остальных. Каждую ночь я забираюсь в зажимы для сна, мои дочки-близнецы - почему-то я всегда представлял, что у меня именно дочки, - спят в соседней комнате, и их ангельские личики выглядят еще более пухлыми от того, что они висят вверх ногами. Рядом спит моя жена - ее бледное лицо словно светится в лучах ртутной лампы, длинные волосы водопадом спадают вниз, касаясь пола, ноги выглядят изящными даже в зажимах. Я представлял себя свободным от пульсации крови в ушах, от боли в зажатых в тиски ногах, от капель слез, стекающих на пол. Я представлял себе покой, холод и неподвижность. Все в моих мечтах было как у всех. И я сам был как все.
Я смотрю на Пепельный Июнь, на то, как красиво она лежит на диване, как поднимается и опускается в такт дыханию ее грудь. Под закрытыми веками ее глаза слегка двигаются из стороны в сторону. Струйка слюны виднеется в уголке приоткрытого рта. Наконец я сам закрываю глаза, блаженно погружаясь в теплый, темный океан сна. Новое чувство. Никогда раньше мне не приходилось засыпать рядом с кем-то. Я засыпаю - это жест наибольшего доверия, на который я не считал себя способным.
Одна ночь до Охоты
Поначалу никто не обращает особого внимания на то, что Мясо так и не появился за завтраком - он печально известен своей способностью спать несмотря ни на что. На это неоднократно жаловался его покойный сопровождающий. Только когда посуду уносят и мы все идем в лекционный зал, один из сотрудников отправляется его искать.
Все удивлены, узнав о его исчезновении, но никто не собирается по нему грустить. Нам сообщают эту новость, когда мы уже добрались до лекционного зала и слушаем, что один из старших сотрудников Института говорит о предстоящей погоде (сильный дождь и ветер). Подчиненный докладчика мелкими шажками заходит в зал и шепчет что-то начальнику. Тот встает и уходит, оставив за кафедрой своего младшего коллегу.
- Один из охотников исчез, - говорит тот и умолкает, не зная, что сказать дальше. - Несколько команд наших сотрудников сейчас обыскивают здание, пытаясь его найти. Еще одна поисковая группа прочесывает территорию снаружи. Существует вероятность того, что он стал жертвой солнечных лучей, но прошу вас пока не волноваться.
Не то чтобы кто-то собирался. Плакать по нему никто не будет: его смерть означает только, что одним конкурентом стало меньше. Радоваться, впрочем, тоже особо нечему - Мясо никто не воспринимал в качестве серьезного соперника. Если бы пропал Физкультурник или Пресс, все остальные не преминули бы это отметить.
- К сожалению, должен вам сообщить, - продолжает он, - что поскольку все сотрудники Института в данный момент заняты поиском, все запланированные на начало вечера лекции отменяются. Можете заниматься чем хотите. Имейте в виду, что бал начинается через три часа, в полночь, когда луна будет в зените. Смею предложить вам использовать это время для того, чтобы немного поспать и выглядеть отдохнувшими на балу. Уверен, вы все хотите предстать перед гостями и камерами во всем своем великолепии.
Тощий перехватывает нас на выходе из зала.
- Вы видели названия отмененных лекций? - Он наклоняется к листовке, которую держит в руке. - "Преимущества, которые может дать флора и фауна Пустоши" и "Социология геперов в пугающем окружении: как использовать их поведение для собственного успеха". Помнишь, я сказал тебе, что все это просто фальшивка - все эти лекции, экскурсии? Даже сама Охота - это просто шоу?
Я киваю, пытаясь скрыть раздражение. Он стоит прямо передо мной и, судя по всему, не имеет ни малейшего намерения меня пропускать. Начав говорить, Тощий может продолжать до бесконечности. Пепельный Июнь бросает на меня сочувственный взгляд с противоположной стороны коридора. Она опирается о стену и готовится ждать.
- Тебе нужно еще какое-то подтверждение? Они так легко отменяют лекции, это все равно что открыто сказать, что все это чушь собачья. Глазом не моргнув. Для них это просто игра. - Он проводит влажным маслянистым языком по губам. - Выпустите геперов. Просто позвольте нам до них добраться.
- Как думаете, что с ним случилось? - пытаюсь я сменить тему.
- С этим громилой? Он дурак. Пытался подражать мне. Вышел наружу, думая, что он такой же изобретательный и пробивной, как я. Что за идиот. Наверное, он намазался своим солнцезащитным кремом, сдуру решив, что это поможет. Готов биться об заклад, искать его надо снаружи - вернее то, что от него осталось, разумеется, - где-то между этим зданием и Куполом.
- Может быть, - произношу я небрежно и умолкаю, надеясь, что он наконец уйдет. - Что они вам сшили? - интересуюсь я. Тощий всеми силами выражал свое презрение к грядущему балу, и мой вопрос вполне может заставить его уйти.
- К балу? - хмыкает он. - Обычный унылый смокинг, разве что без надписи "просто какой-то скучный старик". А тебе? Что-то дорогущее и стильное, я полагаю?
- Почему вы так думаете?
- С прошлой ночи сюда толпами съезжаются журналисты. Телевизионщики, фотографы и прочие. Эта Охота с каждой минутой становится все популярней. Слышал, что они едва не дерутся из-за интервью с охотниками по ее окончании, - раздраженно говорит он. - А на балу им понадобятся в первую очередь симпатичные охотники. Включая тебя, красавчик. Тебе, наверное, достался один из этих щегольских костюмчиков.
- Вряд ли, - отвечаю я. Но он прав. Мой костюм - "Супер 220", из камвольной ткани, с шелковой подкладкой и с моим именем во внутреннем шве - во время примерки прошлой ночью показался мне королевской мантией.
- Кстати, я кое-что о тебе слышал.
- Что?
- Что ты нашел себе сообщницу. Вы вдвоем выйдете на Охоту. Ты и наша красотка.
- Красотка?
- Вот она. - Он показывает на Пепельный Июнь, которая все еще ждет меня у противоположной стены. - Все об этом говорят.
- Кто вам это сказал?
- У меня есть свои источники. Так какая у вас стратегия? - резко спрашивает он. Теперь я знаю, зачем он подошел: поговорить именно об этом. - Оторваться от всех и заставить нас гнаться за вами двоими? Или начать со всеми, а потом постепенно увеличивать скорость?
- Ну, понимаете, мы…
- Разбить геперов на две группы - разделять и властвовать? Или сбить их в кучу и сыграть на групповой истерии?
- Я не могу говорить об этом прямо сейчас.
Он молчит, как будто обдумывает мои слова.
- Скажи, - говорит он, - найдется ли у вас место для такого старого пердуна? В смысле, в вашем союзе. Может быть, у меня и не так много мышц, но мозги есть. Не хочу сказать, что вы с ней безмозглые, но у меня есть навыки, которые приходят только с опытом. Может быть, я бы вам пригодился.
- Понимаете, мы предпочитаем работать маленькой командой. Только вдвоем, откровенно говоря.
- Как там говорится? Одного легко победить, двое смогут защититься, но с тремя уже мало кто справится.
- Слушайте, я правда не знаю.