Я откладывала разговор, потому что не знала ваших намерений.
– Встреча с ними не повредит, – отзываюсь я. И более сугубой ошибки совершить не мог.
Распахивая дверь их совместной однокомнатной квартиры, Дэвид услышал ее чтение – или еще чье-то чтение. Подняв на него глаза, Эллисон прошла к стереосистеме и нажала на кнопку паузы.
– Ты рано. – Улыбнувшись, она принялась мыть руки под кухонным краном.
– Не мог учиться. – Он указал на стереосистему. – Очередная книга на пленке?
– Ага, с ними стряпать не так скучно. – Она привернула огонь.
– Я мог бы придумать что-нибудь повеселее стряпни…
Он привлек ее к себе и поцеловал в губы. Прижав мокрые ладони к его груди, она принялась отбиваться от объятий.
– Я не могу, эй, ну же, брось, меня переводят в другой кабинет завтра, надо прийти пораньше.
– О-о-о, неужели великой инвестиционной банкирше наконец предоставили кабинет с окном?!
– Да где там! Я буду на 104-м этаже. Пройдет, наверное, лет двадцать, прежде чем мне дадут там кабинет с окном. Скорее, пока что кубышка рядом с туалетом.
– До этого стоит дожить.
Он подхватил Эллисон на руки и бросил на кровать. Снова поцеловал и провел ладонями по ее телу. Дыхание ее участилось.
– Во сколько там у тебя занятия? Что у нас завтра? Вторник, одиннадцатое?
Он стащил с нее свитер.
– Не знаю, мне плевать.
– Специальным проектом? Мило, ты вовсе не обязан встречать меня каждое утро.
– Я знаю. Я сам хотел, – сказал подросток, наконец отдышавшись.
Они вместе пошли по крытым деревянным галереям к комнате Дэвида.
– Над чем ты трудишься, Мило?
– Не могу сказать, доктор Кейт, – покачал он головой.
Кейт задумалась, не очередной ли это розыгрыш. Когда они дошли до комнаты Вэйла, Мило с поклоном удалился, бегом припустив в том же направлении, откуда пришел.
Когда они дошли до комнаты Вэйла, Мило с поклоном удалился, бегом припустив в том же направлении, откуда пришел.
Состояние Дэвида почти не изменилось, хотя Кейт показалось, что кожа его чуточку порозовела.
Дав ему утреннюю порцию антибиотиков и обезболивающих, она снова открыла дневник.
7 августа 1917 года
Я встаю, чтобы поприветствовать двух человек, которых Хелена вводит в тесный солярий. На моем лице не отражается ни малейшего намека на боль. Я сегодня принял три больших белых пилюли от боли, чтобы выглядеть готовым к любой работе.
Вот-вот пробьет полдень, и солнце стоит высоко в небе, заливая ярким светом белую плетеную мебель и растения, расставленные по солярию.
Более высокий из двоих ступает вперед, опередив Хелену и заговорив, даже не дав ей времени представить нас друг другу.
– Итак, вы наконец решили повидаться с нами. – Немец, военный. Взгляд его холоден и пристален.
Прежде чем я успеваю заговорить, из-за спины великана выскакивает второй, протягивая руку.
– Мэллори Крейг, мистер Пирс. Рад знакомству. – Ирландец, да притом смахивает на грызуна.
Немец расстегивает свой китель и садится, не спрашивая приглашения.
– А я Конрад Канн.
Торопливо обогнув кушетку, Крейг присаживается рядом с Канном, который, сморщив нос, оглядывается и отодвигается.
– Вы немец, – говорю я, будто обвиняя его в убийстве – пожалуй, вполне справедливо. Вероятно, я мог бы скрыть интонации, если бы не лекарства, но я рад, что это вырвалось наружу.
– Ммм. Родился в Бонне, но должен сказать, интерес к политике я на данный момент утратил, – лениво, будто я спросил его, ладит ли он с лошадьми, отвечает Канн, закрыв глаза на тот факт, что его компатриоты травят газом и убивают солдат союзников миллионами. Он приподнимает подбородок. – Я имею в виду, кому нужна политика, когда на свете масса куда более интересных вещей?
– Вот именно, – кивает Крейг.
Хелена ставит между нами поднос с кофе и чаем, и Канн заговаривает, не дав мне вставить и словечка, будто это он должен развлекать меня.
– Ах, благодарю вас, леди Бартон.
– Останьтесь, – прошу я ее, указывая на стул, по-моему, только затем, чтобы продемонстрировать Канну, кто тут главный. Похоже, это его раздосадовало, и мне становится чуточку лучше.
– Я слышал, вам нужна работа, – пригубив кофе, замечает Канн.
– Я ищу работу.
– У нас имеется работа специального рода. Нам нужен для ее выполнения человек определенного склада. Умеющий держать язык за зубами и думать на ходу.
В этот момент я думаю: разведывательная деятельность – в пользу немцев. Надеюсь, что так. У меня в прикроватном столике до сих пор хранится мой армейский пистолет. Я мысленно вижу, как беру его и возвращаюсь в солярий.
– А какого рода работа? – нарушает молчание Хелена.
– Археология. Раскопки.
Канн не сводит с меня взгляда, ожидая моей реакции. Крейг же по большей части наблюдает за Канном. Он и не пискнул с поры своего «вот именно», и я сомневаюсь, что он скажет еще хоть слово.
– Я ищу местную работу, – отвечаю я.
– Тогда вы не будете разочарованы. Участок находится под Гибралтарской бухтой. Весьма глубоко под ней. Мы ведем раскопки уже давненько. Фактически говоря, сорок пять лет. – Канн наблюдает за моей реакцией, но я храню невозмутимость. Он делает медленный глоток кофе, не отрывая от меня глаз ни на миг. – Мы только что начали находить… добились реального прогресса, но война поставила нас в затруднительное положение. Мы все еще уповаем, что она скоро закончится, но до той поры вынуждены принимать другие меры.