— Чего за хлорид калия такой?.. — начал Партизанов, и Григоренко ткнул его локтем в бок:
— Вот ты необразованный! Не хлорид, а хлорат…
— Ща двину, Венька! — Партизанов поднял огромный кулак, и Григоренко отпрянул.
— Отставить двигать Веньку! — скомандовал Лабус. — Короче, это бертолетова соль. Ну или калиевая, другими словами.
— Ее и дома можно получить! — подхватил Григоренко. — Спички надо в ацетон бросить и…
— Так это оно в миске? — Миша показал на железную посудину с сероватой кашицей, в которой лежала тряпка.
Лабус кивнул.
— Оно. Бертолетова соль, сахар, ну и воды немного добавил. Ткань пропитывается, сейчас мы ее высушим, это тоже недолго, потом рвем на два лоскута и приклеиваем «моментом» к бутылкам. И готово — остается только бросить, чтоб разбилась.
— И оно без огня загорится? — не поверил Партизанов.
— Обязательно. Когда разбивается, бензин с серной кислотой попадает на тряпку, пропитанную солью с сахаром, и оно все загорается. Огонь такой белый и очень горячий. И главное — в чем преимущество, а? — Он оглядел слушателей.
Миша с Партизановым молчали, а Григоренко выпалил:
— Именно в том, что поджигать не надо!
— Правильно. Во-первых, это опасно, во-вторых, ты демаскируешься, когда над головой бутылкой с огнем размахиваешь. А с «химической» этого нет. Вопросы?
— Да, а я вот еще хотел… — начал Григоренко, но тут в люк над их головами сунулся Курортник.
— Что у вас? — спросил он. — Готовы?
— С «химическими» закончим — и все тогда, — ответил Лабус. — Минут пятнадцать еще, пока остынут, надо только в холодильник отнести.
— Ну так несите. Уже четверть пятого, мы все проснулись.
Курортник исчез, и Лабус поднялся с сиденья.
— Миша, Веня, берите каждый по «химической», только аккуратно. «Коктейли» я в подсумок сложу, потом раздам. Ну, пошли.
Вскоре все собрались в автобусе, где Игорь быстро повторил распределение ролей и основной план. После этого, сверив часы, разошлись. Курортнику с Лабусом, Партизанову и Вене выпало ехать в БМП, Игорю, Якову, Мише, Лагойде и Явсену — в автобусе.
Тихо тарахтя двигателем, автобус выкатил из двора «Метрополя». Лабус проводил его взглядом — к этой машине он относился, как к любимой женщине, да к тому же отдал Якову свою СВД, на которую поставил ночную оптику. Костя спустился в броневик, на ходу осмотрев снарядную полку возле пушечного лафета. Снарядов оставалось всего два, а еще в броневике лежала последняя РПГ.
Партизанов, имени которого никто почему-то так и не удосужился спросить, переругивался с Веней в большом отсеке под башней. У обоих были «Макаровы», у верзилы еще АК. Курортник, вооруженный ПМ и «бизоном», сидел возле водительского места, на котором устроился Лабус (ему достался только «Макаров», автоматов больше не было). Когда он взялся за рычаги, Алексей спросил, поправляя титановый шлем на голове:
— Сможешь этим делом рулить?
— Конечно смогу. Меня больше волнует, как они с нашим автобусом…
— Автобус они далеко от лагеря оставят, а мы броневик — нет. Ты точно помнишь, там был пролом в стене со стороны реки?
— Был, — кивнул Костя. — Я его хорошо разглядел. Поменьше, чем тот, что между Мавзолеем и Спасской, но и через него на территорию Кремля они проберутся. Ладно, с богом, что ли?
— С богом, — кивнул Алексей. — Хоть я в него не верю.
— Да и я, в общем-то.
Заведя мотор, Лабус повел БМП за автобусом, но на улице свернул в другую сторону.
ГЛАВА 5
Расчет был простой — что их примут за своих, по крайней мере в первый момент.
С этой целью с Партизанова сняли форменную синюю куртку, рубаху и даже майку. Когда до просвета в стене вокруг лагеря варханов оставалось метров двадцать, он поднялся в башню. В просвете стояли два броневика, немного дальше — тачанка с пулеметом. На мостовой горела пара светильников.
На башне сначала одного, потом второго БМП показались варханы, еще один привстал на тачанке.
— Начинай! — приказал Курортник, переходя в большой отсек.
Голый по пояс Партизанов высунулся из люка, замахал руками и прокричал несколько слов, которым его научил Явсен. Яков объяснил, что они переводятся примерно как «Пустите нас!» и «Мы из соседнего лагеря!»
Один вархан поднял оружие, нацелил на приближающуюся машину, а второй нырнул обратно в люк, и через несколько секунд башня, где он исчез, начала поворачиваться в сторону приближающейся машины.
Алексей, поднявшись по скобам вслед за Партизановым, схватился за рукоять под казенником пушки, толкнул. Хрустнуло, клин-затвор отъехал вниз, открыв ствол. Курортник вогнал в него снаряд и дернул рукоять на себя. Затвор лязгнул.
— Партизанов, вниз! — крикнул он. — Веня, вверх!
Здоровяк спрыгнул в отсек, на его место полез Григоренко, в подсумке на поясе которого лежали три бутылки: «молотовы» и «химическая».
До просвета оставалось метров десять, когда ствол на башне варханской БМП нацелился на их машину. И одновременно Курортник выстрелил, а через секунду после этого Лабус затормозил.
Прямое попадание снаряда разорвало башню, словно консервную банку. По ночной площади прокатился грохот.
— Не зажигается! — крикнул Веня, чиркая дешевой пластмассовой зажигалкой. — Газ есть, но…
Стоя одной ногой на скобе, Алексей выхватил из кармашка на ремне «зиппо», клацнул — фитиль в горлышке бутылки вспыхнул.
Снаружи застучали выстрелы, раздались вопли. Из одной вражеской БМП валил дым, в темноте едва видимый, а вторая, зарокотав мотором, тронулась с места. Распахнутый люк ее начал закрываться — и тут Веня швырнул бутылку.
Он немного не успел — крышка захлопнулась, — зато попал точно в цель. Бутылка лопнула прямо на башне, и огненная пелена растеклась по машине.
— Вторую кидай! — крикнул Курортник.
Разволновавшийся Веня едва не выпустил из рук «химическую». Алексей подхватил ее, высунулся наружу и бросил. Варханская БМП, проехав еще несколько метров, остановилась. Горючие смеси разлились по корпусу, казалось, пылает сама броня машины. Частые вспышки замелькали у периметра лагеря. На Красной площади зазвучали крики, лязг затворов и топот ног.
* * *
Явсена оставили в автобусе, приковав наручниками к железной стойке. Он не возражал — понимал, наверное, что пока не заслужил полного доверия.
Остро пахло мочой, вокруг лежали пустые упаковки, рваная одежда, россыпи гильз, пакеты и мешки. Ветер шелестел целлофаном, в темноте попискивали крысы. Из-за груды мешков с подгнившей травой — наверное, это был испортившийся корм для рогачей — Яков через оптику винтовки наблюдал за проломом в Кремлевской стене. Тот был перегорожен щитами, за ними прогуливались пятеро часовых.
Вернее, столько их было совсем недавно, но после того, как со стороны развалин Василия Блаженного донеслись взрыв и выстрелы, остались только двое — остальные убежали в сторону собора.
— Вперед, Игорек, — сказал Яков, и Сотник по-пластунски быстро пополз вперед.
Он добрался до стены возле пролома, не замеченный охранниками, присел и поднял руку с ножом.
— Ростик, Миша, готовы?
Первый промолчал, второй ответил за двоих:
— Готовы мы.
Яков нащупал прицелом темную голову одного часового, выстрелил — тот исчез за щитом, — перевел СВД на второго, снова выстрелил… и не попал.
Второй охранник бросился к убитому, поэтому Яков, которому много лет не приходилось работать со снайперской винтовкой, и промахнулся.
На такой случай и нужен был Игорь Сотник. Силуэт его мелькнул над щитами. Миг — и уцелевший часовой тоже упал. Сотник выпрямился позади щитов, сделал жест: чисто, ко мне!
Лагойда, Миша и Яков бросились вперед, последний закинул СВД за спину, сунул руку в подсумок с «коктейлем».
Когда они достигли щитов, в лагере уже стоял шум. Мимо пробегали варханы, стучали подошвами, орали, бряцали оружием, лязгали затворами. Снова разгорались костры.
Подняв АК, Игорь метнулся к двум круглым шатрам, стоящим почти в центре лагеря неподалеку от навеса-лазарета. Со стороны разрушенного собора доносился частый стук пулемета, там горела машина, сквозь специфический звук выстрелов варханского оружия прорывался негромкий голос ПМов да сухой треск «Калашникова».
— Молодцом спецы наши! — крикнул Яков, распахивая шкуры на входе в шатер.
Игорь присел, выставив автомат, заглянул и скользнул внутрь. За ним, включив фонарик, последовал Яков, потом Миша.
— Вот он, — Яков показал на покатый прибор размером с тумбочку, на четырех гнутых ножках, со скошенной верхней частью, где мерцали огоньки. Он целиком состоял из гладкого серебристого металла.
— Явсен так и описывал. Михаил, хватай!
Круглолицый присел, обхватив передатчик, приподнял.
— Килограмм двадцать… — прокряхтел он.
— Ты давай, выходи, потом жаловаться будешь!