Дария отец не выпорол. Но посадил на хлеб и воду на три десятинки. С молитвами. Для пущего вразумления. Впрочем, Дарий был и так счастлив без памяти, что легко отделался. И даже слегка был благодарен графине Иртон. Если бы она разорвала партнерство…
А вот Томми пришлось намного хуже. Сидеть он не мог больше десятинки. А потом еще месяц сидел на хлебе и воде под домашним арестом.
Вирмане и ханганы остались на кораблях. Лилю сопровождали пастер Воплер, Лонс Авельс, Миранда, еще несколько людей Лейса, мастера, кружевницы…
В этот раз Лиля шла пешком. Благочестие-с…
У храма она встретилась с Торием Авермалем. Тот прибыл со всей семьей, кроме Дария. Раскланялся с Лилей, рассыпался в комплиментах, но Лиля приняла их сдержано и холодно. Вы еще не заслужили полное прощение. Договор есть договор, но не дружба.
Служба шла.
Патер Лейдер пел. Красиво, никуда не денешься. Но в шесть утра Лиля предпочитала спать. И подольше.
Но наконец все закончилось. Лиля решила подождать, пока все не побеседуют с патером, но куда там. Симон Лейдер почти сразу после службы подошел к ней, раскланялся – и пригласил в гости.
Лиля вздохнула. Оставила Миранду на попечение Марсии – и вместе с пастером Воплером прошествовала за Лейдером.
В «гостиной» было тепло и уютно. Горел камин, стояли кресла… Патер лично сопроводил графиню к одному из кресел, поцеловал ручку и улыбнулся так, что Лиля ощутила желание заехать ему в зубы.
А нечего на грудь глядеть такими сальными глазами…
– Ваше сиятельство, вы так похорошели с момента нашей последней встречи…
– Благочестивая жизнь в глуши пошла мне на пользу, – парировала Лиля. Откровенно нагло.
Из Иртона она уезжает. А в столице… а там мы попробуем наладить отношения с альдоном. Хотя и тут рушить их не надо. Но!
Она – графиня, а это – захолустный патер.
Прогибаться под него не будем. И точка.
– О да. Эввиры, вирмане, ханганы… ваша свита не оставляет сомнений в вашем благочестии, – патер принял вызов.
Лиля послала ему улыбку.
– Святая Лиара жила среди вирман, пытаясь обратить их в истинную веру.
– Вы равняете себя со святой?
– Вовсе нет. Именно поэтому не я живу среди вирман, а они в моем доме. Но пастер может подтвердить, что мы пытались обратить их в истинную веру.
Кенет моргнул.
– О да, патер. Я не могу сказать, что многие из них пожелали святиться, но дети вирман знают Святое слово, а они сами ходили к службе.
Ага. Иногда.
И после большого разговора Лили и Лейфа.
Лиля вовсе не собиралась посягать на чью-то веру. Но и мир в Иртоне был необходим. Поэтому примерно раз в месяц Лейф и команда таки скучали на службе. Отнеслись к этому, как к дополнительным караулам, составили график – и честно приходили послушать. Или поспать под звуки песнопений. Как настоящие воины, они отлично спали и стоя, и даже с приоткрытыми глазами.
В итоге – в Иртоне мир и покой, пастер счастлив – язычники его слушают. А вирмане спокойны – их даже задирать перестали. Хоть и безбожники, но на службу ж ходят… может, тоже поумнеют да людьми станут?
– Вот как? И многие из них пожелали святиться?
– Мы работаем над этим, патер.
Вот так. Работаем мы. И докажи обратное.
– А ханганы?
– Полагаю, если вас не устраивает присутствие в Иртоне или Альтвере наследного принца Ханганата Амира Гулима, я могу отписать об этом его отцу.
Он наверняка снизойдет и проявит понимание.
Лиля улыбалась так, что патер едва не выругался. Издеваешься, зараза?
Ну я тебе…
– А эввиров вы тоже…
– Пытаюсь обратить в истинную веру.
– А праведные люди в вашем окружении есть?
– А тех, что пришли сегодня, было мало? Патер, что вас не устраивает? Я отстроила в Иртоне две храма, не считая того, что расположен в замке. Я со вниманием отношусь к словам своего духовного наставника. – Лиля уже откровенно наезжала. – Иноверцы? Так и при дворе Его Величества послы есть. Что ж теперь – выслать всех или святиться заставить?
Патер сверкнул глазами.
– А ваш супруг об этом знает, Ваше сиятельство?
– А почему вы у него не спросите?
Лиля попала не в бровь, а в глаз. Джерисон даже не подумал ответить патеру. Всякая шушера тут еще писать будет!
Патер поморщился, словно ему перец в нос попал.
– Я вообще не понимаю, патер, на каком основании вы мне тут устраиваете допрос, – перешла в наступление Лиля – Что я такого сделала, чем заслужила подобное отношение? Вы словно пытаетесь найти во мне какой-то изъян…
– Как вы могли такое подумать, Ваше сиятельство. Просто забота о душах…
– Это тоже ваш долг, я понимаю. Но пастер может подтвердить, что я практически никогда не пропускала службу и со вниманием относилась к его словам.
Разговор длился еще минут пятнадцать. Патер изворачивался и так, и этак, пытался подловить Лилю хоть на чем-то, но куда уж бедняге было равняться с девчонкой из гарнизонного городка.
Вот представьте себе.
Все у всех на виду, на одном конце чихаешь, на другом – будь здоров говорят, любую новость обсуждают по месяцу… поневоле изворачиваться и сплетничать научишься. А где одно, там и другое. Оправдываться Лиля умела виртуозно. И вообще.
Все согласно старому анекдоту.
Дорогой, я и моя подруга видели тебя в гостинице с любовницей.
Дорогая, я не был в гостинице, у меня нет любовницы, твоя подруга ошиблась, ты ошиблась, это был не я… ну и так далее.
Главное – не признаваться. Ни в чем, никогда, ни за что. Чистосердечное признание хоть и уменьшает вину, но увеличивает наказание. Однозначно.
Так что патер побился с Лилей – и плюнул. И сосредоточился на пастере Воплере.
– Сын мой, вы не хотите принести мне свою исповедь?
Пастер кивнул.
– Да, патер. Я хотел бы раскрыть душу и возможно получить совет. Мне нелегко…
Лиля вздохнула.
– Пастер, мы будем ждать вас.
– Ваше сиятельство, да не стоит…
Бесполезно.
– Пастер, вчера чуть не пострадала моя дочь. Если что-то случится с вами – я себе век не прощу. Это не обсуждается. Мы ждем вас.
И вышла обратно в храм.
Патер Лейдер ни прощания, ни прощения не удостоился. Наоборот, Лиля поставила себе галочку – узнать, за что его сюда сослали. И если удастся – сослать его еще дальше. На местные Соловки. К чёртовой матери!
Копать он под нее вздумал! Да еще так топорно!
Каз-зел!
Он был болезненно честен в своей вере. Он знал, что Альдонай существует, готов был убеждать в этом каждого встречного и жить только по его заветам.
Ага. В юности.
Потом жизнь резко обломала его мечты.
Как обнаружил Кенет, начав жизнь пастера, вера и религия – это две большие разницы. Примерно такие же, как корова – и присосавшаяся к ней пиявка. Иначе Кенет не мог назвать тех своих собратьев по церкви, которые паразитировали на людях, пользуясь их верой и наивностью.