Он касался зудевших болячек, он пробуждал раздражение, накопившееся за годы, он бередил ноющие раны, он раздувал искры, тлевшие под слоем сизого пепла. Шепот набирал силу, он звучал все громче, он расправлял крылья, он становился голосом, переходящим в крик. И этот шепот-голос-крик давал ответ на вопрос, мучавший и не дававший покоя: кто виноват.? Неведомый голос очень доходчиво разъяснял, кто виноват в том, что разжиревшие буржуи ездят на роскошных авто, не соблюдая никаких правил; что нет правды и порядка; что законы не соблюдаются, а если и соблюдаются, то для всех по-разному; что миллионы людей голодают; что денег не хватает на самое необходимое; что по улицам страшно ходить не только вечером, но даже днем; что дети отбились от рук, а жена не обращает на тебя внимания.
И легче всего Зов находил дорогу к сердцам тех, в ком дремало темное начало, кто привык считать, что все можно решить грубой силой, топором и пулей, — надо только знать, в кого стрелять и кому рубить головы. Пусть прольется кровь, в которой утонут все обиды; пусть вспыхнет пламя, в котором они сгорят, а потом… Что будет потом, голос не говорил, но разве это важно? Вперед, братья, бей-круши-ломай, разбираться будем после!
Идите, внушал голос, идите туда, где гнойной язвой вырос на нашей земле Святой Город, который на самом деле дьявольский город, обитель зла и рассадник ненависти, рай для немногих и несбыточная мечта для всех остальных. И рай этот населен не ангелами, а демонами, пьющими кровь, и демоны эти не успокоятся, пока не выпьют последнюю каплю крови из жил последнего человека. От них не убежать, не спрятаться, не скрыться, но их можно убить — так идите и убейте их, убейте всех до единого! Сожгите злое гнездо, и тогда вы наконец-то вздохнете с облегчением, и воцарится мир и покой, и достаток найдет дорогу к вашим домам, и женщины ваши станут улыбчивы и нежны, а дети послушны.
И люди шли, бросая все свои дела; шли, подбирая по дороге камни, палки и железные прутья, и были среди них те, которые доставали из тайников припрятанное оружие (а кое-кто давно носил это оружие при себе и не стеснялся применять его по любому поводу и даже без повода). Среди миллионов людей были сотни и тысячи таких, которые рады были любой возможности пустить в ход ножи — они к этому привыкли, как привыкли ежедневно видеть изуродованные трупы на экранах телевизоров в «горячих» репортажах «с места события». В серой человеческой массе хватало черных сгустков — толпа была щедро разбавлена бандитами и подонками всех мастей, для которых убить — это куда привычнее, чем сказать «спасибо». И эти вроде бы люди первыми подчинились Зову, подчинились охотно и с радостью.
Капли-люди сливались в ручейки, а ручейки по руслам улиц и переулков впадали в густеющий человеческий поток, устремившийся туда, где высились белые здания Святого Города. Они шли, подогревая друг друга закипавшей ненавистью и шалея от собственной многочисленности — попробуйте, остановите нас, выродки, так долго прятавшиеся от нашего праведного гнева!
И очень мало кто вспоминал, что подобное уже было и было совсем недавно. Голос гипнотизировал, а память человеческая слишком коротка..
Телекамеры Города Просвещения загодя зафиксировали появление многотысячной толпы. Поначалу это не вызвало особого беспокойства у операторов системы наблюдения — разного рода паломничества в Район реморализации, в том числе и коллективные, давно уже стали обычным делом, и к ним привыкли. Но по мере приближения толпы, когда стало ясно, что толпа эта очень велика (навскидку — не меньше двух десятков тысяч человек) и что ведет она себя как-то странно, старший смены немедленно доложил об этом Просвещающему.
Да, странно, подумал Максим, вглядываясь в укрупненное изображение на экране. Их лица — они искажены, искажены ненавистью.
И численность — откуда их столько взялось, идущих в едином порыве, кто их послал, а точнее говоря — науськал на Город? Религиозные фанатики? Что-то многовато этих фанатиков, церковь здесь давно уже не имеет такой силы, чтобы поднимать словом своим тысячи людей. Провокация? А что, может быть — наивно полагать, что местным «хозяевам жизни», если им хоть что-то известно о назначении Города, придется по вкусу его существование. А им наверняка кое-что известно, и даже не кое-что — секретность секретностью, но шила в мешке не утаишь, и хорошо еще, если они, хозяева, не знают о конусе излучения, постоянно льющегося на Святой Город, — спутники сменяют друг друга, обеспечивая непрерывность базисного потока. Да, о «зонтике» «хозяева» наверняка не знают, потому что, если бы они о нем знали, не стали бы они посылать на Город толпу — какой в этом смысл, если толпа эта будет легко рассеяна излучением? Может быть, это и вправду всплеск оскорбленных религиозных чувств? Как там говорил Странник — мир не так просто вывернуть наизнанку, инерция мышления. Не думал я, что местные криминалы и люмпены — а толпа, похоже, наполовину состоит именно из них — настолько набожны. Ну да ладно…
— Рудольф, — сказал Максим, активировав канал экстренной связи, — у меня гости. К Городу Просвещения приближается огромная толпа, тысяч в сто пятьдесят, намерения явно агрессивные. Многие вооружены: камни, палки, есть и ружья. Даю изображение.
— Вижу, — отозвался Сикорски. — Мы заметили эту толпу еще час назад, когда она только вышла за пределы кольцевой автострады столицы. Она была еще многочисленнее, но по дороге сильно поредела — очевидно, у организаторов всего этого безобразия не хватило наркотиков и водки, чтобы воодушевить всех. Скорее всего, это стихийное возмущение масс на религиозной почве — военных в толпе не наблюдается.
— Да, я тоже так думаю.
— Но эти религиозные фанатики могут быть опасны — не допускай их на территорию Города. Справишься сам или тебе помочь?
— Справлюсь.
— Тогда действуй.
Отключившись, Максим повернулся к Раде, стоявшей рядом.
— Пошли?
— К Алтарю?
— Рада, ну хоть ты-то не повторяй эти сказки, — Максим недовольно поморщился, — про Алтарь, Голос Богов и прочее в том же духе. Я же тебе рассказывал — и показывал, — а ты опять за свое? Ты меня еще назови «Святым Маком»!
— Не буду, Святой Мак, — Рада усмехнулась, и он не мог понять, шутит она или говорит серьезно. — Пойдем.
Они спустились на цокольный этаж. Максим приложил к опознавателю ладонь — доступ в аппаратную имели немногие, — бронированные створки разошлись, и скоростной лифт доставил их в узел управления ретрансляцией пси-поля: в просторное помещение, залитое искусственным светом и снабженное телеэкранами внешнего обзора.
Картинка на экранах настораживала: толпа подошла вплотную к ограде, в воздухе мелькали камни, летевшие через забор. Святой Город не имел оборонительного периметра — когда его строили, не стали тратить время и силы на защитные сооружения: зачем они нужны, если противник любой численности разлетится под ударом пси-поля, как листья под ветром?
Отпугивающее поле, отпугивающее поле, бормотал Мак, склонившись над пультом и чувствуя спиной внимательный взгляд Рады, следившей за каждым его движением Молодец девочка, из нее будет толк, несмотря на ее любовь к сказкам. Если меня убьют, сказал я ей, ты будешь управлять полем, смотри и учись. Тебя не могут убить, сказала она, ты же Святой Мак. Что за глупости, сказал я, ну что ты, в самом-то деле. Я не бог и не святой, я всего лишь человек из другого мира, сказал я, а она промолчала.