Она посмотрела на свои ноги, на свою шерстяную, безнадежно помятую юбку-колокол. Она вытащила зеркальце из сумочки и взглянула на свою размазанную подводку и покрасневшие глаза.
– Я не виновата, – громко сказала она, и от этих слов слезы едва не хлынули новым потоком.
Она понимала, что находится на краю чего-то. У нее не было сил, чтобы сопротивляться, но она ощущала эту пропасть где-то внутри себя.
Ханна жила на третьем этаже дома по Парк-авеню Саус; модернизация явно обошла здание стороной. Лестница стерлась посередине, а площадки ничем не покрыты – только голый бетон. Ханна встретила ее у входа в квартиру.
– У тебя получилось, – сказала она. Казалось, их встреча принесла ей радость и облегчение.
Вероника смогла лишь кивнуть. В квартире было две комнаты и кухня. Почти никакой мебели, только коврики-татами и подушки и дорогая стереосистема с огромными колонками, которые стояли посреди комнаты. На стенах висели японские перьевые рисунки в дешевых рамках. Их восточная скромность напомнила ей о квартире, в которой они жили с Фортунато.
– Садись где хочешь, – сказала Ханна. – Я принесу тебе чай.
Из динамиков слышалась инструментальная музыка, что-то из нью-эйдж
– Ты уже сбита с толку. Когда ты в последний раз занималась любовью, наслаждаясь этим? Когда ты в последний раз лежала рядом с кем-то, чувствуя себя спокойно? Когда ты в последний раз задумывалась о том, что заслуживаешь счастья? Тебе необязательно отвечать. Я и так уже знаю.
Она встала и взяла Веронику за руку. Вероника пошла за ней – не в спальню, как она думала, а в ванную. Ханна открыла кран и раздела ее, осторожно, не прикасаясь к ней больше, чем следует. Комнату начал окутывать пар.
– Залезай, – сказала Ханна, и Вероника забралась в ванну. Горячая вода обожгла ее, лицо покраснело.
– Твое тело все еще очень красиво, – сказала ей Ханна. – Ты осторожна с иглой. – Вероника кивнула. Горячая вода уняла ее дрожь и помогла успокоиться. Она чувствовала себя одурманенной. Может, что-то было в чае?
Ханна сняла одежду и положила очки на край раковины. В талии она была слегка крупной, и ее живот выдался вперед, когда она сняла джинсы. Вокруг талии и под грудью остались красные полосы от белья. И все же Веронике она показалась красивой: бледные соски, скромный треугольник волос между ног. Вероника неосознанно потянулась вперед, чтобы коснуться тела Ханны, но затем остановилась, устыдившись и смутившись.
Ханна добавила в воду масла. Оно вспенилось и окрасило воздух ярким зеленым запахом полевых цветов. Затем она наклонилась перед ванной и снова поцеловала Веронику.
Рот Вероники приоткрылся против ее воли, и она почувствовала привкус мятного чая в дыхании Ханны.
– Что ты со мной делаешь? – прошептала она.
– Соблазняю тебя, – ответила Ханна. – Если тебе что-то не понравится, если мои действия испугают тебя, просто скажи. – Она положила обе руки на щеки Вероники, затем медленно провела ими по ее шее и плечам. Вероника отклонилась назад, закрыла глаза, ее дыхание стало прерывистым. Тонкие нежные руки Ханны скользнули к ее груди.
– О, – вздохнула Вероника. Она таяла. Все ее тело превращалось в жидкость. Она уже не могла понять, где оно заканчивается и где начинается вода. Теперь, когда Ханна поцеловала ее, она наклонилась вперед и обняла ее обеими руками.
Когда Ханна уже помогала ей лечь в постель, вся энергия Вероники была исчерпана. У нее не осталось сил, не осталось разумных мыслей, только ощущения. Ханна была медленна, нежна и храбра. Она знала, куда прикоснуться и с какой силой. Первый оргазм с ней был самым сильным, который Вероника когда-либо ощущала. Она не чувствовала его так давно, что едва распознала. За ним последовали другие. Все они слились в сплошное удовольствие.
А после настал сон.
Ее разбудили солнечные лучи. Она открыла глаза и увидела темно-зеленые простыни. Она вспомнила все остальное и быстро поднялась, прижимая простыню к своему телу. Ханна лежала на боку, наблюдая.
– Что ты со мной сделала? Что было в том чае?
– Ничего, – ответила Ханна. – Если ты хочешь знать, что случилось, то мы занимались любовью.
– Это все слишком непонятно. Мне надо идти. – Она осмотрела комнату в поисках своих вещей, не желая вставать с кровати обнаженной на глазах у Ханны.
– Подожди, – сказала Ханна. В ней было какое-то спокойствие, которое Веронике показалось неизбежным. – Я знаю, что с тобой не так. Я – алкоголик. Я пила десять лет, а сейчас воздерживаюсь уже шесть. Я была замужем за человеком, которого ненавидела, а ненавидела его просто потому, что не хотела заниматься с ним сексом. Это не его вина, просто такова моя сущность. Никто не мог объяснить мне, в чем причина.
– Как это связано со мной? Хочешь сказать, я другой ориентации? – На полу рядом с ней лежало полотенце. Она обмоталась им и глянула в сторону ванной. Ее вещи были аккуратно сложены на полу.
– Может, и нет. – Ханна повысила голос достаточно, чтобы Вероника ее услышала. – Хотя мне кажется, что да. Но это неважно. Ты ненавидишь себя за то, что делаешь со своим телом. Это делает тебя беззащитной. А беззащитность – это сама суть любой зависимости.
Вероника застегнула свою помятую шелковую блузку и разгладила складки на юбке.
– Мне пора идти.
– Я оставила для тебя время на три часа. Если захочешь еще поговорить.
– Просто поговорить? Или ты трахаешься со всеми своими пациентами?
Последовало короткое обиженное молчание.
– Ты первая. Видимо, я должна думать, что пренебрегла врачебной этикой, но я так не считаю.
Вероника открыла дверь.
– Я подумаю об этом, – сказала она. Затем она застегнула пояс на пальто и побежала вниз по лестнице.
Когда она вернулась, Джерри уже ждал ее.
– Мелани говорит, ты заболела, – сказал он. – Я хотел спросить, не нужно ли тебе чего.
– Нет, Джерри. Это очень мило и все такое, но нет.
– Где ты была? Ходила на другую встречу?
Вероника покачала головой.
– Я была у врача, вот и все.
Джерри осмотрел ее с ног до головы. Вероятно, решил не ругаться с ней. Он присел на диван и взглянул на цветы, которые прислал ей днем раньше, – они по-прежнему стояли на столе у телефона, открытка даже не распечатана.