Брутус сжился с ролью вождя племени. Он был умнее большинства гомункулов, но даже он не превосходил интеллектом развитого ребенка. Тем не менее сейчас он просчитал ситуацию с замечательной предусмотрительностью. Он бросил ключ к замку Бренану, и тот поймал его неловкими пальцами и попытался вставить в паз.
Ключ соскользнул несколько раз, пока наконец не раздался щелчок. Бренан распахнул дверь настежь и сдернул лук, висевший на кронштейне рядом. Быстро натянул тетиву, свисавшую с одного конца. Это был простой лук из твердых пород дерева, но он был достаточно мощным. Бренан схватил колчан, висевший там же, и отступил в ночь.
Бренан больше не чувствовал себя ни обнаженным, ни замерзшим. Его злость рвалась изнутри наружу, согревая его, пока он бежал по снегу обратно к дому. Брут наступал ему на пятки.
Дела на заднем дворе были хуже, чем Бренан мог себе представить. Крохотные раздавленные тельца нарушали спокойную безмятежность его японского сада. Раздавленные и раздробленные, человечки яростно и безнадежно сражались с гигантами, способными убить их одним ударом.
Бренан закричал от ярости и отчаяния, и этот крик заставил одного из убийц, добивавшего Большенога прикладом своего автомата, замереть на месте. Когда убийца оглянулся, подняв автомат, Бренан упал на одно колено, натянул тетиву к самому уху и выпустил стрелу. Зазубренный наконечник охотничьей стрелы безмолвно вспорол ночь и поразил убийцу прямо в грудь. Тот завалился назад, ударившись о стену А-образной рамы, а затем согнулся, выпустив оружие из рук.
Жуткий крик торжества вырвался у оставшихся в живых гомункулов, когда Бренан вынул вторую стрелу, переключаясь на новую цель, и выстрелил прежде, чем убийца успел среагировать. Он всадил стрелу в живот второй цели, и та была погребена под волной набежавших карликов. Убийца вопил и безуспешно, отчаянно пытался отползти прочь.
Третий убийца выключил фонарик, который использовал как дубину, развернулся и побежал назад в дом. Бренан выстрелил и увидел, что поразил цель, но убийца все так же бежал прочь.
Бренан наложил на тетиву очередную стрелу и стоял, вслушиваясь. Тот, которого терзали карлики, наконец-то замолчал. Первый, в кого выстрелил Бренан, был уже мертв.
– Присматривай за своими, – сказал Бренан Бруту, прежде чем захромать к задней двери. Он постоял там с минуту, прислушиваясь, но не услышал, чтоб за дверью кто-то двигался. Он не мог больше ждать. Даже если убийца сидел в засаде, он должен был войти внутрь.
Он подхватил автомат, упавший из рук первого убийцы, затем, низко пригнувшись, ринулся в дверной проем. Дом был все так же темен и тих. От центрального входа Бренан слышал звук удаляющегося автомобиля.
Он включил свет в спальне. В комнате царил хаос. Окно было разбито, осколки стекла валялись повсюду. Пули изрешетили стены, разбив заключенные в деревянные рамки картины Йошитоши и Хокусая, висевшие над диван-кроватью, в которой, утопая в море крови, тихо и неподвижно как смерть лежала Дженифер.
Кьену нравилось его новое тело. Оно было юным, обладало двумя работающими руками и, что самое лучшее, – способностями джокера, к которым он быстро приноровился. Теперь он понимал, почему Филиппу Каннингему так нравилось быть невидимкой. Но с этим телом была одна загвоздка. Это было тело другой расы. Кьен спрашивал себя, не имели ли к этому отношения сны, которые он видел в последнее время.
В снах к нему приходил отец, мягко говорил о старых добрых днях во Вьетнаме, когда Кьен еще работал в маленьком семейном магазинчике. Он всегда был послушным сыном, хотя скучная жизнь кладовщика в маленькой деревне повергала его в невероятное уныние. Но он держался до тех пор, пока его отца не убили французы в последние дни Вьетнамского восстания против европейских хозяев. Тогда, только тогда Кьен переехал в город и присоединился к армии неоперившейся еще Вьетнамской Республики. Конечно, ему пришлось кое-что изменить, чтобы вписаться в общую массу.
Конечно, ему пришлось кое-что изменить, чтобы вписаться в общую массу. Невозможно было сделать военную карьеру человеку с китайским именем среди крайне предубежденных вьетнамцев.
– Ты снова покинул нас, – сказал Старый папаша, помахивая тростью по своей обычной привычке подкреплять аргументы жестами. – Сперва ты отвернулся от семьи, притворившись вьетнамцем и взяв имя Кьен Пак. Теперь ты зашел еще дальше. Ты стал белым.
Было сложно спорить с порождением сна, но Кьен попытался.
– Нет, отец, – терпеливо объяснял он. – И никого не оставлял. Это часть моего плана, уловка, чтобы добить моих врагов.
Призрак фыркнул, неубежденный.
– Ты всегда был плутом, в этом я ручаюсь.
– Сегодня, – сказал Кьен, – Капитан Бренан умрет. И его шлюха, отнявшая у меня половину руки. – Он улыбнулся отцу. – Это будет вторая его женщина, которую я убью. Жаль, он не протянет столько, чтобы узнать это.
– А потом?
– За Бренаном последует Тахион. Он знает слишком много, и он может запросто раскрыть мою тайну, то, что я все еще жив в теле Филиппа Каннингема. Тахион должен умереть.
– Когда? – спросил отец.
– Скоро. Сегодня. Когда Цапли вернутся с головой Бренана и его шлюхи.
Старик фыркнул.
– Звучит так, будто ты собираешься сохранить это тело, – сказал он.
Кьен покачал своей новой головой.
– Лишь до тех пор, пока живы мои враги.
– Разве ты когда-нибудь бежал от врагов, сынок?
Кьен улыбнулся.
Брут взобрался по спинке и упал на сиденье грузовичка рядом с водителем.
– Мисс Дженифер больше не истекает кровью, но выглядит она забавно.
– Забавно? – спросил Бренан, боясь остановить машину хоть на минуту даже ради того, чтобы проверить состояние Дженифер.
– Она становится прозрачной, как будто исчезает, – сказал карлик.
Бренан стиснул зубы, сосредоточившись на дороге, боясь дать волю своим чувствам. Въехав в город, он сбросил скорость. Он не мог допустить, чтоб машину остановили копы, не сейчас, когда жизнь Дженифер висит на волоске и любое промедление может стать роковым.
По семнадцатой трассе он гнал как сумасшедший, пока не въехал в город. Старая дорога была у́же и петляла сильнее, чем главная магистраль, но там было темнее, движение не было таким интенсивным, и патрульные там появлялись редко. Мчась по трассе, словно метеор, он выбрал тихую, не патрулируемую дорогу.
Он пытался думать только о дороге. Его разум все равно возвращался назад, на шестнадцать лет назад, в день, мучительно похожий на этот.
Это было в Японии. Бренан и его люди захватили документы, содержавшие достаточно доказательств, чтобы прочно связать генерала Кьена со всей той криминальной активностью – от проституции до торговли наркотиками, – что проистекала из Северного Вьетнама. Но до базы эти доказательства так и не добрались. Бренан и его люди попали в засаду, когда их должен был подобрать вертолет. Все это было подстроено Кьеном. Фактически генерал лично всадил пулю в голову сержанта Галковского и забрал дипломат с компроматом. Бренан, мгновенно парализованный ранением в голову, лежал в джунглях рядом с точкой высадки. Он видел, как убили всех его людей, но ничего не мог с этим сделать.
Почти неделя понадобилась Бренану, чтобы выйти из джунглей. Когда он добрался до базы, измученный, в полубреду от ран, инфекций и лихорадки, он совершил ошибку, когда рассказал о Кьене своему командиру. Его чуть было не арестовали. Каким-то образом Бренану удалось взять себя в руки. Ему удалось избегнуть полевого суда взамен на обещание оставить генерала Кьена в покое.