Я просто обязана вас ему представить! Знаете, на самом деле у профессий натуралиста и инженера так много общего…
Джей следит взглядом за своей девушкой, пока та не скрывается в толпе.
– Ну, что сказал декан?
– Надеется, я уговорю тебя передумать.
– Мама, пожалуйста, не начинай, – напрягается Джей.
– Не буду, – обещаю я. В который раз между нами происходит этот диалог – в сотый, в тысячный?
– И вообще, обсуждать тут нечего. Я сделал выбор. Пути назад нет.
Джей замолкает, потом снова произносит ту же фразу, глядя куда-то в пространство:
– Пути назад нет…
– Поздравляю, – говорю я. Получается как-то холодно, официально. И неискренне.
Джей прерывает раздумья и грустно смотрит на меня. По глазам видно – на самом деле Джей хочет, чтобы я его остановила, но гордость мешает признаться в этом. Ему бы хотелось, чтобы умная мама всё сделала – как в детстве. Но теперь я помочь не в силах. Как же это больно!
Джей протягивает руки, и мы обнимаемся. Чувствовать на ощупь военную форму непривычно – ткань слишком жёсткая, слишком тщательно накрахмаленная. Но под ней – тепло родного человека. На самом деле отпустить своего ребёнка невозможно. Он до сих пор мой, и теперь мне кажется, будто я его предаю.
– Обязательно пиши, – шепчу я.
– Конечно, – отвечает Джей. – Буду использовать шифр. Тогда мне никакая цензура не страшна.
Я удивлённо смеюсь. В последний раз мы пользовались шифром, когда Джей был ещё ребёнком. Это была наша тайная игра. Секрет между мамой и сыном, о котором не знал папа. Эхо из детства, которое с каждым днём становилось всё более далёким.
– Ты ведь помнишь шифр? – спрашивает Джей.
– Помню, – отвечаю я и прижимаю его к себе крепко-крепко. – Ни за что не забуду.
Позже я выскальзываю из зала на огороженный нависшей глыбой балкон, с которого виден океан. Город ярко сияет, освещаемый Домами Света, но за пределами их воздействия волны накатывают на берег в глубокой темноте. Впрочем, вдалеке подрагивают крошечные, бесплотные огоньки. Это корабли, плывущие к Мал Эйсте, Джарью или Векту. Море беспокойное, волнуемое глубоководными течениями и изменчивым ветром. Дыхание земли закачивается в каменные лёгкие с помощью гигантской системы, обеспечивающей конвекцию и давление. Хотя, как именно она работает, представляю себе очень смутно. Высоко наверху потолок гигантской пещеры озаряют созвездия фосфоресцирующих лишайников и водорослей.
Поблизости парочка эхру посылает друг дружке какие-то сигналы, меняя цвета и поднимая щупальца над водой. Наблюдаю за ними и гадаю, о чём они переговариваются, о чём думают, что значит их поведение. Есть в этих огромных, загадочных созданиях что-то романтическое. Меня восхищает их самодостаточность. Эхру живут в морях и прочих водоёмах не только Эскарана, но и других земель, однако, несмотря на безусловно высокий интеллект, не проявляют никакого желания наладить контакт с нами. Общаются только с люстричниками, обитающими на дне глубоких озёр.
Рейта рассказывала, что как-то раз наблюдала «разговор» между несколькими эхру и двумя люстричниками. Такой великолепной иллюминации она не видела ни на одном празднике. Сравниться по красоте с этим зрелищем могли бы разве что ночные всполохи над Каллеспой. Слушая Рейту, я невольно задумалась, не ошиблась ли с выбором профессии. Наверное, нужно было стать натуралисткой, как она. Но потом вспомнила, что на самом деле выбора у меня не было, потом вспомнила почему, и настроение у меня сразу испортилось.
Сзади подходит Ринн. Передвигаться бесшумно он не умел. Поэтому хозяева всегда отправляли его, Фраска, Бельтея и прочих им подобных на передовую, чтобы шли в атаку.
Я же на самом поле боя бываю редко, и то лишь затем, чтобы исподтишка нанести врагу точечный удар. Я умею действовать скрытно, Ринн – нет.
– Свершилось, – произносит Ринн и кладёт руку мне на плечо. За талию не обнимает – явно побаивается. Иногда он обращался со мной, будто с ядовитой змеёй, которая вот-вот накинется и ужалит.
– Джей думает, что сделал, как ты хотел, – резковато отвечаю я. – А уж чего именно ты хотел – не знаю.
– Мы ведь давно уже договорились. Джей свой путь выбрал. Ты им гордиться должна.
– Я и горжусь, – резко говорю я. – А ещё боюсь за него. Ринн, Джей уходит на войну. Кому, как не мне, знать, что собой представляют гурта.
– А я, по-твоему, не знаю?
– Я знаю лучше.
Мне становится стыдно, что использую своё прошлое в качестве аргумента в споре. Впрочем, Ринн раскусил меня много лет назад и на эту уловку не поддаётся.
– Война закончится ещё до сезона отлива. Даже гурта драться надоело, их люди устали от кровопролития. Да и бизнес страдает.
– Не у всех. Для нашего клана, наоборот, одна выгода.
– Чего ты боишься на самом деле?
На прямой вопрос – прямой ответ.
– Ринн, Джей, конечно, наш сын. Но он не такой, как мы с тобой. Мы же Кадровый состав.
– Ты всё равно не сможешь постоянно его защищать. Джей тебе не позволит.
– Можно было просто не отправлять его на поле боя, вот и всё, – ядовито отзываюсь я. Больше можно было ничего не прибавлять. Я не хотела, чтобы Джей поступал в военную школу. Мне не нравилось, что отец на него давит. Но я сопротивлялась слишком слабо и не помешала их планам.
– Всё будет хорошо.
Ничего более обнадёживающего Ринн мне сказать не мог. Он просто обнял меня за талию и прислонился широкой грудью к моей спине. Вздыхаю и расслабляюсь в его объятиях.
– Всё будет хорошо, – тихонько повторяю я. О других вариантах даже думать невыносимо.
Глава 28
Каждый оборот после второй смены в кузнице нас ведут в маленькую пещеру, сверкающую молочно-белыми сталактитами. Вода капает с потолка в пруд, от которого валит пар. Мужчины раздеваются и лезут туда, довольно крякая и охая от удовольствия. Я сижу с краю, прислонившись спиной к сталактиту, и, как обычно, радуюсь боли в натруженных мышцах. Раздеваться нельзя. Да, после первого случая никто ко мне не лез, но я всё-таки единственная женщина среди двенадцати мужчин. Кто знает, сколько они тут просидели? Дурой надо быть, чтобы их провоцировать.
Все так и ходят в одежде, в которой их захватили в плен. А те, что были в доспехах, вообще в одном белье. Многие совсем обносились, поэтому рабочая команда ходит в одних лохмотьях, а некоторые, спасаясь от удушающей жары, раздеваются по пояс. Гурта не обращают внимания – тюремной спецодежды у них тут нет.
Мне повезло – я одета соответственно температуре. Чёрный кафтан без рукавов, демонстрирующий красные и чёрные знаки на руках – на левом плече эмблема Кадрового состава, на правом – семейный герб Ринна в знак нашего брачного союза. Широкие чёрные брюки ниже колен и сандалии с перекрещивающимися ремешками.
Конечно же инструменты моего ремесла забрали. Вспышечные бомбы, отмычки, гарроту, метательные ножи и всё в таком духе. Ну и клинки, само собой. Но чтобы убивать, клинки мне не нужны.
Из разговоров других заключённых узнаю, что процедура купания – приятное новшество. Те, кто тут дольше всех, говорят, что эту привилегию то дают, то отнимают без всякой видимой причины. Распорядок в тюрьме вообще-то хромает. Иногда приходим в столовую, а еды нет. Или работаем в кузнице по две-три смены подряд. Один раз несколько оборотов просидели в камере, только молчаливые охранники время от времени сбрасывали вниз узлы со споровым хлебом, а вонь внутри всё усиливалась и усиливалась.