* * *
В трюме крейсера было шумно, людно и душно. Клубы табачного (и – Пошта принюхался – не только табачного!) дыма плавали под потолком, а человеческая масса перекатывалась вокруг "ямы" – двух грузовых контейнеров, соединенных параллельно. Что бы ни говорил капитан Воронин о подъеме боевого духа, а основным притягивающим фактором боев мутантов был тотализатор.
Народу в трюм набилось – не протолкнуться. Запах немытых тел, перегара, азарта, адреналина будоражил толпу. Американцы (пиндосы, как их тут называли) что-то орали по-английски, наши отвечали отборной матерщиной. Боцман – классический такой боцман, с пузом и бакенбардами – выдал "малый шлюпочный загиб", и Пошта аж заслушался.
– Делайте ваши ставки! – надрывался "жучок", – делайте ваши ставки! Химера – три к одному! На темную лошадку – один против трех! Три схватки по пять минут! Угадай счет – удвой выручку!
"Жучков" было на удивление много – они шныряли по толпе, быстро и ловко считали мятые измусоленные купюры, обменивали их на патроны и консервы, что-то орали, что-то, наоборот, нашептывали, и обеспечивали круговорт бабла в природе.
Воронину и Поште уступили почетное место у края "ямы". Рядом отирался мичман Зиняк.
– Уж мы пиндосам-то покажем! – суетился он.
Распорядитель боев – мордатый американец в камуфляжном комбинезоне – махнул рукой, и два морпеха вывели в яму Химеру. Вывели, удерживая за ошейник при помощи железных прутьев длиной по два метра каждый – а не то порвала бы Химера и морпехов, и распорядителя. Абсолютно озверевшая от ярости тварь кидалась на все, что двигалось. Шум, гам и яркий свет прожекторов бесили ее сильнее обычного.
– Боевой конструкт! – перекрикивая толпу, пояснил Воронин. – Еще до Катаклизма начали разрабатывать!
– Угу, – промычал Пошта, разглядывая противника Одина.
Химера оправдывала свое название, будучи составленной словно из частей разных животных. Тело, безусловно, льва. Морда – скорее волчья, только пасть с тремя рядами зубов. Передние лапы – как у росомахи, с жуткими когтями, а задние – сверхмощные, как у кенгуру (прыгучая, должно быть, тварь). Хвост – а-ля скорпион, затянут в экзоскелет из кевларового псевдохитина и увенчан ядовитым шипом. Глаза фасетчатые, как у насекомого, смотрят яростно и во все стороны одновременно.
Опасный гад, ничего не скажешь!
– В синем углу! – вопил в микрофон распорядитель. – Неоднократый чемпион Шестого флота! Обладатель гран-при Аю-Дага! Лауреат звания "Самый мерзкий мутант" на конкурсе в Партените! ХИМЕРА!!!
Толпа взорвалась торжествующими возгласами.
– В красном углу! Дебютант соревнований! Темная лошадка! Боевой конь клана листонош! ОДИН!!!
Гул был потише, скорее – заинтересованный, чем возбужденный. Про боевых коней листонош многие слышали, но мало кто их видел.
Один, разумеется, выходить на арену и не думал – как не тягал его за уздечку матрос Воловик, конь стоял себе и с места не сдвигался. "Как он еще матросу руки не откусил?" – удивился Пошта и негромко свистнул.
Услышал хозяйский свист – на расстоянии метров двадцать и сквозь рев толпы, Один неспешно, гарцующей походкой вышел в яму.
Морпехи, ретировавшись к выходу, приготовились отстегнуть Химеру. Та сходила с ума от ярости. Толпа ревела.
– Внимание, ставок больше нет! Ставки сделаны! Ставки больше не принимаются! – трижды повторил распорядитель и рявкнул: – Начинайте бой!!!
Химеру отстегнули, и морпехи едва успели выскочить из ямы. Тварь – боевой конструкт, плод гения американских генетиков – тут же припала к земле и начала шипеть, хлеща себя смертоносным хвостом по бокам.
Один привычно развернулся к опасности задом. Задние ноги коня – самое грозное его оружие. От такого пренебрежения Химера подрастерялась и, чуя подвох, стала заходить сбоку. Один чуть-чуть сместился.
Химера – все-таки безмозглая тварь – прыгнула. Один легко, как играющий жеребенок, отпрыгнул в сторону, и конструкт промахнулся, со всего маху врезавшись в стену. Один иронично заржал, толпа ответила торжествующим хохотом.
Химера, помотав головой, начала заходить на вторую атаку. Один держал дистанцию, периодически взбрыкивая и поднимая то одну, то другую ногу, увенчанную шипастой подковой.
Толпа от рева перешла к ритмичному скандированию:
– Да-вай! Да-вай! Да-вай!
Поште стало скучно. Исход схватки был предрешен. Скорость и сила без мозгов – не лучшее сочетание против скорости, силы, почти человеческого разума и (самое, пожалуй, главное!) богатого жизненного опыта Одина.
Химера опять прыгнула, на этот раз схитрив: могучие задние лапы послали ее в полет не прямо на боевого коня, а чуть мимо – в стенку. Росомашьи лапы самортизировали удар и развернули Химеру в полете. Рикошетом отскочив от стенки, тварь угодила прямо на спину Одину.
Тот опять взбрыкнул, заржав уже от боли (когти все-таки пропахали коню спину – как раз там, где обычно было седло; придется на пару деньков забыть о верховой езде) и, вывернув шею на сто восемьдесят градусов (шейные позвонки боевых коней тоже претерпели модификации), мощными своими клыками впился в загривок химеры.
Там, под чешуйчатой кожей, наверняка тоже был кевлар или что-то вроде этого. Но челюсти Одина развивали давление до девяноста атмосфер, и Химера заверещала от боли. Скорпионий хвост попытался ужалить коня в голову, но Один уже выпустил тварь, хитрым пируэтом стряхнул ее с себя и лягнул тремя правыми лапами.
Шипы подков превратили бок Химеры в кровавое месиво, но тупая тварь не думала сдаваться. Зарычав, она снова кинулась в бой, целясь коню в брюхо, но Один легко и играючи перепрыгнул через мутанта и придал ему ускорение задними лапами. Химера пролетела по инерции метров пять и снова врезалась в стену, оставив вмятину.
– Похоже, второго и третьего раунда не будет, – резюмировал капитан.
И как в воду глядел: Химера предприняла последнюю, решительную попытку выиграть схватку одним ударом, напрыгнув на Одина сверху, но тот совершенно по-собачьи упал на бок, перекатился на спину и встретил тварь всеми восемью подковами.
Нанизанная на шипы Химера взвыла – и Один разорвал ее пополам.
Брызги крови долетели до ликующей публики, смрад вывалившихся кишок ударил по ноздрям. Пиндосы завопили от разочарования, морячки – заорали от радости. Капитан Воронин хлопнул Пошту по плечу:
– Ай да конь у тебя, листоноша! Продай, а?
– Друзей не продаем, – важно ответил Пошта. – Где мой дешифратор?
– Будет, будет тебе дешифратор! Я тебе еще людей дам в помощь, – на радостях пообещал капитан. – Мне самому эти горные бандюки вот здесь уже сидят! – он чиркнул себя по горлу. – Достали, мочи нет! В руинах они живут, каждую ночь набеги устраивают! Я тебе отряд дам, выкурите их – а мы из бортовых орудий накроем! А, как тебе такой план?!
Меньше всего Поште хотелось влезать в разборки между местными группировками – но перспектива увидеть (и не только увидеть, но пощупать – желательно ногой или локтем) физиономию Зубочистки была слишком заманчива.
– Что ж вы раньше их не выкурили? – спросил он.
– Да мои матросы только на корабле крутые! А на суше – их укачивает! А с таким конем! С таким командиром! – Воронин задыхался от возбуждения. – Да вы их только спугните! А мы накроем!
– Ладно, – согласился Пошта. Выносить общество капитана-психопата становилось невыносимо. – Договорились. Вы мне – дешифратор и отряд, я вам – горцев на блюдечке.
* * *
По случаю победы сил добра над проклятыми пиндосами (то бишь, Одина над Химерой) каперанг Воронин закатил пир. Не пирушку, не попойку, а именно пир – такой, наверное, устраивали средневековые феодалы и древнеримские патриции на праздник урожая или после гладиаторских боев. Из блюд изысканной морской кухни камбуз "Адмирала Лазарева" угощал гостей медузами жареными, медузами тушеными, медузами квашеными и – фирменное блюдо! – медузами "вгашенными", то есть маринованными в лютой самогонке "Боцмановка". Оная же самогонка выполняла роль главного увесилительного напитка. Мичман Зиняк травил байки, матрос Воловик ходил на руках.
Короче, было весело.
Было так весело, что на следующее утро капитан Воронин плохо помнил не только вчерашний вечер, но весь прошлый день (а то и прошлую неделю). Похмелье от "Боцмановки" было жутчайшее у всех, матросов собирали по темным углам трюма, офицеры валялись на палубе вповалку. Пошта, который не пил принципиально и почти ничего не ел, – при мысли о поедании медузы его начинало подташнивать, – был трезв, голоден и зол.
– Где мой отряд? – требовательно спросил он у капитана.
– Отряд? – мутный взгляд Воронина не предвещал ничего хорошего.
– Штурмовая группа. Для зачистки Севастополя. И поимки горных бандитов.
Воронин нахмурился, икнул и, видимо, что-то вспомнив, кивнул.
– Ага. Отряд. Ну да. Будет тебе отряд, листоноша.
В результате неимоверных усилий по приведению экипажа в норму в распоряжение Пошты были выделены ровно три человека: уже знакомые ему мичман Зиняк и матрос Воловик в сопровождении страшного на вид (косая сажень в плечах, нависающие надбровные дуги, переломанная переносица – питекантроп, да и только), но крайне добродушного и постоянно улыбающегося мужика, которого представили как доктора Стаса.
– А почему доктор? – удивился Пошта.
– А потому что я и есть доктор, – ответил Стас, жизнерадостно улыбаясь во все тридцать два зуба. – Реаниматолог. Был, по крайней мере, до Катаклизма. Сейчас временно безработный, так как большинство заболеваний и травм среди экипажа крейсера делятся ровно на две категории: фигня, которая сама пройдет, и капец, который, как известно, не лечится.
Он заразительно заржал, и мичман с матросом подхватили добродушным хохотом.
"Веселенькая у нас будет зачистка", – мрачно подумал Пошта.
– Оружие получили? – уточнил он.
– Никак нет, – отрапортовал Воловик. – Ща идем в арсенал, получать.
В арсенале троица вела себя, как дети, вломившиеся в кондитерскую лавку. Все пощупать, всем поклацать, передернуть, разобрать-собрать, поглядеть в прицел, набить магазин, выщелкать все патроны по одному, порыться в ящиках – все это надо было сделать обязательно и неоднократно, и помногу раз, в результате чего процесс получения оружия несколько затянулся.
В итоге матрос Воловик вооружился пулеметом РПК, обвешавшись летнами и цинками с патронами, пистолетом Зиг-Зауэр П229 (не иначе как выменянным у пиндосского "морского котика" на пузырь "Боцмановки" рачительным каптерщиком) и грозного вида ножом с зазубринами на обухе. Мичман Зиняк предпочел пару стареньких ПМов в потертых кожаных кобурах, и короткий помповый дробовик "Моссберг-500" с подствольным фонарем "Шурфайр". Доктор же Стас, будучи, по всей видимости, гуманистом, взял себе "Грендель" пятидесятого калибра (чтоб противник не мучался – из такой дуры ранить невозможно, только убить, попадешь в руку – оторвет руку, попадешь в голову – не будет больше головы) и подходящий Стасу по размеру "Пустынный орел" в хромированном исполнении.
Пошта, пользуясь случаем, пополнил свой арсенал укороченной СВД – крайне полезным инструментом для дискуссий на дальних дистанциях.
– И вот еще, – сказал мичман, демонстрируя листоноше футуристического вида прибор. – Лазер.
– Какой еще лазер? – не поверил Пошта. – Не бывает же!
– Да не, – отмахнулся мичман, – не тот лазер, что пиу-пиу! Это для подстветки цели! Если совсем в жопу угодим, лазером подсветим – с крейсера туда и долбанут прямой наводкой. Главное, нам убраться куда подальше: ракеты, они не разбирают, где свой, где чужой.
– Хорошая вещь, – оценил Пошта. – Ну что, бойцы? Готовы?
Бойцы были готовы.
* * *
Выдвинулись к обеду, хотя хотели с утра пораньше, до жары. Солнце припекало. Шли пешком, Один плелся сзади. Коню было скучно и лениво, на него навьючили патронные ящики и сумки с гранатами, и благородное животное обиделось – его, боевого скакуна, низвели до уровня мула.
Стас продолжал травить анекдоты:
– Приходит сын к отцу и спрашивает: а правда, что меня аист принес? Правда, отвечает отец. Вот странный вы, батя, человек, удивляется сын. С такой красивой женщиной живете, а аистов трахаете!
"Да, – мрачно думал Пошта, – по нынешним временам аистов пора менять на каких-нибудь радиоактивных птеродактилей…"
– А еще встречаются как-то русский, американец и мутант…
– Тихо! – шикнул на доктора Пошта. – Отставить базар! Мы на вражеской территории. Переговоры – строго по необходимости, шепотом, а лучше жестами. Не на прогулке.
Вражеская территория выглядела обманчиво безобидно. Старые севастопольские улочки с оплывшими, точно свечки, домиками, кривыми заборчиками, заросшими бурьяном палисадниками – этакая деревенская идиллия, залитая крымским солнцем, могла в любой момент встретить их ураганным автоматным огнем, миной-растяжкой, ямой с острыми кольями или смазанным дерьмом деревянным шипом – самым экономичным способом вывести человека из строя: наступил – проколол – заражение – умер.
Один напрягся, запрядал ушами. Чутье на опасность у коня было исключительное.
Отряд разбился на двойки – Пошта взял в напарники Воловика как самого адекватно вооруженного, и выдвинулся вперед, оставив в арьергарде Стаса с его пушками и Зиняка с ружьем.
Шли медленно, крадучись, постоянно проверяли сектора. Это в поле достаточно крутить головой на триста шестьдесят, в городе надо еще смотреть наверх, не торчит ли из окна второго-третьего этажа ствол винтовки, не блеснет ли на крыше оптический прицел. Да и вниз не мешало бы поглядывать – катакомбы Севастопольские известны своей протяженностью и более чем странным населением.
– Как-то тихо тут очень, – заметил Стас. – А люди куда подевались? Где татары, где торгаши? Чума, что ли?
– Не чума, – сказал Зиняк. – Бандиты. Люди ушли, нутром чую. В Алупке так же было. И в Феодосии.
Грохнул выстрел, и пуля взбила фонтанчик пыли у ног Пошты.
– Стоять! – рявкнул усиленный мегафоном голос. – Дальше ни шагу! Кто такие будете?
– Экипаж атомного крейсера "Адмирал Лазарев"! – дерзко выкрикнул Воловик. – Прекратить огонь, или мы будем вынуждены ответить из всех орудий!
Голос в мегафоне хохотнул.
– Ну-ну, морячки, – проговорил он. – Это каким же ветром вас сюда занесло? И куда это вы собрались отвечать из всех орудий? Севастополь с землей сровняете?
– Нам нужен человек по прозвищу Зубочистка! – выкрикнул Пошта.
– А больше вам ничего не нужно? – издевался голос. – Зубная щетка, паста, нить? А?
"Остроумец попался, – оценил Пошта. – Только к чему вся эта беседа? Они опасаются "Адмирала Лазарева" и хотят порешить дело миром? Или тянут время, чтоб зайти нам в тыл?"
Пошта обернулся. Один переминался с ноги на ногу, грозно фыркая. Что-то происходило невидимое, но опасное, и конь нервничал.
Пошта мгновенно оценил ситуацию. Они стояли на узенькой и кривой улочке, ведущей под небольшим углом вверх, к старому четырехэтажному зданию, где, судя по всему, и окопались бандиты – по крайней мере, оттуда вещал мегафон. Здание это когда-то было частной гостиницей, на облупившейся штукатурке фасада все еще висел криво намалеванный знак "Жилье по доступным ценам". Окна гостиницы были забиты досками и заложены кирпичом, дверь забаррикадирована мешками с песком.
От здания разбегалась паутина узеньких улочек и переулков; наверняка там был черный ход, и не один, и бандиты могли спокойно зайти в тыл штурмовой группе. А держать круговую оборону на простреливаемой со всех сторон улочке Поште совсем не улыбалось.
– Вперед, – скомандовал он шепотом. – Зиняк, прикрываешь тыл. Воловик – обходишь с фланга, постарайся залезть вон по тому плетущемуся винограду на второй этаж. Док, бомби по входу из своей гаубицы. Я буду снимать снайперов. Первый выстрел – мой!
Команда бросилась врассыпную и залегла кто где: Зиняк выбрал в качестве укрытия вросший в землю ржавый остов "запорожца", доктор угнездился за фонарным столбом с бетонной урной, Воловик сделал ставку на скорость перемещения, меняя укрытия с ловкостью мангуста, а Пошта уселся на асфальт в ближайшей к гостинице подвортне, скрестил ноги, положил локоть левой руки на колено левой ноги, уложил, будто ребенка в колыбель, цевье винтовки, правой нежно обхватил рукоятку, поерзал, выравнивая соосность прицела (стенки вокруг перекрестия – которое у СВД вовсе не перекрестие, а малопонятная непосвященному "елочка" дальномера – должны быть равной толщины, без "полумесяцев", а то как ни целься – все равно промажешь), плавно выдохнул и еще более плавно потянул за спусковой крючок.
Выстрел разорвал тишину мертвого города, пуля пробила доску в заколоченном окне, откуда, по расчетам Пошты и вещал мегафон, и в ответ разверзся настоящий ад.
Из центрального входа выкатился спаренный пулемет ШКАС, просунув хищные стволы в щели между мешками с песком – и разразился отрывистой лающей очередью. Крупнокалиберные пули засвистели по улице, кроша в мелкую труху все на своем пути.