После третьего щелчка — мужчина пользовался фотоаппаратом вполне уверенно — я положил пистолет адмиралу на грудь и, спокойно глядя в объектив, поднял вверх обе руки, показывая большие пальцы.
Все вокруг были в шоке от подобной фотосессии, но я понял, что пора валить, лимит времени был уже исчерпан.
— Снял? — подскочил я к мужчинке и, забрав фотоаппарат, сделал еще пару снимков — просто фон, но чтобы в объектив попали трупы на полу и гости, стоявшие неподалеку. Только после этого, на ходу закрывая чехол, я направился к окну. Я уже прикинул, как покинуть банкетный зал, благо помещение находилось на первом этаже.
Заметив левее очень злую сестренку, я сблизился с ней и, подобрав с пола свой пиджак, накинул его на сгиб руки и громко сказал:
— Спасибо тебе, сестричка, за все. Твоя помощь была просто неоценимой.
Подскочив к окну, я заметил отражение в стекле краем глаза: сестренка с разъяренным лицом поднимает с пола пистолет одного из убитых офицеров. Уходя в сторону, я стал поднимать пистолет.
— Да ну на хрен, — пробормотал я и навскидку выстрелил, после чего перекувыркнулся через голову, гася прыжок.
Пуля вошла точно в переносицу. Дернув головой, сестричка недолго постояла и завалилась набок, выронив пистолет. Не знаю, как тут работает гестапо, и пойдут ли на веру мои слова, Ольга вполне могла отбрехаться, а жить, постоянно оглядываясь, мне не хотелось. У сестрички мой характер, уцепится в загривок — не скинешь, начнет она на меня охоту, это точно. Вот я и поставил раз и навсегда точку в этих сомнениях.
Вскочив с пола, куда укатился уходя от возможного выстрела, я повернулся было к окну и замер. Обернувшись, я слегка поклонился довольно приятной на вид женщине с заметным, выдающимся бюстом и сказал:
— Добрый вечер, госпожа Браун. Передайте вашему мужу мои наилучшие пожелания. Жаль, мы тут с ним не встретились, но скажу честно, если командование прикажет ликвидировать Адольфа, никакая охрана меня не остановит, но мне отдали приказ совершенно другого направления — парировать все попытки противников фюрера убить его. Он нам нужен живой. Кстати, вот вам намек: заговор среди недовольного генералитета уже начал зреть. Адмирал — это первая ласточка. Всего хорошего.
Распахнув одну створку, я спрыгнул на небольшую дорожку и быстро осмотрелся. Слева было пусто, до ближайшего угла метров пять, а справа был хорошо слышен топот ног. Все ясно, тревога поднята. Однако побежал я не к тому углу, где было тихо, а навстречу загонщикам, успев сменить магазин в пистолете. У меня их шесть было, успел надергать запасных из кармашков на кобурах убитых.
За углом оказались двое в гражданском, явные шпики, одежда как униформа, и местный полицейский. Сделав четыре выстрела — одного пришлось добивать, — я избавился от этой проблемы. Те меня не ожидали и сплоховали, хотя у шпиков оружие было в руках.
Уже заметно стало темнеть, поэтому я заторопился. Быстро надев пиджак, я перекинул ремень фотоаппарата через голову, убрал аппарат за спину и побежал от дома в сторону высокого забора. Быстро перемахнув его, оказался на чужом усадебном участке и рванул дальше, слыша лай овчарки, что сидела на цепи. Позади раздались крики, но они быстро стихли.
Сориентировавшись, на пятом участке я повернул влево и, перемахнув через очередной забор — этот был железный, из прутьев, чуть штаны себе не порвал, — оказался на улице. Спокойно и неспешно перешел ее, пропустив две машины, набитые полицейскими — пистолет был зажат подмышкой. Я открыл калитку усадебного участка дома напротив и, так же преодолевая заборы, добрался до улицы, где стояла наша машина с заметно нервничавшим капитаном. Он уже заметил, что на улице поднялась тревога, бегают люди и военные, но продолжал стоять на месте, крутя головой и пытаясь найти меня глазами. Однако я подошел чуть сзади, и, пока я не открыл пассажирскую дверь, он меня не засек.
Однако я подошел чуть сзади, и, пока я не открыл пассажирскую дверь, он меня не засек.
— Тьфу ты, черт, напугал, — с облегчением вздохнул капитан и убрал руку с лежавшего рядом «ТТ». — Едем?
— Да, — разрешил я, устраиваясь на пассажирском месте, и потрепал по шее ластившегося щенка. — Только не вперед, там сейчас все перекрывают, разворачиваемся и объезжаем этот район.
С хрустом воткнув передачу, Колясьев развернул пикап, благо улица позволяла это сделать, и мы покатили в обратном направлении. Капитан, крутя головой, отслеживал небольшое движение. Покосился на то, как я взял на колени Смелого и поглаживаю его, не выдержал и спросил:
— Ну что, получилось?
— Да, Канарис ликвидирован. С гарантией, пуля в лоб. К нему нужно добавить еще трех генералов и несколько полковников, что пытались мне помешать.
— Лихо ты, — покачал тот головой. — А что за генералы?
— Не знаю, но я сфотографировал их лица. Так что разведка разберется. У них должны быть данные по всем генералам немцев.
— Ты еще и фотографировал?! — изумился капитан. — Гости на тебя смотрели, а ты фотографировал?!
— Я еще и позировал, попросил одного мужичка из гостей помочь, — признался я. — Оружием пригрозил.
Капитан закряхтел от изумления и несколько минут не мог вымолвить ни слова, лишь поворачивал на нужных перекрестках, следуя моим указаниям. Через двадцать минут мы были в районе аэропорта.
— Тучи, ни хрена не видно. Хоть бы луна выглянула, — пробормотал Колясьев, когда загнал машину на автостоянку и заглушил мотор.
— Да-а, стемнело как-то неожиданно быстро, — согласился я. — Но честно говоря, если бы не темнота, хрен бы я там ушел. Загоняли бы. Ну что, идем регистрироваться?
— Идем, — согласился капитан.
— Вы не волнуйтесь и не стреляйте так глазами, это слишком привлекает внимание. Давайте мне чемодан, а сами повесьте на плечо фотоаппарат. Вы отдыхающий, так ведите себя соответственно.
Пару минут моей психологической накачки, и Колясьев уже вполне уверенно ведет себя, поглядывает вокруг да идет за мной следом. Пройдя в здание аэровокзала, мы прошли к стойке регистрации, где я предъявил бумагу на бронь двух билетов. К счастью, регистрация прошла штатно, и мои временно выданные документы прокатили.
— По какой надобности вы летите в Варшаву? — задала женщина за стойкой регистрации первый вопрос. Судя по легкой усталости и привычности произнесенной ею фразы, это обычный вопрос для пассажиров.
— Там находится поместье профессора Кшиштоффа, которому я должен сдать зачет по эндокринологии. К сожалению, он в отпуске. Это очень сложный предмет, и если я не успею это сделать, меня отчислят из медицинского университета…
— Все-все, я поняла, — остановила та мой словесный понос. — А кто ваш спутник?
— Мой дядя, решил навестить меня и согласился сопроводить. Он еще ни разу не был в генерал-губернаторстве и…
— Хорошо, — снова перебила меня дама, покосившись на Смелого, которого я держал на руках. — Документы его можно посмотреть?
— К сожалению, нет. Он сопровождал груз железнодорожным составом из Испании, заодно решил навестить меня, но тут я собрался лететь к профессору, а дядя занимался оформлением состава на границе. Он почти успел, состав пропустили, но документы оставались в конторе таможни. Забрать их можно только завтра утром. Поэтому я и купил оба билета на свое имя. Дядя по-немецки не говорит, только на родном испанском.
— Ясно, проходите на взлетное поле, пассажиры уже начали проходить на борт.