Они могли — хотя никто не понимал как — понимать голоса друг друга и даже наших послов как через громкоговорители, так и в записи: до тех пор пока за словами, не важно, произнесёнными сейчас или записанными раньше, стоял настоящий, думающий разум, сообщение не переставало быть понятным, или, как выражался Скайл, не утрачивало души, нигде и никогда. Человеческие учёные взяли этих посредников и усовершенствовали их, дополнив, а иногда и частично заменив технологиями, которые не умели создавать ариекаи. То есть перенаправили их голоса через искусственные мозги.
Программы предназначались для использования собеседниками, с целью переводить невысказанные намёки в конкретные указания. Ариекаи разговаривали между собой, как обычно, и, если их беседа принимала некий теоретический оборот, оборудование прислушивалось, производило расчёты, изменяло правила вывода, выполняло автоматизированные задания. Как происходящее в этих машинах истолковывали сами ариекаи, не могу даже представить, но мне говорили, что они знают — мы кое-что им дали, в конце концов, они ведь заплатили за это.
— А что получаем мы? — спросил Скайл.
КелВин указал на люстру над нашими головами, которая с ленивой грацией ползала по потолку, протягивая щупальца с пучками света на концах в самые тёмные углы комнаты и вновь убирая их, когда надо.
— Живые машины, разумеется, — сказали они. — Ты же знаешь.
— Ты их и в Бремене видел. Многое из съестного. А ещё камни и всякие другие штуки. — Как почти все в Послограде, я слабо представляла себе подробности обмена, о котором они говорили.
— И золото.
В ту первую вечеринку КелВин дежурили, но роль хозяев выполняли превосходно. Скайл стоял у стола с деликатесами, как человеческими, так и ариекайскими, и ждал.
— Долгожданное братание с туземцами, а? — Эрсуль незаметно подошла ко мне сзади. Она заговорила внезапно, и я вздрогнула и засмеялась.
— Он такой послушный, — сказала я, кивнув на Скайла.
— Терпеливый, — сказала она. — Но тебе легко говорить, ты-то уже видела Хозяев.
Она объяснила, что просто шла мимо, наверное, с каким-нибудь заданием. Развернувшись, она прокатилась мимо Скайла, шепнув ему что-то, а он поздоровался и посмотрел ей вслед.
— Ты знаешь, что сказали мне КелВин? — прошептал он мне. Рукой со стаканом он показал на удаляющуюся Эрсуль. — Она говорит на Языке. Безукоризненно. Все послы в точности понимают каждое её слово. Но, стоит ей заговорить с Хозяином, и ничего. — Он встретил мой взгляд. — Так что она не говорит по-настоящему.
Он старательно прятал своё нетерпение — по крайней мере, не хамил. КелВин представили его тем служителям и послам, с которыми он ещё не был знаком. И, разумеется, Хозяевам, когда те, наконец, пришли, вызвав обычную суету в комнате.
Впервые за тысячи часов я снова увидела их так близко. Их было четверо. Трое были в расцвете, в третьем возрасте, их высокие фигуры топорщились дрожащими усиками. Четвёртый был в финальной стадии — старческий маразм. Его массивное брюхо колебалось, точно маятник, а конечности стали длинными и тонкими. Он твёрдо держался на ногах, но его движения были бессмысленными. Собратья привели его с собой просто из добрых чувств. Он шёл за ними инстинктивно, реагируя на привычные силуэты и химический след. Эволюционная стратегия на Ариеке была такова: у многих видов животных организм, достигший финальной стадии развития, служил складом питательных веществ для молодых. Они могли сутками глодать оболочку живота старика без всякой опасности для его жизни. Раньше так поступали и Хозяева, но они оставили эту практику несколько поколений назад, сочтя её, как мы поняли, пережитком варварства. Они оплакивали своих стариков, когда те входили в финальную стадию жизни и их мозг угасал, и почтительно сопровождали эти фактические трупы повсюду, пока они не распадались на куски.
Теперь это не вполне мёртвое существо налетело на стол, опрокинув бокалы с вином и рассыпав канапе, а ГенРи, ЛоГан, КелВин и другие послы засмеялись, точно над удачной шуткой.
— Прошу, — сказали КелВин, выводя Скайла вперёд, к почётным туземным гостям. Лицо Скайла оставалось бесстрастным. — Скайл Чо Бараджан, это спикер… — и Подрезом и Поворотом они произнесли имя Хозяина.
Он обернул к нам похожие на коралловые ветки отростки, на конце каждого из которых сидел глаз.
— Кора/Шахунди, — вместе сказали КелВин. Только послы умели произносить имена Хозяев.
Покачивая выходящим из шеи горлом-стебельком, на котором держался рот-подрез, до ужаса похожий на человеческий, Хозяин зашептал: а на уровне человеческой груди, там, где у него начинало круглиться брюхо, открылся и закашлял рот-поворот, издавая маленькие круглые звуки — тао, дао, тхао.
Органы каких-то мелких животных, свёрнутые в спираль, лежали вокруг его шеи. Между стилетами его ног вилась ещё одна мелкая тварь, животное-компаньон. Такие сопровождали всех ариекаев, не считая стариков с атрофированным мозгом. Размером с грудного ребёнка, они походили на толстых личинок с ножками-пеньками, филигранными усиками и дырочками по всей спине, некоторые с металлическими окантовками. Способ их передвижения представлял собой нечто среднее между прыжками и конвульсиями. Эти зверьки носили название зелле и служили самодвижущимися батарейками, к которым можно было подсоединять разные шнуры и провода и, в зависимости от того, чем кормил своего зверя Хозяин, получать из него разные виды энергии. В городе ариекаев таких ходячих источников питания было видимо-невидимо.
Кора/Шахунди шагнул вперёд, переступив четырьмя ногами, очень похожими на паучьи — такими же длинными, коленчатыми и мохнатыми, — и раскинул крылья: на спине развернулось многоцветное слуховое крыло; на груди, чуть ниже второго рта, зашевелилось интерактивно-манипуляторное крыло, дающее.
Мы хотели бы пожать ваше дающее крыло своими руками, сказали КелВин, и Скайл, чьё лицо по-прежнему оставалось для меня загадкой, чуть надув губы, протянул руку. Хозяин стиснул руку Скайла в бессмысленном для него самого пожатии, а потом потянулся к моей руке.
Так Скайл увидел, как говорят на Языке. Он слушал. Он задавал КелВин вопросы между фразами, которыми те обменивались с Хозяевами, и они, к моему удивлению, не возражали.
— Что? Неужели он намекает, что вы не могли согласиться?..
— Нет, это…
— … сложнее. Подожди.
Затем КелВин начинали говорить вместе. «Сухаиш/ко», — услышала я в какое-то мгновение; они говорили «пожалуйста».
— Я почти всё понял, — рассказывал мне потом Скайл. Он был очень возбуждён. — Они меняют видовременные формы, — продолжал он. — Когда зашла речь о переговорах, они — я имею в виду ариекаев — пользовались настоящим прерывистым, а потом перешли на скрывающее настоящее-прошедшее. Это для того, чтобы э-э-э… — Я уверила его, что знаю, для чего. Он мне уже говорил. Разве можно было слушать его без улыбки? Я слушала его с симпатией, если не с интересом, несколько сотен часов.
— Тебе никогда не приходило в голову, что этот язык невозможен, Ависа? — сказал он. — Не-воз-мо-жён. В нём нет смысла. У них нет полисемии. Слова не указывают на другие предметы: они означают сами себя. Разве можно быть разумными существами и не выработать символический язык? А как они пользуются Цифрами? Совершенно непонятно. И послы двойняшки, а не один человек. Когда они говорят на Языке, за их словами нет одного разума…
— Они не двойняшки, любимый, — сказала я.
— Какая разница.