— Он повернул морду в сторону коридора. — Конечно, остальная часть корабля останется для нас недоступной. Подозреваю, что наше с тобой знакомство — это прелюдия к знакомству с остальной частью населения загонов.
Каждый раз, когда Уокеру начинало казаться, что ментально он справился с ситуацией, возникали новые обстоятельства, повергавшие его в новый припадок отчаяния.
— Остальной частью населения?
— Да, нас представят другим потребителям кислорода. Полагаю, это неплохая компания. Думаю, наши юморные тюремщики хотят посмотреть, как мы будем взаимодействовать. Вероятно, контакт и общение представителей разных биологических видов с разных планет расширяет их кругозор. Возможно, это их просто забавляет. Я не знаю, зачем они это делают. Если тебя распирает любопытство, спроси их, когда представится такая возможность. На мой взгляд, сама идея понять мотивации виленджи — не вполне удачна.
Уокер нервно осмотрелся. Загон, клетка, которой он так неистово возмущался, внезапно показалась ему знакомым, уютным и комфортабельным домом, и у Маркуса не было ни малейшего желания его лишаться, пусть даже весь окружавший его пейзаж был всего лишь ловко сработанной иллюзией.
— Откуда ты знаешь, что мы находимся на корабле? — невнятно спросил Уокер.
— Я спрашивал некоторых наших товарищей по несчастью. Должно быть, большая посудина, если судить по размеру загонов. — Он понизил голос: — Слушай, Марк, что бы ни случилось, не теряй самообладания. Держи себя в руках, и ты сохранишь голову на плечах. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Обычно виленджи не вмешиваются в ссоры между пленниками, что бы ни происходило. Но за пару дней до твоего появления трехногий с Джеремуса IV…
— Что за трехногий? Где этот Джеремус IV?
— Молчи и слушай. Я понял, что этот трехногий и раньше творил безобразия, но на этот раз он поссорился с сесу. Этих сесу было четверо. Они безобидны, как щенки. Но языки у них острые — в переносном, конечно, смысле. Трехногий не согласился с каким-то высказыванием сесу и разорвал его на куски. Буквально, как люди разрывают жареную курицу. Я наблюдал эту сцену издали и громко, как мог, выл. Скажу тебе честно, я очень сильно испугался, потому что не знал, что будет дальше.
А дальше было вот что. Целая команда виленджи вломилась в большой загон. Это огромное пространство, где позволено находиться всем пленникам. Я никогда не видел такого большого их скопления ни до ни после того случая. Наверное, он вывел виленджи из себя. Сесу, как я потом узнал, размножаются четверками. Если из этой четверки убрать одну особь, то никакого размножения не будет. Поэтому нет ничего удивительного, что виленджи сильно расстроились. Они принесли с собой забавные пистолеты, стрелявшие быстро твердеющим клеем. Меньше чем через минуту этот огромный, здоровый трехногий был недвижим, как статуя, на которую я, помнится, мочился в Чикаго.
— Что они с ним сделали? — спросил Уокер сдавленным голосом. — Я имею в виду трехногого.
— Они его забрали. Я его больше не видел. — Пес встал и потянулся. — Может быть, теперь он служит запором двери кабинета какого-нибудь виленджи высокого ранга. Если, конечно, у них есть ранги и кабинеты. Что касается меня, то я всегда держу наготове свое самое мощное оборонительное оружие — забиться в угол и выть так, чтобы кишки выворачивались наизнанку. — Он выразительно посмотрел в помрачневшие глаза Маркуса. — Тебе надо попробовать. Действует безотказно, даже на инопланетян.
— Буду иметь в виду.
Внутренне Уокер содрогнулся от такой перспективы. Он никогда не стал бы первоклассным футбольным защитником, если бы выл от каждой неприятности.
Конечно, напомнил он себе, тогда он имел дело с откормленными трехсотфунтовыми нападающими из Небраски и быстрыми тэйлбэками [1]из техасских городков, а не с семифутовыми инопланетянами, вооруженными обездвиживающим электрическим полем и парализующим клеем.
Конечно, напомнил он себе, тогда он имел дело с откормленными трехсотфунтовыми нападающими из Небраски и быстрыми тэйлбэками [1]из техасских городков, а не с семифутовыми инопланетянами, вооруженными обездвиживающим электрическим полем и парализующим клеем. Возможно, в некоторых ситуациях можно и повыть. Хотя бы для того, чтобы сохранить себе жизнь.
Начало темнеть. Уокер, обернувшись, бросил взгляд на палатку, потом на гостеприимно распахнутые задворки — реконструированную пришельцами среду обитания Джорджа. Маркус внимательно посмотрел на гниющий мусор, разорванные и помятые картонные коробки, ржавеющие остатки некогда шикарного автомобиля и решил повременить со сменой обстановки. Очевидно, пес думал о том же, но пришел к диаметрально противоположным выводам.
— Не возражаешь, если я сегодня переночую у тебя, Марк?
Уокер посмотрел в сторону коридора. Он был пуст и тих. Напуганный возможными последствиями, о которых он предпочел не думать, Уокер спросил:
— Ты не будешь скучать по своему месту?
— Моему «месту»? — Мотнув лохматой головой, Джордж посмотрел туда, откуда пришел. — Ты называешь «местом» помойку, на которой меня случайно обнаружили виленджи. Я сирота, Марк. Нас, таких, много в Чикаго. — Не ожидая дальнейших приглашений, он протрусил мимо опешившего оптового торговца. — У тебя здесь очень чисто. К тому же я никогда не бывал в горах, их не так много в Иллинойсе.
На Уокера в упор смотрели преданные темные собачьи глаза.
— Я могу немного поскулить и полизать тебе руку.
Уокер не смог сдержать улыбку.
— Не знал, что собаки способны на сарказм.
— Ты шутишь? Мы — мастера этого жанра и так хорошо им владеем, что вы, люди, даже не замечаете, когда мы смеемся и потешаемся над вами. Так что скажешь?
Еще один взгляд в сторону зловещего темного коридора, в котором таился неведомый кошмар.
— А как виленджи? Они не будут возражать против такого тесного общения двух подопытных экземпляров?
Джордж беспечно пожал плечами:
— Есть один-единственный способ это узнать. Если они будут возражать, то мы ничего не сможем с этим поделать.
Уокер встал с камня. С заходом «солнца» температура воздуха стала стремительно падать.
— Знаешь, на самом деле я и сам хотел попросить тебя остаться, — признался он.
Пес заговорил, старательно обнюхивая вход в палатку:
— Мы, земляне, должны держаться друг друга. По крайней мере, до того дня, пока не узнаем, что виленджи от нас хотят.
Несмотря на скуку, чувство изоляции и подавленности, Уокер, входя в палатку, желал только одного — чтобы этот день не наступал как можно дольше.
— У меня большая палатка. В ней много свободного места. Буду рад, если ты составишь мне компанию, но хочу сразу сказать тебе одну вещь.
Джордж поднял голову.
— По своим делам я буду выходить на улицу, если ты имеешь в виду это. Я не приучен выходить из дома, потому что у меня никогда его не было, но никогда не мочусь там, где сплю.
— Я не об этом. — Уокер с трудом подыскивал слова, чтобы сказать то, что ему никогда в жизни не приходилось раньше говорить. — Ну, ты не возражаешь, если я иногда буду тебя гладить?
Пес улыбнулся, широко раскрыв пасть, и, великолепно подражая голосу оптового торговца, ответил:
— На самом деле я сам собирался просить тебя об этом.
Когда среди ночи Уокера разбудила фальшивая сова, он почувствовал, что к нему прижимается теплая масса. Пес каким-то непостижимым образом сумел вползти в спальный мешок, не разбудив спавшего в нем хозяина. Первым желанием Уокера было вытряхнуть незваного гостя из мешка под полог палатки.