– Взрывчатки для этого хватит.
– Хех, вам лишь бы разрушать, – откликнулся американец. – Достаточно изолировать лабораторные помещения, и дело с концом. А то с ледниками мороки много. Вот в былые времена, с нужной техникой, а сейчас… Нет, ребята. Непредсказуемо это все.
– Я бы там все‑таки еще пошарился, – упрямо пробормотал Паштет.
– Валяй, тебя никто не задерживает, – фыркнул Треска. – А я с превеликим удовольствием двинул бы домой.
– Набедокурили, а теперь не знаете, куда податься? – усмехнулся, снова присоединяясь к разговору, спелеолог Ворошилов. – Типа – гнездо разворотили, дел наделали, пора и честь знать.
– О чем это ты? – стряхивая задумчивость, вскинулся Тарас.
– Если бы вы не приплыли, австралийцы не позарились бы на лодку, и станция уцелела, – повысил голос Ворошилов. – Дались вам нацистские побасенки, сидели бы у себя и не высовывались!
– Так мы теперь еще и виноваты? – с еле сдерживаемой яростью сжал кулаки Тарас. – Да за этот поход столько золотых мужиков головы положили, а вы тут…
– Ради чего?
– Слушай, ты. За шлюзом‑ка следи, – старпом грохнул звякнувшей кружкой по столу, расплескав остатки чая, и угрожающе поднялся со своего места. – С офицером разговариваешь! Я, между прочим, присягу давал.
– Перестаньте… – вклинился в нарастающую перепалку о чем‑то задумавшийся Савельев.
– Да всем чинам вашим и званиям уже двадцать лет грош цена! – поднялся навстречу Ворошилов. – Военные! Сами‑то все и устроили. Планету угробили, людей с городами пылью развеяли, уродов по миру расплодили, а теперь решили грехи замолить? Не поздновато ли, м?
– Ну, сволочь…
Тарас подался вперед, с рычанием протягивая к спелеологу могучие ручищи.
– Да погодите вы!.. – по изменившемуся лицу Савельева было видно, что его внезапно осенило. – Успокойтесь, капитан. И ты, Ворошилов. Нашли время. Драками проблемы не решить, только время теряем. Я вот что думаю. Корабль этот, застрявший в леднике. Мы еще мимо него по пути сюда проплывали. Как там название?
– «Лев Поликарпов», – все еще не спуская со спелеолога хмурого взгляда, ответил Тарас. – Который перед самой войной ушел.
– Точно, «Поликарпов», – продолжая что‑то обдумывать, неторопливо кивнул Савельев. – «Поликарпов»…
– Может, озвучишь уже наконец, мыслитель? – поторопил Батон. – Сейчас любые предложения хороши.
– Это ведь исследовательское судно, так?
– Ну, – Батон переглянулся с Тарасом, тот кивнул.
– Вполне вероятно, что на нем может оказаться что‑то полезное для ремонта, а?
Некоторое время в кают‑компании царила давящая тишина.
– Какого лешего на научно‑исследовательском судне должны найтись запчасти для атомной подлодки? – первым нарушил молчание удивленный Батон.
– Я имею в виду только то, что касается электронных деталей, ведь могут же быть похожие? Импульса, ломающего электронику, на полюсе не было. Эх! – метеоролог хлопнул кулаком по ладони. – Вот бы какую документацию по кораблю, это бы упростило дело.
– На разрушенной станции, может, что‑то и было, – пожал плечами Ворошилов. – До Катастрофы у нас оставались две исследовательские бригады с «Поликарпова», с ними было много бумаг, в том числе и по судну. Были и ученые, не считая Степановых.
Были и ученые, не считая Степановых. Так что бумаги можно посмотреть в бараках, в тех, что поцелее.
– Это вряд ли, – раздраженно отмахнувшись, буркнул старпом и поправился: – Это я про детали.
– Смотрите. Базу отметаем, «Новолазаревская» сожжена дотла, до других станций своим ходом не добраться, – оглядывая собеседников, продолжал рассуждать Савельев. – Лодки и снаряжение есть. Так почему бы не попробовать?
– Авантюра, – хмыкнул в усы Тарас. – Хоть «Поликарпов» действительно был корабль не простой, со специальным оборудованием – приемники спутниковые, системы наведения. Рассказывали мне кое‑что. Он вроде входил в состав космической группировки войск. Но даже если после аварии там чего и осталось, за двадцать лет в этом холодильнике все скопытилось. Да и кто ремонтом будет заниматься – ты? Нужны схемы, люди, разбирающиеся в силовых установках. Нет, брат, рук все равно не хватит, это тебе не радиолу в гараже паять.
– Мое дело предложить. Если есть другие варианты, пожалуйста, – Савельев допил остатки чая. – Но, по‑моему, это шанс.
– Я могу помочь с силовыми установками, – впервые за все время совещания подал голос сидевший рядом с Рэнди здоровяк Мичиган. – Что‑то мне подсказывает, что корабль за эти годы пришел не в лучшее состояние, но уверен, военному механику там будет на что взглянуть.
– Да уж явно не в лучшем, Капитан Очевидность. А инструменты? – спросил Макмиллан. – Где их возьмешь?
– Надо склад на станции посмотреть, может, не все сгорело. Да и тут на лодке наверняка необходимый инвентарь найдется, нужно только знать, где искать, бро.
В кают‑компании вновь повисла напряженная тишина. Несмотря на тщетность попыток выработать конкретный и мало‑мальски жизнеспособный план, каждому хотелось верить хоть и в призрачный, но все‑таки шанс на спасение.
Из ледяного плена нужно было бежать. И как можно скорее.
– Эй, черти, Лерку не видели? – поинтересовался заглянувший на камбуз Батон. – У Тахомы ее нет. Все палубы уже обшарил.
– Не‑а, – отозвался скобливший плиту Треска, который после смерти Бориса Игнатьевича негласно стал главным коком. – Свалила она куда‑то. Халтурит твоя пигалица, браток. Вон, пол недомытый. Что, авторитет растерял?
– Увянь.
– Она, наверное, к Отшельнику пошла, – сказал перебиравший у сушилки вилки и ножи Паштет, окрестивший так обитавшего в антарктическом храме настоятеля. – Библию с собой взяла, я видел.
– Давно? – нахмурился Батон.
– С полчаса где‑то, – закатив глаза, прикинул Паштет.
– Ладно. Спасибо. И поглядывайте за ножами да крышками от
консервов, а то еще порежет себя, чего доброго. Голова у нее сейчас что угодно выкинуть может.
– Угу Как скажешь, начальник.
Опять.
Переживавший за девчонку Батон стал замечать, что Лера все чаще наведывалась к священнику. И даже как будто сознательно начала сторониться общения со своим наставником, вяло поддерживая разговоры и на расспросы отвечая невнятными односложными фразами.
Да и сама девушка, искавшая успокоения от пережитых невзгод в беседах с отцом Михаилом, со временем начала тянуться к одинокому священнику не только как к духовному наставнику. Она чувствовала, как внутри еле уловимо поднимается что‑то еще.
Отец Михаил читал переживания и мысли потянувшейся к нему девушки, как в раскрытой книге, все больше и больше располагая к себе «прихожанку». Он много расспрашивал о жизни Леры в Пионерском убежище после войны, о местных нравах, об обычаях и условиях, в которых приходилось существовать горстке выживших под Калининградом.