Х.
Москва.
Успенский собор.
Снежные сугробы акрывали, чуть ли не четверть всех дорог идущих в Москву, сани порой не могли пробраться через снежные нагромождения. Однако срочный созыв иерархов русской православной церкви заставил многих почтенных архиепископов, митрополитов бросить свои дела и спешить в Первопрестольную. Ведь мечты многих властолюбивых церковных глав могли, наконец, сбыться, все же возможность восстановления, то есть избрания патриарха давала многие преимущества, да и чего скрывать, возвращала пошатнувшуюся, было десять лет назад власть.
Я добился своего – начало Архиерейского Собора неотвратимо приближалось. Труды, потраченные за возможность созвать церковных глав, были затрачены не зря. Так что такое эфемерное понятие как Удача все-таки соблаговолило повернуться ко мне лицом, а не задом. Вот только дела многие мирские и духовные требуют пристального внимания, не взирая ни на какие удачливые совпадения, к тому же сами иерархи все-таки люди, а значит, ключики к ним подбирать надо как можно скорее, желательно начать это делать прямо сейчас…
Одним желанием людей не перекуешь под свои нужды. Именно поэтому необходимо предусмотреть любые случайности, как с самими людьми, так и временем проведения Собора, аккурат за полтора месяца до Пасхи, дабы времени хватило добраться до Успенского собора даже из медвежьего уголка Русского царства. Провести все положенные службы, и только после этого начать Архиерейский Собор.
Правда я сам все эти службы и обряды не люблю. Хотя необходимость церкви понимаю получше всех собравшихся, все-таки она опора для страждущих и надежный костыль для сомневающихся. Однако я ни к тем, ни к другим не принадлежу, с давних пор сам привык все делать и решать, не спихивая проблемы на других людей.
Невзначай вспомнилась недавняя встреча с постриженной некогда в монахини матерью. Сначала я, конечно, думал о том, что может засомневаться сия особа в моей подлинности, да вот только не учел одного, прошло то почти дюжина лет и воспоминания о маленьком сыне понемногу выветрились из головы не самой заботливой мамаши. Что и говорить, если уже через полгода после пострига мать начала жить заново в миру, да еще и завела себе на стороне любовника, который не побоялся приехать вместе с ней ко двору. Хм, первая идея посадить его в холодную, не прошла проверки на прочность и почти сразу же была отринута как ненужная, а вторая за неимением никакой другой подходящей мысли была принята за основу. Проще говоря, мать поселилась в малом дворце в Коломне, вместе со своим любовником, правда довольствия матери я выделил небольшое, меньше чем Екатерине с двумя малолетними великим княжнами, все-таки расточительство не лучший способ растраты итак постоянно пустующей казны. Конечно можно сказать, что нельзя так с родной матерью, мол родная кровинушка и все в этом духе, да вот только не чувствовал я ничего в груди при виде этой женщины. Если при Петре вторая натура, давно задавленная мной, иногда начинала трепетать, то при виде матери там даже ничего не шелохнулось. Может это не та Лопухина? Мелькнула еретическая, глупая мыслишка, но какой-то неприятный осадок все же остался, и видимо часть сомнений и холодок вышел наружу. Мать, возможно почувствовавшая это попросилась уехать в Коломну, где еще в бытность своей молодости батюшка построил ей толи небольшой дворец толи княжий терем. Что мне оставалось делать? Пришлось отпустить, стирая с уст радостную улыбку, возможно потом, когда я буду готов к новой встрече, она пройдет иначе. Уезжая, Лопухина с некоторой неохотой благословила нас с Олей, как-то странно поглядывая на нее, будто узнала что-то такое, отдаленно-знакомое, чуть ли не родное, но, постояв пару минут, она все-таки вымучила из себя улыбку и, забравшись в карету, стоящую на полозьях попрощавшись, тронулась в сопровождении двух взводов безопасников в Коломну.
Негромкое покашливание заставило меня пробудиться от собственных мыслей, справа стоял епископ Иерофан, с улыбкой глядящий на иерархов, на стенах собора висели разнообразные образы, иконы. Вот только глядеть на них не хотелось, не лежит душа созерцать всех этих угодников и великомучеников, похожих друг на друга словно близнецы.
Прежде чем начать сам Собор иерархи должны были отстоять службу, а вместе с ними и мне предстояло мучаться, все-таки нам предстоит решить действительно серьезный вопрос. Одна беда, все эти заунывные речитативы у меня ничего кроме зевоты не вызывают, никакого священного трепета, экстаза не возникало, даже обычное любопытство, присущее каждому человеку, кому-то в большей, а кому-то в меньшей степени, быстро пропало. Еле-еле удается сдерживать очередной приступ зевоты, причем, чем дальше, тем утомительней и упорней шла борьба с собственным ртом, того и гляди норовивший открыться в самый неподходящий момент. Так что само богослужение для меня прошло в борьбе с самим собой.
Как это бывает, почти все собравшиеся в Успенском соборе испытывали некое вдохновение после службы, от большинства епископов разливались во все стороны волны спокойствия, заставляя меня уверовать в положительную реализацию своей задумки. Да и зачем ссориться, ругаться всем им, в такой то день? Ведь не абы кого выбирать придется, а целого патриарха!
Да и в умах сердобольных иерархов должны быть мысли о том, что все они братья одного сана, все достойны и недостойны одновременно, все-таки все мы люди, значит и грешны мы перед самими собой. Следовательно какие свары могут быть, если выберут одного наиглавнейшего из своего круга?
Да, наивен я был думая так, очень наивен, ведь предупреждал меня епископ Иерофан, мол не торопись надо к этому делу спокойней, рачительней подойти, да вот только не послушал я его, что ж теперь придется самому все это расхлебывать, благо что ключи к душе каждого найти можно. Тем более что после почти пяти часовой службы все иерархи разошлись по отведенным им покоям, так что завтра они должны прийти на Собор в приподнятом, умиротворенном состоянии. Ну не могут же столь светлые головы, как иерархи церкви за один день изменить своему покою души, да и польза от службы испариться не должна.
А ведь как все хорошо сначала начинался Архиерейский собор. Все шло чинно, мирно, никакой суеты, одна благодать. Казалось бы, торжественная молитва принесла в умы архиепископов, митрополитов некое просвещение, помогающее им избрать достойнейшего среди равных. И вроде все к этому и шло, речи хвалебные лились рекой, все ближе и ближе подступаясь к главному вопросу – избранию патриарха.
Вот только Удача, зараза частенько спину свою показывает, будто насмехаясь над тобой, в самый последний момент принося разлад в казалось бы, столь четко выверенные планы. Приглядишься и можешь увидеть вместо легкой походки, напряженную спину хищника, готового в случае нужды атаковать любого покусившегося на принадлежащее ему добро.
Я сам на выборах присутствовать не мог, хоть и царь, а все-таки мирянин, стало быть, должен смиренно отступить в сторонку и покорно ждать окончания «съезда». Ибо выбор, который сделают духовные отцы, священен. Однако свои способы узнать нужное мне были и у меня, все же думаю я в первую очередь не за себя, а за покой русского человека, так что думаю ничего плохого от одного, двух взглядов на творящееся священнодействие не случится.
Кандидатура епископа Иерофана, кое-как нашедшего лазейку в строгом законе о выборе патриарха вызвала нездоровый ажиотаж. Хотя с самим-то предложением все было в порядке. Незадолго до начала Архиерейского Собора мне пришлось лично пообщаться с местоблюстителем патриаршего престола, митрополитом Московским и Всея Руси – Стефаном Яворским, дабы он сам выдвинул кандидатуру еще относительно молодого претендента на клобук и посох.