– Там явно было что‑то, о чем им не хотелось откровенничать, но мне кажется, к делу это отношения не имеет.
В комнате стало тихо. Фредрика тихонько кашлянула, и ассистентка, Эллен Линд, что‑то записала в блокноте.
– Так, – кивнул Алекс. – А как вы собираетесь работать дальше? Лично я не успокоюсь, пока мы не опросим большинство друзей и знакомых семейства Альбин. Плохо будет, если мы не найдем других свидетельств, кроме мнения супругов Юнг насчет того, стрелял Якоб Альбин или нет и злоупотребляла ли покойная дочь наркотиками. – Он раздраженно тряхнул головой. – Что еще нам известно о смерти дочери? – нахмурился он. – Там нет никаких странностей?
– У нас не было времени внимательнее ознакомиться с причинами ее смерти, – подал голос Юар. – Но я думал, простите, мы думали заняться этим сегодня во второй половине дня. Если посчитаем, что для этого есть основания.
Алекс постучал карандашом по столу.
– Я бы предложил вам кое‑что другое. Фредрика, чем ты занята сегодня?
Фредрика заморгала, словно проспала все собрание.
– Я хотела отдать на перевод несколько бумажек, тех, о которых я говорила. А так – больше ничего у меня нет.
– Бумажек? – недоверчиво переспросил Петер, больше для того, чтобы хоть что‑нибудь сказать.
– Мужчина, которого сбила машина около университета, при себе имел несколько клочков бумаги, скатанных в шарики. На них что‑то написано по‑арабски.
– Раз уж мы все равно заговорили об этом деле, – сказал Алекс и посмотрел на Фредрику, – есть ли у нас на этом этапе расследования основания подозревать намеренное преступление?
– Нет, – ответила Фредрика. – Во всяком случае, на основании предварительных выводов врачей. Вскрытие будет произведено позже.
Алекс кивнул.
– Насколько я знаю тебя, вряд ли ты будешь заниматься этим весь вечер. Может, разберешься с причиной смерти дочери Альбинов и напишешь нам подробный рапорт – просто чтобы все расставить по местам? Не думаю, что найдется что‑нибудь неожиданное, но для порядка надо бы эту тему проработать основательнее.
Фредрика осторожно улыбнулась, не смея глядеть в сторону Юара. Вдруг он такой же, как и Петер, не терпит, когда его обходят? Она еще не составила себе толком мнения о нем, но впечатление он производит хорошее. Очень хорошее. Беглый взгляд в его сторону успокоил ее. Казалось, его это совершенно не беспокоит. Похоже, первое впечатление ее не обмануло.
– Конечно, я займусь делом о смерти их дочери, – согласилась она. – Но, боюсь, сегодня я не смогу надолго остаться.
– Этого и не нужно, можешь продолжить завтра утром, – поспешил добавить Алекс.
Петер ловил его взгляд, пытаясь угадать, что ожидает его самого.
Алекс чувствовал, как закипает от злости.
– Мы с Юаром съездим в церковь, где служили Альбины, – сообщил он, пару раз сглотнув. – Утром мне позвонил настоятель, он готов оказать нам всяческое содействие. Мы поговорим с ним и после решим, как нам поступить дальше: есть ли у нас основания подозревать, что в деле замешан кто‑то еще или же Якоб Альбин и был единственным преступником. И будем молить Бога, чтобы до конца дня нам удалось найти их дочь Юханну.
Петер уставился на Алекса.
– А что я буду делать? – спросил он, стараясь не выдать голосом обиды.
У него не получилось.
– Тебе следует явиться к начальнице отдела кадров в два часа, – глухо сказал Алекс. – И на твоем месте я бы не опаздывал.
У Петера заныло сердце.
– Что‑нибудь еще? – спросил Алекс.
Поколебавшись, Юар все же сказал:
– У нас сложилось впечатление, что эта квартира не была их домом.
– Что‑нибудь еще? – спросил Алекс.
Поколебавшись, Юар все же сказал:
– У нас сложилось впечатление, что эта квартира не была их домом.
– Что? – удивился Алекс.
Юар покосился на Петера, который сидел, сжав челюсти и уставившись в стену.
– Я же говорю – это только ощущение, – объяснил Юар. – Дом удивительно безликий, словно каждый его квадратный метр там обставлен только с представительскими, так сказать, целями.
– Нам придется разобраться с этим, – ответил Алекс. – Дачные домики и прочее не обязательно должны быть записаны на родителей. С таким же успехом их могли зарегистрировать на одну из дочерей. Фредрика, не возьмешь на себя и это, раз уж взялась?
После чего объявил, что совещание закончено.
Ровно в два часа Петер явился к начальнице отдела кадров, Маргарете Берлин, не ожидая ничего хорошего. Он не мог забыть строгий взгляд Алекса. Пару минут ему пришлось подождать за дверью.
– Заходи и закрой дверь, – сказала Маргарета Берлин своим неподражаемо сиплым голосом – результат, скорее всего, злоупотребления виски и все более громкого opa на подчиненных по мере продвижения по карьерной лестнице.
Петер поспешно сделал, что велено. Он испытывал бесконечное уважение к этой высокой плотной женщине на столом. Волосы Маргареты были очень коротко подстрижены, но ей все равно удавалось выглядеть женственно. Своей большой рукой она указала ему на стул напротив.
– Анна‑Карин Ларссон – тебе знакомо это имя? – спросила она так резко, что Петер вздрогнул.
Он покачал головой и сглотнул.
– Нет, – ответил он и смущенно кашлянул.
– Не знаешь? – переспросила Маргарета чуть мягче, хотя глаза ее все еще были темным от гнева. – Так я и думала.
Она выдержала паузу.
– Но зато тебе нравятся рогалики?
Петер собрался уже перевести дух: если у нее нет на него ничего, кроме той дурацкой истории, то скоро его отпустят на все четыре стороны. Но кто такая эта Анна‑Карин Ларссон, он все еще не знал.
– Ах, вот в чем дело, – сказал Петер и чуть улыбнулся: этим приемом он пользовался, чтобы смягчать сердца женщин любого возраста. – Если ты меня вызвала из‑за шутки с рогаликами, то сразу скажу: я ничего такого не имел в виду.
– Да ну? Это, конечно, обнадеживает, – сухо заметила Маргарета.
– Нет, правда, – повторил он и развел руками. – Если кого‑нибудь в кафетерии обидело, что я выразился немного… ну… как сказать, – вульгарно, – то я, разумеется, прошу прощения.
Маргарета посмотрела на него через стол. Он не отвел взгляда.
– Немного вульгарно? – переспросила она.
Петер растерялся:
– Может, излишне вульгарно?
– Да уж. Можно сказать, крайне вульгарно. И очень печально, что Анне‑Карин пришлось терпеть такое поведение всего лишь через три недели, как она начала работать у нас.
Петер дернулся. Анна‑Карин Ларссон. Вот как, значит, ее зовут, эту очаровательную аспирантку, перед которой он опозорился.
– Я, разумеется, разыщу ее и извинюсь, – затараторил он, запинаясь. – Я…
Маргарета остановила его жестом:
– Само собой, извиниться придется, – веско произнесла она. – Это настолько очевидно, что даже не обсуждается.
Черт побери. Значит, эта кукла распустила нюни и первым делом побежала жаловаться начальству. Маргарета словно прочла его мысли:
– Нет, это не Анна‑Карин мне рассказала.
– Не она? – переспросил недоверчиво Петер.