– Боюсь, что многие из нас и прихожан не были готовы к этому.
Алекс поднял брови:
– Простите, боюсь, я вас не совсем понял…
Рагнар Винтерман выпрямился.
– Все здесь были в курсе проблем Якоба со здоровьем, – сказал он, глядя в глаза Алексу. – Все. Но совсем немногие из нас знали, насколько плохо ему иногда бывало. О том, к примеру, что он проходил лечение электрошоком, знало лишь несколько человек. Когда он ложился на лечение, мы обычно говорили, что он в санатории или на курорте. Он сам это предложил.
– Он боялся показаться слабым? – спросил Юар.
Рагнар перевел взгляд на него.
– Я так не думаю, – ответил он и немного откинулся назад. – У него все же была нормальная самооценка. Но он знал, как и все мы, что вокруг этого недуга в обществе существует множество предрассудков.
– Насколько мы поняли, он был болен довольно давно, – произнес Алекс и про себя выругался, что они до сих пор не связались с лечащим врачом Якоба.
– Несколько десятков лет, – вздохнул настоятель. – С юношеских лет. Слава богу, медицина с тех пор сделала большие успехи. Я понял, что первые годы были для него особенно тяжелыми. Вроде бы его мать тоже страдала от депрессии.
– Она жива? – спросил Юар.
– Нет, – ответил настоятель и отпил немного кофе. – Она покончила жизнь самоубийством, когда ему было четырнадцать. Вот тогда он и решил стать священником.
Алекс вздрогнул. Некоторые проблемы, похоже, передаются, как эстафета, от поколения к поколению.
– Что вы думаете о произошедшем вчера вечером? – осторожно спросил он и попытался поймать взгляд настоятеля.
– Вы имеете в виду, верю ли я, что это совершил Якоб? Застрелил Марью, а затем себя самого?
Алекс кивнул.
Рагнар сглотнул несколько раз, глядя мимо Алекса и Юара в окно, на снег, лежащий на деревьях и на земле.
– Увы, я думаю, что именно так все и произошло.
И, словно вдруг ощутив, что сидит в крайне неудобной позе, он подвинулся и закинул ногу на ногу. Свои большие ладони он положил на колени.
Единственным звуком, нарушавшим повисшую тишину, было чирканье ручки Юара, скользящей по наполовину исписанной странице блокнота.
– Последние трое суток он явно был в ужасном состоянии, – произнес Рагнар напряженным голосом. – И я жалею, да, сожалею от всего сердца, что не поднял тревогу и ничего не рассказал хотя бы Марье.
– Что именно? – спросил Алекс.
– О Каролине, – промолвил Рагнар и, наклонившись над столом, спрятал лицо в ладонях. – Бедняжка Лина, у нее вся жизнь пошла наперекосяк.
Алекс заметил, что Юар перестал писать.
– Вы хорошо ее знали? – поинтересовался он.
– Взрослой – нет, не очень. Я хорошо ее знал, когда она была моложе, – произнес Рагнар. – Но Якоб постоянно рассказывал о ее жизни. О ее пристрастии к наркотикам и попытках с ними покончить.
Он покачал головой.
– Якоб лишь несколько лет назад осознал, что с ней происходит. Она всегда ведь была очень требовательна к себе, и когда во время учебы она не смогла всегда быть первой, то начала пробовать разные наркотики. Сначала чтобы успевать больше и лучше, а потом эта зависимость стала ее очередной проблемой.
– Но ее мать, Марья, наверняка тоже знала о проблемах Каролины? – предположил Алекс.
– Разумеется, – ответил Рагнар. – Но с отцом у девушки были более доверительные отношения, поэтому именно он лучше представлял себе ситуацию. А поскольку проблем у супругов и без этого хватало, Якоб предпочел не посвящать Марью во все подробности.
А поскольку проблем у супругов и без этого хватало, Якоб предпочел не посвящать Марью во все подробности.
– Все равно она должна была что‑то заподозрить, – заметил Юар. – Ведь, насколько я понимаю, дочь регулярно принимала наркотики на протяжении нескольких лет.
– Да, это, конечно, так, – принялся объяснять Рагнар с некоторой жесткостью в голосе. – Но при некотором усилии все можно сгладить, тем более для матери, которая все равно не в силах увидеть очевидное.
– Вы имеете в виду, она закрывала глаза на некоторые проблемы дочери? – спросил Алекс.
– Да, именно так, – подтвердил Рагнар. – И по‑моему, не так уж это странно. Альбинам и без того было тяжко из‑за болезни Якоба, а тут внезапно еще и с дочерью проблемы. У Марьи просто не осталось сил. Так иногда случается.
Алекс, как отец двоих детей, не был так уж согласен с настоятелем, а впрочем, комиссар плохо представлял себе, что такое постоянно жить рядом с человеком, страдающим тяжелой депрессией. Наверное, существует некий естественный предел горя, которое человек может вынести. В этом смысле Рагнар прав.
– Якоб получил известие о смерти дочери в воскресенье вечером, – продолжал Рагнар. – Он позвонил мне вскоре после этого, в растерянности и отчаянии.
– А от кого он получил это известие? – спросил Алекс.
На мгновение Рагнар замялся:
– Я не знаю… это важно?
– Скорее всего, нет, – сказал Алекс, – но хотелось бы знать все равно.
Юар беспокойно заерзал:
– Разве он ничего не рассказал жене?
Рагнар прикусил нижнюю губу и покачал головой:
– Ни слова. И меня умолял тоже ничего не говорить. По его словам, он хотел сам осмыслить случившееся, прежде чем говорить об этом Марье. Признаться, я не видел причин не пойти ему навстречу и дал ему время до среды, то есть до сегодняшнего дня.
– До сегодня? – переспросил Алекс.
Настоятель кивнул.
– Сегодня Марья должна была принимать участие в приходском собрании, и если бы Якоб до тех пор не сообщил ей скорбную весть, то я бы сам это сделал – так мы с ним договорились. Ей ведь следовало это узнать в конце концов.
В голове у Алекса крутилось множество мыслей. Картина постепенно прояснялась.
– А потом вы разговаривали с ним или это был последний разговор?
– Мы созванивались еще один раз, – отозвался Рагнар и снова напрягся. – Вчера. В его голосе звучало странное облегчение, он заявил, что собирается рассказать все Марье вечером. Что все разрешится.
Он сделал глубокий вдох. Алекс испугался, что настоятель разрыдается, но этого не произошло.
– Что все разрешится, – повторил настоятель глухим голосом. – Мне следовало понять, следовало предпринять что‑нибудь. Но я ничего не сделал. Пальцем не пошевелил.
– Такое часто случается, – заявил Юар таким деловитым голосом, что настоятель и Алекс удивленно посмотрели на него.
Юар отложил ручку и отодвинул блокнот.
– Мы полагаем, что мы разумны и проницательны в любой ситуации, но, к сожалению, человек устроен иначе. Мы ведь не способны читать мысли, и «понять» мы можем только потом, когда узнаем все факты и станет ясно, что нам следовало что‑нибудь предпринять. И тогда мы призываем самих себя к ответу. Совершенно напрасно. – Он покачал головой. – Поверьте, в тот момент у вас не было тех решающих сведений, которыми, как вам теперь кажется, вы располагали с самого начала.
Алекс изумленно посмотрел на своего молодого коллегу: как же мало мы знаем друг о друге!
– Другие друзья Марьи и Якоба утверждают, что Якоб не мог застрелить себя и жену, – сказал он.