Я держалась за его локоть - единственное, до чего могла дотянуться. По крайней мере, на ощупь это было похоже на локоть. Шел дождь - большие, оглушительные капли, тепловатые и почему-то маслянистые. Казалось, мы на улице. Подо мной была не то земля, не то солома, а может, компост или грязь. До этого мы ехали по какой-то проселочной дороге. И что это так жжет? Угодила рукой в крапиву? Или это какая-нибудь новая пытка? Изобретенная специально, чтобы мозг улетучивался из головы и витал где-то сверху, будто запасная луна в небе, где вместо света - тополиный пух радиации, как и положено в двадцать первом веке.
Позабыв о своем атеизме, я шептала беззвучную молитву всех отчаявшихся, словно выброшенная на берег рыба, раскрывшая рот для смертельного вдоха. Легкое сотрясение мозга перемешивало фразы в барабане лингвистической лотереи. "Как и мы прощаем, да святится имя Твое, Отче наш, да приидет Царствие Твое, хлеб наш насущный, долги наши, как на небе, избави нас".
Любая гавань - спасение.
Все, хватит. "Слава тебе за то, что девятый грудной, а не первый шейный. Слава тебе за то, что я жива, а не мертва, а моя мать - наоборот, и что, когда я езжу к отцу, он понятия не имеет, кто я такая. Слава тебе, слава тебе, слава. Куандо те тенга, вида, куандо те кьеро", - бормочу я, как слабоумная, выезжая из комнаты и выполняя сложную туалетную процедуру. По возвращении я вижу спутниковые снимки: гигантская облачная спираль, в центре которой, словно небесная затычка, торчит бельмо урагана. Серия диаграмм показывает, как зарождаются подобные сверхциклоны: нагревающиеся морские воды, растущий объем испарений, поток воздуха сверху и тот ужас, что получается в результате подобных комбинаций. Вывод: из-за глобального потепления ураганы станут "частью пейзажа".
Частью пейзажа.
Пробую странное выражение на язык, изображаю ветряк и смотрю на то, как незнакомые мне люди паникуют, импровизируют, плачут, машут руками и идут ко дну.
Когда голова идет кругом, мой желудок требует еды. Готовлю я неважно и, как большинство мне подобных, спасаюсь от голодной смерти омлетами. Бухаю четыре яйца на подтаявший кусок масла и начинаю все это размешивать. Повар из меня никакой, зато в искусстве приготовления кофе я - настоящий спец: благодаря благотворному влиянию моего первого психоаналитика у меня появился маниакально-точный утренний ритуал, который включает следующие этапы - намолоть колумбийских зерен; аккуратно зарядить маленький, но идеальный перколятор, утащенный из отцовской квартиры после того, как он окончательно переселился на свой личный остров Где-то там; взбить пенку из горячего молока с помощью специальной штучки, которая работает на батарейках и чем-то напоминает вибратор. Десять минут спустя завтрак приготовлен и съеден, и я ощущаю себя не то чтобы заново родившейся, но ожившей процентов на семьдесят, а это - максимум, на что я могу рассчитывать на реабилитационном фронте. Еду на работу. По радио передают последние новости о "Стелле", которая наконец-то сворачивает к океану.
Сквозь открытую дверь в комнату отдыха слышны частая дробь теннисного шарика и глухие раскаты музыки: подростки столпились перед большим экраном и смотрят Эм-ти-ви. У дальней стены, растянувшись на одном из облезлых ковриков для молитв, монотонно, на одной ноте мычит какой-то мальчик; неподалеку переминается с ноги на ногу парнишка-копролалик, бормоча ругательства. Проезжаю мимо необъятных размеров девочки, которая покачивается под музыку: складки жира свисают над поясом джинсов, лицо гладкое и пустое, как пластиковая маска, на голове - огромный разноцветный тюрбан из футболок. Сосредоточенно за ней наблюдая, рядом готовится мастурбировать тот мальчик, который месяц тому назад выковырял себе оба глазных яблока - пришлось возвращать их на место хирургическим путем. Все как всегда.
- Пессимистические прогнозы сбываются, - объявляет телеведущая. - Ураган "Стелла" вновь изменил направление. Теперь можно с уверенностью сказать, что он движется к Рио и обрушится на город в ближайший час.
Заметив меня, Бетани ухмыляется и потрясает кулаком, словно одержавший победу спортсмен:
- Йоу, Немочь.
После трех чашек кофе в голове у меня прояснилось, и я полна решимости держать себя в руках, невзирая на последние новости. Единственный безопасный подход к случившемуся: принять как данность, что предсказание Бетани - случайная догадка, основанная на сведениях какой-Нибудь Богом забытой метеостанции, на которые моя подопечная наткнулась в Сети. Или обычное совпадение. Как там выразился Фрейзер Мелвиль? "Дело закрыто". От меня как от профессионала требуется не поощрять заблуждение Бетани (в том, что это не просто случайное попадание в яблочко), а всячески ему препятствовать. Альтернатива - путь Джой Маккоуни - немыслима. Загвоздка, однако, в том, что для людей, которые обязаны разбираться в неуемных фантазиях, не написано инструкций на случай, когда подобные выдумки все же сбываются. А значит, действовать придется, полагаясь лишь на остатки своей интуиции.
- Да, Бетани, ты попала в десятку.
- А то, - фыркает она сквозь жвачку. Лицо все такое же бледное, но на щеках появился слабый, восковой румянец. Она похожа на одну из тех Мадонн, что плачут кровавыми слезами в преданных мистицизму уголках земли. - Ну что, Немочь? Ничего не хочешь мне сказать?
- Хочу, - отвечаю я уклончиво. - Но вряд ли это то, что тебе так не терпится услышать.
- Начнешь талдычить про случайные совпадения и все такое, да? Как Джой в те времена, когда тоже сидела на нуле. Ну смотри сама. Хочешь так думать - пожалуйста.
Медленно киваю, но пока помалкиваю.
- Вечно они суют людям одеяла, - комментирует она, мотая головой в сторону экрана и гоняя во рту серо-зелёный комочек. - Зачем? Они там что, мерзнут?
- От шока температура тела падает, - машинально отвечаю я, стараясь не показать, как меня раздражает лаконичное самодовольство, с которым она наблюдает за разворачивающейся трагедией. Похоже, она даже не осознает, что все это значит для конкретных людей. В ее глазах они - пиксельные человечки, компьютерные симы, в чьи жизни можно сколько угодно вмешиваться, а захочется - так стереть, и дело с концом. - Особенно если человек промок. Тепло успокаивает.
Два года назад я сжимала локоть Алекса и думала, что, если тело холодное - это не обязательно плохой знак. Что достаточно стиснуть его локоть покрепче и время от времени пожимать - пусть знает, что я рядом, грею его своим теплом, - и все как-нибудь образуется. О его семье я думала тоже. Теперь все откроется, выйдет на свет. С притворством покончено. Тошнотворный страх боролся с радостью, которую отравляло смутное подозрение, что потом, если я совсем не обессилею, то, наверное, ударюсь в панику. Скоро мне вколют что-нибудь успокоительное, с надеждой думала я. А может, уже вкололи. Тогда мне и в голову не приходило, что мои травмы серьезны. Я ничего не чувствовала, но это меня даже радовало, как признак того, что я цела, что все у меня на месте. Да, точно: мне ввели какой-то транквилизатор. Какие же они молодцы, заботливые, настоящие профессионалы. Можно закрыть глаза, поспать.
"Моя жизнь кончена, - сообщает миру плачущая женщина в цветастом платье - дублированная американским голосом. - У меня ничего не осталось. Мой малыш умер".
Малыши всегда берут меня за живое. Отвожу глаза. За оконной решеткой клубятся попкорновые облака.
- Ладно. Потом поговорим. Мне пора.
- Пойдешь медитировать? Управление гневом и все такое? - Усмехнувшись, Бетани снова утыкается в телевизор, где вкратце перечисляют другие новости: паника на японской бирже, актриса, однажды снявшаяся в фильме с Томом Крузом, умерла от передозировки, число жертв в Иране перевалило за полмиллиона. В дверях мне вдруг приходит в голову одна идиотская, но страшная мысль. Замираю как вкопанная. Разворачиваюсь.
- По-твоему, о чем еще ты знала заранее?
Пожимает плечами:
- О многом. Помнишь землетрясение в Непале, две недели назад? Я тебе о нем говорила.
- Да? - Помнится, на недавнем занятии в студии, пока Бетани рисовала что-то вроде занимающихся сексом машин, она параллельно сыпала датами, географическими названиями и событиями. В тот момент меня больше интересовали ее рисунки, а не бредовые комментарии.
- Ну да. А ты не слушала. - Перехватив взгляд санитара, Бетани предлагает ему жвачку, от которой тот отказывается.
"Нет, слушала, - мысленно оправдываюсь я. - Но фильтровала, потому что иначе с вами нельзя - сразу запутаешься".
- Что еще?
- В следующий раз разуй уши, - говорит она, зевая. - Это дерьмо еще долго не кончится.
- Но как же так… Тысячи погибших, лишившихся крова… И если ураган доберется до города…
- Доберется.
- Еще тысячи жизней будут разрушены…
- Ну и что? Не парься, - прерывает она. - Слыхала про такую вещь, как "свершившийся факт"? Кстати, с какой стати ты вдруг распереживалась за этих латиносов? В прошлый раз тебе не было до них дела. - Недоверчиво качает головой. - Точь-в-точь как доктор Эхмет. Хассан для тебя. Он же турок, верно? Я рассказала ему о землетрясении, которое разрушит Стамбул, но куда там - как об стенку горох!
- Землетрясение в Стамбуле? - Пожалуй, настало время перенастроить систему фильтрации. В качестве эксперимента, конечно. У меня стискивает горло. - Освежи мою память.
- В следующем месяце. Бери на карандаш - двадцать второе августа. По сравнению с ним все это покажется аттракционом из парижского Диснейленда. Ай карамба, Немочь.
Через два часа Бетани по-прежнему сидит в том же кресле, закинув ногу на подлокотник, жует жвачку и смотрит, как ураган "Стелла" несется по Рио вихрем бурлящей воды, тумана и обломков.
- Эй! - Бетани приветствует меня взмахом руки. - Присоединяйся.
Разворачиваю кресло и паркуюсь рядом с ее стулом. На экране вертолеты роятся у хвоста урагана, словно надоедливые мухи, передавая живое видео из зоны бедствия: полные трупов потоки грязи заливают равнины, превращая их в болота, грузовики спасательных служб стоят перед завалами, зеркальные полосы нефти растекаются вокруг разбитых танкеров. По мере того как "Стелла" крушит Рио, сквозь верхние слои плоти мегаполиса начинает проглядывать древнее нутро, покореженное и разоренное, пейзаж в духе Иеронима Босха - жидкие улицы, вскрытые халупы и обломки неизвестного происхождения, некогда бывшие частью - чего? Детских площадок, школ, баров, больниц, борделей, домов, в которых ссорились дети, занимались любовью взрослые, варили рис, рожали: обычное человеческое существование, простое и тяжкое, приправленное горем, замешанное на тоске и страстях. Яростный шар солнца спустился к самому городу, целует его взасос, перемешивает день с ночью. На фоне заката, поднимаясь из одеяла облаков, белеет на горе статуя Христа Спасителя, распростертыми руками благословляя сушу, океан и небо. Поразительно, но до меня только сейчас доходит, что сама фигура похожа на гигантское распятие. В ее масштабах есть нечто ужасающее и одновременно трагичное, будто ее размеры и претенциозность обратно пропорциональны создавшей ее экономике, - осязаемый пример грандиозных духовных амбиций, не находящих соответствия на земле.
- Тот факт, что Спаситель устоял против порывов ветра мощностью до трехсот километров в час, делает честь предусмотрительности и мастерству автора проекта, Эйтора да Силва Кошта, - говорит комментатор. - В это страшное время Спаситель остается символом надежды…
- Эй, Немочь! Гляди в оба, - возбужденно говорит Бетани. - Сейчас начнется самое интересное.
- В каком смысле "интересное"? - взвиваюсь я. Иногда удерживать себя в рамках профессиональной этики получается лишь ценой героических усилий. Иногда и не получается. И пусть.
- Ш-ш-ш! - требует она. Смотрю на ее резкий маленький профиль. Сосредоточенная, с блестящими глазами, Бетани следит за развитием событий с таким вниманием, будто приложила руку к их режиссуре. Между тем изображение на экране переключилось на другую камеру. Кадры прыгающие, "живые", сделанные откуда-то с высоты, напротив статуи. Картинка увеличивается, приближая возвышающуюся над лесом у подножия горы фигуру в белом одеянии.
- Олицетворение вечного покоя, - говорит комментатор. - Статуя стоит на вершине горы Корковадо, посреди крупнейшего в мире городского парка. Воплощение души самого Рио и надежд сотни миллионов бразильцев на то, что ужасающие последствия урагана "Стелла" когда-нибудь…
Камера как будто подпрыгивает. Запнувшись, комментатор неуверенно продолжает, но тут вмешивается бесплотный голос, который взволнованно выкрикивает что-то по-португальски. Помимо толчка камеры - по крайней мере, именно так кажется поначалу - по картинке на экране так сразу и не поймешь, в чем дело. Может, я что-то пропустила? Раздаются все новые голоса, и вот уже в эфире звучит разноязыкий сбивчивый хор, как будто сотни разных каналов слились воедино. Изображение дрожит и выравнивается, зум выезжает и сразу же уползает обратно. Какие-то неполадки.
Потом врывается знание, и сердце пропускает удар, оставив в груди пустоту безвременья.
- Бетани! - резко говорю я. Поднять на нее глаза я не рискую - знаю: она улыбается.
"Бетани, - думаю я. - Прекрати, не надо".
Фигура Христа, теперь повернутая профилем, покачивается и кренится вперед.
Головокружение. Потом - мгновение бездонной тишины.
Есть такие минуты, про которые сразу знаешь: они войдут тебе в кровь с пометкой "запомнить" и будут, не тускнея, возвращаться к тебе до конца дней, хочешь ты того или нет. Еще какую-то долю секунды белая фигура стоит, как будто застыв в раздумье, и только потом ныряет вниз головой в долгий, завораживающе прекрасный полет к смерти: сначала медленно клонится вперед, отделяясь от постамента, а затем сдается на милость законов природы. У меня перехватывает дыхание. Грандиозный размах того, что я вижу, ужасает и притягивает одновременно. Комментарии смолкли. Единственный фон - глубокая тишина. А потом, с отложенной инерцией полусна-полуреальности, фигура падает на склон горы, отскакивает, словно огромная кегля, и по мере движения распадается на куски: сначала надламывается и отлетает одна рука, потом раскалывается на две половины торс, фрагменты кувыркаются в воздухе и ныряют в густую смесь дыма, нефти, дождя и туч. Сжиженный мираж то ли рая, то ли…
А я смотрю на него, узнаю его, и меня бросает то в холод, то в жар.
Ныряльщик с рисунка Бетани.
- Боже мой, - шепчет в телевизоре мужской голос. - О господи…
Молчание нарушено, все заговаривают хором, потрясенно лепечут что-то недоверчивое, возбужденное отчаянное.
Мое поколение видело немало символов, уничтожаемых в прямом эфире: Ленин в России, Берлинская стена, Саддам в Багдаде, башни-близнецы. В прошлых свержениях был смысл - по крайней мере, для тех, кто за ними стоял. А здесь какой смысл? Чья вина? Что кроется за случайной, грянувшей как гром среди ясного неба, катастрофой - "Божий промысел"?
Объяснений нет. Никаких, даже самых нелепых. Одна лишь пустота.
Не говоря ни слова, потому что все они застряли у меня в горле, разворачиваю кресло и поскорее качу прочь.
Вечером, уже дома, включаю телевизор и вижу все это снова - раз за разом, потому что телевизионщики по опыту знают, как мы ненасытны: пока не обсосем до косточек, не переварим и не прокрутим в голове каждую деталь, в реальность случившегося ни за что не поверим. Как и следовало ожидать, волна разглагольствований, зародившаяся после эпического падения Христа, разрослась в международное, межконфессиональное вавилонское столпотворение мнений и эмоций. Метеорологи, геофизики, каменотесы, религиозные лидеры, психологи и даже затесавшийся среди них концептуальный художник препарируют новость. Как выяснилось, мыльный камень, из которого была сделана статуя, чрезвычайно устойчив к атмосферным воздействиям, включая самые сильные ветры. Но, как возражает некий инженер, если в цоколь ударил тяжелый предмет - что вполне вероятно, учитывая, сколько обломков носилось в воздухе, - статуя вполне могла отделиться от опоры, и в таком случае держалась на постаменте только за счет собственного веса. "Вы только взгляните на ее местоположение: вершина горы - более уязвимой позиции нельзя и придумать. На такой высоте, при такой скорости ветра…" Тут подает голос другой эксперт: дело не в том, что катастрофа была неизбежна, а в "редчайшем стечении погодных условий и структурной физики". Сеть гудит голосами доморощенных конспирологов. Падение Христа вызвала мини-бомба с дистанционным управлением - часть "израильского заговора в духе одиннадцатого сентября". Нет, тут замешаны мусульмане и очередной джихад. Нет, это месть Ирана. Противоречащие друг другу мнения и гипотезы сталкиваются в борьбе за общественное мнение в атмосфере всеобщей ажитации, граничащей с массовой паникой. В статую врезался летящий предмет. Нет, ничего в нее не врезалось, просто эрозия зашла дальше, чем думали. Ну, чиновники-то знали, просто помалкивали. Спаситель был в отличном, нет, в идеальном состоянии. Никакой ветер не способен вот так взять и свалить глыбу весом в тысячу тонн. Да она упала бы от первого чиха.
Споры о "падении Спасителя" набирают обороты, оттесняя новости об урагане на задний план. Какой-то мулла из радикальных исламистов объявил его "карой Аллаха", после чего события стали развиваться по хорошо знакомому сценарию - гневные протесты, ответные нападки, угрозы смерти. Волна антиисламских митингов катится по всему миру, наталкиваясь на встречную - антихристианских демонстраций с публичными сожжениями крестов: война идеологий, вспыхнувшая из-за упавшего куска камня. Дебаты - об опасностях идолопоклонства и об опасностях религий как таковых, и буквализма, и искусственного нагнетания паники. Снова и снова, вместе с миллионами других, смотрю, как падает Иисус.
Время идет, мало-помалу наступает отрезвление. Падение статуи, не повлекшее ни одной жертвы, наконец вернулось в контекст разрушений, вызванных погодой. К тому времени, когда ураган "Стелла" завершает свой двухдневный кровавый поход, число унесенных им жизней близится к четырем тысячам. На снятых с воздуха кадрах тянутся бесконечные руины жилых кварталов, промышленных зон и многокилометровых фавел, заваленных трупами и подсыхающим мусором. Агентства помощи пострадавшим делают все возможное, чтобы не допустить эпидемий, однако в новостях уже мелькают сообщения о первых случаях тифа. Видеть эти кадры невыносимо, но я знаю, что Бетани сидит у экрана, жует свою зеленую жвачку и впитывает все эти ужасы, будто отпускник, ловящий каждый луч солнца.
Наконец я дозваниваюсь до Фрейзера Мелвиля, который красноречиво настаивает: тот факт, что ураган "Стелла" ударил по Рио в предсказанный Бетани день, "статистически незначим". Всем известно, объясняет он, метеорология - наука неточная, основанная почти целиком на догадках. В Сети полно бредовых прогнозов, и очень может быть, что там-то и ловит свою рыбку Бетани. Нежданные-негаданные бедствия вроде "Стеллы" случаются сплошь и рядом. Кто угодно может притвориться, что якобы о них знал.
- Это то же самое, что пытаться предсказать, куда понесет взбесившаяся лошадь. Бетани просто повезло.
- Если тут можно говорить о "везении". Но как же ваш звонок? Мне показалось, вас что-то разволновало.