Но, пожалуй, больше всего на месте был хозяин кабинета. Такого профессора я видел впервые в жизни: ему наверняка и сорока еще не было. Жилистый, атлетического вида парень в элегантных очках, шикарном темно‑сером костюме «эври‑тайм», ярком, крупно завязанном галстуке с платиновой булавкой. И лицо, безусловно, «штучное» — я на него просто с завистью смотрел. Длинные соломенно‑желтые волосы, могучие булыжные скулы, чуть впалые щеки, несокрушимый гранит подбородка. А за продолговатыми стеклами очков, отливающих голубизной, льдились спокойные глаза умного, хорошо знающего себе цену мужчины.
И от всего этого человеческого монолита, свободно расположившегося в удобном кресле за сверкающей крышкой пустого письменного стола, веяло такой железной уверенностью, таким благополучием, такой несокрушимой решимостью сделать весь мир удобным для потребления, что я немного растерялся и сказал как‑то неуверенно:
— Вам должны были звонить обо мне. Я инспектор МУРа Тихонов…
— Очень приятно. Профессор Панафидин. Прошу садиться.
И я сразу обрел утраченную на мгновение уверенность, потому что из этого сгустка целенаправленной человеческой воли тоненьким голосом пропищала обычная людская слабость — рядовое маленькое тщеславие, ибо в традиционной формуле приветствия и знакомства я уловил горделиво‑радостное удовольствие от произнесенного вслух своего титула — символа принадлежности к особому кругу отмеченных божьим даром людей. И еще я понял, что профессорское звание Панафидин носит недавно.
Я уселся в кресло, протянул Панафидину криминалистическое заключение и отдельный листок с вычерченной экспертами формулой вещества, извлеченного из пивной пробки.
— Нам нужна ваша консультация по поводу этого вещества. Кем производится, где применяется, для чего предназначено.
Панафидин бегло прочитал заключение, придвинул листок с формулой и внимательно рассматривал ее; при этом он шевелил верхней губой и указательным пальцем двигал по переносице очки. Я разглядывал пока кабинет. На подоконнике лежала прекрасная финская теннисная ракетка, а в углу, рядом с вешалкой, белая спортивная сумка с надписью «Adidas» — предмет вожделения всех пижонов. Панафидин поднял на меня сине‑серые, чуть мерцающие, как влажный асфальт, глаза, спросил:
— А у вас что, есть такое вещество? — и мне показалось, что он взволнован.
— У меня — нет, — сказал я.
Я готов был поклясться, что Панафидин облегченно вздохнул. Отодвинув листок, сказал с холодной усмешкой:
— Ваши эксперты ошиблись. Это артефакт. — И снисходительно пояснил: — Искусственный факт, научная ошибка, небыль.
— Почему? — настороженно спросил я, совершенно отчетливо заметив растянутый на несколько мгновений перепад настроения Панафидина.
— Потому что такого вещества, к сожалению, еще не существует. — Панафидин кивнул на листок с эскизом формулы. — Эта штука называется «Пять‑шесть диметиламинопропилидендесять‑семнадцать‑дигидрооксибен‑зоциклогептан гидрохлората». Похоже на сильнодействующее лекарство триптизол, но, видимо, во много раз сильнее за счет аминовых групп…
— Как же вы можете запомнить такое? — с искренним недоумением спросил я.
— Во‑первых, я читаю по формуле, — усмехнулся Панафидин. — Во‑вторых, мы сами занимаемся этим. Довольно— давно. И, к сожалению, пока безрезультатно.
— То есть вы хотите сказать, что науке неизвестно это вещество?
Видимо, я сказал что‑то не так, потому что Панафидин снова — еле заметно — усмехнулся и пояснил:
— Химикам известно это соединение, но только на бумаге. Получить его, хотя бы лабораторно, «ин витро», нам пока не удается.
Получить его, хотя бы лабораторно, «ин витро», нам пока не удается.
— Чем же объясняется ваш интерес к этому соединению?
— По нашим представлениям, это транквилизатор гигантского диапазона действия. Существование такого лекарства могло бы произвести революцию в психотерапии…
— В чем отличие его от существующих транквилизаторов?
Панафидин задумчиво покрутил пальцем на столе зажигалку — красивую обтекаемую вещицу, похожую на кораблик, — внимательно посмотрел на меня:
— По‑видимому, вы в этих вопросах не совсем компетентны, поэтому я постараюсь упростить все до схемы. Суть состоит в том, что двадцать лет назад доктор Бергер выпустил из бутылки джина, которому ученые присвоили название «транквилизатор», то есть «успокаивающий». Началась эра прямого воздействия химии на психическое состояние человека. В целом это было исключительно своевременное открытие, потому что неизбежные вредные последствия научно‑технического прогресса — умственные перегрузки, бешеный поток информации, уровень шума, общий темп жизни — все стало обгонять способность нашей психики прилаживаться к переменам в мире.
Зазвонил телефон.
— Извините, — сказал профессор и снял трубку: — Панафидин у телефона. А‑а! Сколько лет, сколько зим! В наше время, чтобы дружить, надо или жить рядом, или вместе работать… Если хочешь, приезжай сегодня на стадион «Шахтер», там прекрасный корт… Нет, я на «Химик» не езжу — неинтересно. Ну и отлично! До вечера, обнимаю. — Панафидин опустил трубку на рычаг и без малейшей паузы продолжил: — Результатом отставания нашей психики от прогресса явились нервные перегрузки, депрессии, необъяснимые страхи. И тут появились транквилизаторы, снимающие подобные явления. Естественно, что они стали широко применяться во всем мире…
Я перебил Панафидина:
— На какие органы воздействуют транквилизаторы?
Панафидин чиркнул зажигалкой, закурил сигарету, подул, отгоняя от себя синее облако дыма, затем не спеша сказал:
— На лимбическую систему — есть такая между большими полушариями мозга и его стволом. Грубо говоря, именно здесь рождаются человеческие эмоции. Так вот, после открытия Бергера химики, психиатры и психологи стали искать во всех направлениях аналогичные лекарства.
— Вы сказали: «химики стали искать». Что, подбирать на ощупь? — спросил я.
— Ну, не совсем так. Скорее, даже совсем не так. Конечно, элемент слепого поиска присутствует в любом эксперименте, но мы выбираем вещества одного класса и группы. И препарат мы ищем с заранее запрограммированными свойствами.
— И вот это, — я кивнул на листок с формулой, — должно реагировать по заданному механизму?
— Да, мы твердо рассчитываем на это. Но, к сожалению, вещество сие пребывает пока только в области наших научных планов и пожеланий. Интерес химиков и врачей к нему таков, что еще не полученное соединение уже окрестили — мы называем его метапроптизол. Вот только получить его еще никому не удалось, во всяком случае, по моим сведениям, а мы следим за всей мировой литературой по этому вопросу.
Я спросил:
— А почему вы считаете, что такое лекарство произвело бы революцию?
— Хм! Постараюсь объяснить популярно. Вы помните сказку про царевну Несмеяну?
— Ну?
— Царевна была печальна, удручена, несчастна. И никогда не смеялась. Потом явился Иван‑царевич, дал ей что‑то, волшебную ягоду, что ли, не помню. И Несмеяна засмеялась. Улавливаете?
— Нет пока…
— Мифы основаны на важных истинах. Девочка Несмеяна была психически больна. Иван‑царевич дал ей какой‑то неведомый транквилизатор — и она выздоровела.